совсем как два метронома
Название: Унисон
Автор: Трегги Ди
Бета: неа.
Фэндом: Sherlock BBC
Пейринг: ГЛ/МХ или ГЛ, МХ (в зависимости от степени вашего оптимизма)
Рейтинг: PG (за кровавые подробности)
Жанр: драма, романс
Дисклеймер: коммерческой выгоды не извлекаю
Саммари: Майкрофту нужна помощь, о которой он никогда не попросит. Грега не нужно просить. Кто кому помогает, толком не разобрать. Главное – помогают.
Размер: миди
Статус: закончен
Предупреждение-1: там, в конце – это не кейс, это неуклюжая попытка выкрутиться. Не ищете в нем логики.
Предупреждение-2: ООС персонажей, наверное
1
В общем-то, я знал, что здесь его встречу. Может, не на все сто процентов был уверен, но если я хоть что-то смыслил в Майкрофте Холмсе, он должен был оказаться на Бейкер-стрит. Его машина стояла у обочины противоположного тротуара, аккуратно припаркованная. Окна были темными, непроницаемыми. Уверен, Майкрофт таращился на крыльцо и выкрашенную дверь с черными цифрами 221.
Я перешел дорогу, озираясь, чтобы не угодить случайно под колеса какого-нибудь такси. Постучал в темное стекло. Немного подождал и постучал снова, настойчивей. Никакого ответа. Тогда я взялся за ручку дверцы и дернул на себя, еще, еще, и еще раз. Внутри машины щелкнул замок, дверца распахнулась. Майкрофт глядел на меня с напускной, усталой ненавистью.
– Что? – спросил он.
– Подвиньтесь, – я помахал рукой, и он, скривив губы, тяжело переместился вглубь салона. Я юркнул в машину, закрыл дверь. – Значит, водителя у вас еще не отобрали?
– Это ваш способ попросить довести?
Я кивнул. Для начала сгодится. Машина бесшумно (меня всегда восхищала эта бесшумность) отчалила, и я успел кинуть один взгляд в окно, на опустевшее жилище на Бейкер-стрит. Из-за темного стекла мир вокруг выкрашенной двери казался еще более черно-белым, чем обычно.
***
После самоубийства Шерлока журналисты с цепи сорвались. Сначала писали, что Шерлок – обманщик, фальшивый гений, пустое место. Потом – будто бы он был злодеем, маньяком и психопатом, чуть ли не главой всей преступности Лондона. Потом выставили его несчастной жертвой, а самоубийство вовсе не таким самоубийством, каким оно должно было казаться простым обывателям.
О Шерлоке много говорили. Его сайт оказался заблокирован, блог Джона – перманентно заморожен, возле могилы на кладбище ошивались разные подозрительные личности вроде чокнутых фанатов, студентов-документалистов, а еще там будто бы собрались все бездомные города. Невозможно было купить газету, чтобы не увидеть на первой полосе очередной скандальный заголовок с именем Холмса. Шерлок при жизни никогда не был так знаменит; оказывается, для того, чтобы привлечь внимание, достаточно было прыгнуть с крыши.
Потом взялись за Холмса-страшего. Мне всегда казалось, что Майкрофт недосягаем, иногда я даже думал, что он невидим для других, вроде нашего с Шерлоком общего воображаемого друга (впрочем, не совсем друга). По крайней мере, я был уверен, что с прессой-то он справится.
Черт возьми, я же видел его после опознания. Можно было догадаться, что ни с чем он не справится в ближайшее время! Но я об этом не подумал. У меня было свое горе.
И вот уже о Майкрофте появлялось все больше информации в газетах. Оказывается, у скандального детектива был старший брат! Оказывается, он занимал высокую должность! Оказывается, они не ладили! Тут же появилась куча «очевидцев», «друзей семьи» и «близких приятелей Шерлока» – честное слово, это Шерлока-то! Дело получило новый поворот. Публика, уже начавшая скучать, оживилась.
Последний заголовок, который я переварил только сегодня утром: «Новая история Каина и Авеля: мотивы (само?)УБИЙСТВА».
Недавно мне стало известно, что в связи со всей этой шумихой и провокациями незначительная должность Майкрофта в правительстве стала куда более незначительной. Конечно, со мной подобной информацией никто не делился, но начальник намекнул, что мистер Холмс больше не станет оказывать давление на работу Ярда. Что он вообще ни на кого больше давления не окажет.
Черт знает что такое.
Еще начальник сказал, что теперь, «без Холмсов», в отделе можно будет навести порядок. Мне хотелось рассмеяться или ударить его, но вместо этого я просто взял недельный отпуск за свой счет. Надо было уладить кое-какие дела.
***
Мы ехали в молчании, Майкрофт глядел в другую сторону, отвернувшись от меня. Я ни о чем не думал. Когда машина плавно остановилась у моего дома, я не пошевелился. Майкрофт повернулся ко мне, вопросительно поднял брови. Бледный, с тонкими бровями и четко очерченными губами, он был до жути похож на театральную маску. Ту, которая изображает трагедию.
– Приехали, выходите, – сказал я. Майкрофт покачал головой.
– Это уже лишнее, мистер Лестрейд.
Мне было лень спорить, так что я просто упрямо уставился на него и даже, кажется, взял его за руку. По крайней мере, сделал что-то странное и тут же выкинул из головы, потому что в объективной реальности не может существовать меня, держащего за руку Майкрофта Холмса, а противоречия приводят к психозам, я читал. Поэтому я быстро его выпустил и продолжил сверлить взглядом, а Майкрофт уставился на свою кисть, слабую и бледную, лежащую на остром колене, а потом вышел из машины.
Я боялся, что он сбежит, поэтому поспешил открыть дверцу со своей стороны и выбраться наружу. Конечно, влез ногой в лужу.
Когда входная дверь распахнулась, Майкрофт растерянно замешкался, но я втолкнул его внутрь.
– Проходите, проходите. Здравствуй, Мэгги, ну как дела?
Мэгги сидела с моей дочкой, когда мои скромные два-дня-в-неделю оказывались урезаны работой или делами. Я ненавидел уходить по выходным, и Бетс тоже ненавидела, когда я уходил, но с Мэгги они ладили. Наверное, потому что Мэгги сама ненамного ее старше – все эти девицы до двадцати пяти кажутся мне маленькими девочками, будь у них хоть десять татуировок на теле и парочка трансцендентальных опытов. Мэгги, к счастью, была умницей – студентка факультета Востоковедения, жвачку жевала с закрытым ртом, пила травяные чаи и ни разу при мне не использовала всякие крепкие словечки. Требования к няньке у меня невысокие, но я считаю, с Мэгги мне повезло.
– Все отлично, – она улыбнулась Холмсу, развернулась и ушла в гостиную, покачивая бедрами. Майкрофт проводил ее взглядом, пока я снимал плащ.
– Раздевайтесь, – велел я, вытаскивая из-под шкафа для него тапочки. – Извините, обувь придется снять. В доме ребенок.
– Ваша дочь, я знаю, – отстраненно кивнул Холмс. Он все еще был словно замороженный. Я начинал скучать по его богатым интонациям и выразительной мимике.
– А это Мэгги, няня, – пояснил я, глядя, как Майкрофт влезает в мои тапочки.
В гостиной я усадил Майкрофта в кресло, и он застыл, глядя на свои колени. Мэгги выключила телевизор, перевела взгляд с него на меня и обратно, а потом сказала, что ей уже пора.
– Останься на ужин, – попросил я, но Мэгги покачала головой. С одной стороны, я был рад ее тактичности, с другой – понимал, что вот уйдет она, а мне придется как-то поддерживать беседу с отрешенным Холмсом. А я не был уверен, что он станет меня слушать, и уж точно не был уверен, что смогу что-нибудь ему сказать. Что-нибудь, что поможет.
Я проводил Мэгги до двери и заглянул к Бетс в комнату.
– Привет, бука.
Бетс с утра на меня обиделась за очередную ерунду: я куда-то задевал ее синий фломастер из набора, использовал как закладку для книги, но хоть убей, не помню, какой. Бетс обижалась постоянно, совсем как ее мама. Иногда мне казалось, Бетс просто в нее играет – повторюшничает. Но если вечно надутые губы дочки меня умиляли, то с бывшей женой это было скорее очередной причиной раздражения.
– Эй, я пришел! Ну, кто меня обнимет?
Бетс бросила игрушки и поковыляла ко мне. Я заметил на ее губах блестки – значит, она снова попросила Мэгги накрасить ее. Для пятилетней Бетс была просто ужасной кокеткой.
– Я сделала лягушончика, – прошептала Бетс мне на ухо, когда я наклонился обнять ее.
– Лягушонка. Покажешь?
Она важно кивнула, побежала к кровати, где на моей книжке – насколько я мог судить издалека, это был Томас Манн – пестрели разноцветные зверята из пластилина.
– Вот, лягушончик! – сказала Бетс, подхватив самого, на ее взгляд, удачного. – Вот, смотри! Нравится?
– Нравится, – сказал я честно. – А хочешь есть?
– Хочу!
– Тогда пойдем.
Мы вышли в гостиную. Бетс с любопытством посмотрела на Майкрофта, Майкрофт по-прежнему глядел перед собой пустым взглядом. Я не знал, как их представить, поэтому не сказал ничего. Я взял Бетс с собой на кухню и принялся строгать картошку, чтобы быстренько ее поджарить. Бетс наблюдала пару минут, а потом ушла играть. Я мог представить, как Бетс сначала тихо и опасливо играет на краю дивана, перетаскивая на него куклы и представляя, что это остров. Все ближе сдвигается к другому концу, возле которого кресло. И наконец, прекращает коситься на Майкрофта, слишком увлеченная игрой, чтобы беспокоиться о присутствии постороннего.
Картошка была готова, стол накрыт, и я позвал всех ужинать.
– Папа, а почему он ничего не ест? – спросила Бетс за столом, глядя, как Майкрофт вертит в пальцах вилку, глядя на кучку золотистого, поджаренного картофеля с брезглиовостью.
– Он просто стесняется, – пояснил я Бетс.
– Послушайте, это все слишком! – заявил Майкрофт, поднимаясь на ноги. – Это нелепо, и мне лучше уйти.
Мы с Бетс продолжили ужинать. Майкрофт, постояв немного, бессильно опустился на стул. Потом взял вилку и подцепил на зубчики кусочек картофеля.
После ужина Бетс пошла смотреть мультики, а я вымыл посуду. Майкрофт помог мне вытирать тарелки, мы не произнесли ни слова. Зато он снял свой пиджак и повесил его на спинку стула. В рубашке с закатанными рукавами он выглядел чуть более живым, чуть более настоящим.
Когда Бетс начала зевать, я отвел ее в ванную. Пока она там плескалась, разыскал сменную одежду и полотенце для Майкрофта. Из одежды подобрал самые удобные домашние брюки и рубашку с длинными рукавами, завис ненадолго, прикидывая, какой у Холмса размер. Он казался чуть полнее меня, с другой стороны, угадать его фигуру было почти невозможно под ладно скроенным костюмом-тройкой. Не то, что бы я когда-нибудь думал в этом направлении.
Чистое полотенце было только одно. Нет, два – одно с футболистами, другое с утками. Я выбрал с утками. Сложив все в стопку, отнес на диван в гостиную – как бы я ни был благороден, на кровать мое гостеприимство не распространялось. Моя кровать была почти единственным в мире ложем, после ночи на котором у меня не болела адски спина. Я возил кровать за собой по съемным квартирам, потому что понимал, что другой такой, идеально продавленной, найти не смогу.
Я вытащил Бетс из ванной, замотал в большое мягкое полотенце и отнес в ее комнату. Сначала она засыпала буквально стоя, и мне пришлось убрать за нее игрушки и расстелить ей кровать, потому что она слишком устала – но стоило укрыть ее одеялом и шагнуть к выключателю, Бетс принялась меня убалтывать, хихикать, баловаться и уговаривать рассказать сказку. В конечном итоге я просидел с ней до десяти, нарушив наше правило – слишком уж виноватым себя чувствовал за то, что оставил ее почти на весь день сегодня.
Когда она, наконец, заснула, я вернулся к Майкрофту. Он снова занял кресло в гостиной и глядел на стопку одежды на диване так, словно она была его личным врагом.
– Что происходит? – спросил Майкрофт безумно усталым голосом. – Что вы задумали, мистер Лестрейд?
– Ничего особенного, – пожал я плечами. – Поживите у меня немного.
– Зачем? – спросил он обескуражено.
– Просто… мне кажется, вам надо взять перерыв. Спрятаться на некоторое время.
– Мне не нужно прятаться, – вот теперь он начинал сердиться.
– А я думаю, нужно. Всем временами хочется спрятаться. Чем вы отличаетесь?
– Я не собираюсь прятаться в вашем доме! Это бессмысленно. И вызовет новую волну сплетен. Почему вы считаете, что готовы к этому? Зачем вам ввязываться в эту историю?
– У вас сейчас тяжелые времена, Майкрофт…
– Не надо про тяжелые времена, – резко перебил он. – Не советую развивать эту тему.
Я помолчал. Потом кивнул.
– Ладно, как хотите. Я – спать. Диван в вашем распоряжении. Если Бетс ночью пойдет в туалет или выпить воды, не пугайтесь.
– С какой стати мне…
– Спокойной ночи.
Он сгорбился в кресле, растирая виски.
– Спокойной ночи, – пробормотал он глухо.
2
На следующее утро я встал раньше всех. Приготовил халтурный завтрак для Бетс – она способна съесть что угодно, если нарисовать на этом рожицу сгущенкой или шоколадной пастой. Поднял Бетс пораньше – надо было успеть довезти ее к матери до начала ее рабочего дня, каким-то чудом миновав пробки. Если бы не техника безопасности, купил бы мотоцикл и катал бы на нем дочку – думаю, это было бы «мэгга-круто», как выражается Мэгги.
Бетс по утру, как обычно, считала ворон, так что приходилось контролировать ее во всем, начиная от чистки зубов и заканчивая сбором любимых игрушек в сумку. Когда мы шли через гостиную, я прижал палец к губам, и Бетс, умница, совсем не шумела. Майкрофт спал на диване, зарывшись лицом в подушку, одна нога торчала из-под одеяла и касалась ковра. Он спал как человек, который очень долго искал ночлег.
Я отвез Бетс домой, а когда вернулся, Майкрофт уже сидел на кухне, наряженный в безупречно выглаженную рубашку (непонятно, кем именно), и читал газету (неизвестно, где взятую). Когда я зашел на кухню, он поднял на меня взгляд и тут же снова вернулся к чтению новостей, словно нет ничего обыденней, чем завтракать вместе, в моей тесной светлой кухне. Я занялся яичницей, а Майкрофт приготовил кофе, щедро сыпанув растворимого порошка. Сделав глоток, он даже не поморщился, проявляя невиданную выдержку и безукоризненную вежливость (или просто не различая вкуса). Кружку Майкрофт себе выбрал с синими человечками; вообще-то это была любимая кружка Бетси, но я не стал ничего говорить.
Мы позавтракали молча – он читал, а я мрачно таращился на повернутую ко мне страницу с погодной сводкой и анекдотами. Мне даже знать не хотелось, какую очередную сенсацию поместили на первую полосу. Я ждал реакции Майкрофта – вздоха, злости или стыда, но он читал с такой невозмутимостью, словно про Шерлока в газете не было вообще ни слова. Дочитав все, что его интересовало, он сложил газету вчетверо и убрал на подоконник, за цветочный горшок с засохшим кактусом. Это был вполне красноречивый жест.
– Мне надо будет съездить по делам, – сказал я, когда тарелки опустели, и мы с Майкрофтом бессмысленно подносили к губам пустые чашки. Стоило мне нарушить молчание, как секундный уют исчез, стало неловко, и я даже на себя разозлился. Майкрофт медленно закрыл глаза и снова их открыл, будто кивнул ресницами.
– Вам не нужно отчитываться о ваших передвижениях, – сказал он. – Хотя с вашей стороны было очень любезно оставить мне утром записку.
– Я подумал, не слишком-то приятно просыпаться в чужом пустом доме.
Майкрофт поглядел в окно, потом на кактус.
– Чем будете заниматься? – спросил я.
– Работой, полагаю, – вздохнул Майкрофт, и я чуть было не ляпнул: «Какой еще работой? Вас разве не уволили?» – но к счастью, сдержался. Хотя мог бы и не сдерживаться – наверное, у меня все на лице было написано, потому что Майкрофт сухо добавил:
– По крайней мере, попытками ее сохранения.
– Можете занять мой компьютер, он допотопный, правда, но с выходом в интернет.
– Хорошо, спасибо, – Майкрофт вышел из кухни, а я схватил газету, чуть не перевернув горшок. Развернул и уставился на заголовок: «Шерлок Холмс ЖИВ??? Шокирующие факты: где скрывается гениальный сыщик от мести могущественного брата?». Я услышал скрип половиц и быстро перевернул газету, уткнувшись носом в кроссворд. Майкрофт застыл за моей спиной. Потом произнес безразличным тоном:
– Унисон.
– А? Вы о чем?
– Семь по горизонтали. «Равенство частот двух источников звуковых колебаний». Унисон.
– А, спасибо, – я похлопал себя по карманам в поисках ручки. Майкрофт фыркнул и бесшумно удалился.
***
Я, конечно, попал под ливень, и пришлось отсиживаться в пабе, где крутили фольклорные песни. Подходя к дому, увидел на тротуаре чью-то потерянную черную перчатку. Она разбухла от воды и казалась отрубленной рукой, зловещей и предостерегающей.
Майкрофт негромко, но эмоционально разговаривал с кем-то по телефону, закрывшись в моей спальне. Я не стал подслушивать, завалился на диван и начал переключать каналы в бешеном темпе, так, чтобы разрозненные картинки сериалов, новостей, рекламы и мультфильмов слились в одну пеструю ленту. Вскоре появился Майкрофт, он швырнул телефон в кресло, а сам рухнул на диван, не рядом со мной, но и не слишком далеко.
– Как успехи? – сочувственно спросил я. Майкрофт тяжело вздохнул, сжимая пальцами переносицу. Потом покосился на меня.
– Давайте не будем говорить о моей работе.
– Вы не сказали «бывшей работе» – мне кажется, это хороший знак! А потом, увольнение – это еще не конец света... Всегда можете устроиться в Макдональдс, если покажете себя с хорошей стороны.
Майкрофт кисло улыбнулся, наказывая меня своей улыбкой за мое хромое чувство юмора. Я развел руками: «делаю, что могу».
– Вообще-то, вы правы. Я совсем не хочу слушать о вашей работе. Мало того, что после разглашения вам придется меня убить, так еще мне почему-то кажется – вы и так слишком часто думаете об этом. Наверное, нам нужно установить правило: пока вы здесь, никаких разговоров о работе.
Майкрофт кивнул, соглашаясь.
– О чем же мы будем говорить? – уточнил он негромко. Я пожал плечами. Я знал о чем, просто не был уверен, что стоит произносить это вслух. Но, в конце концов, вспомнил, что у меня тоже есть яйца.
– О Шерлоке. Мы будем говорить о нем.
– То есть, вы считаете, что о нем я думаю недостаточно часто? – ровно уточнил Майкрофт, и мне тут же стало ужасно стыдно. Я не это имел в виду, я не хотел, чтобы так прозвучало.
– Я не это имел в виду, я не хотел…
– Забудьте.
– Хватит меня перебивать!
– О, прошу прощения. Но этим я оказываю вам услугу: меньше законченных фраз – меньше озвученных глупостей.
– Только вы способны так нагло оскорблять человека в его собственном доме!
– Вы практически силой затащили меня сюда. Какое гостеприимство, такая благодарность!
– С моим гостеприимством все в порядке, а вот вы точно забыли значение слова «благодарность».
– Если называть гостеприимством горку пережаренного картофеля и скрипучий диван…
– Я так и знал, что вы мне мстите за диван! Вы просто затаили злобу, и теперь…
Он рассмеялся. Я тоже улыбнулся. Майкрофт растерянно умолк, как только услышал собственный смех, и даже взметнул руку к лицу, будто собирался закрыть рот ладонью. Но не закончил этого движения и неловко попытался замаскировать его, поправив ворот рубашки.
– И что не так с моим картофелем? – добавил я неловко в наступившей тишине. Майкрофт выдохнул, глядя на экран, где беззвучно мелькали картинки.
– Однажды я избил Шерлока, – сообщил он задумчиво. – В детстве. То есть, это не было избиением, мы подрались, и он давал сдачи… но я победил. Я был старше и… тяжелее. Мамуля сказала, что за этот поступок я буду испытывать стыд до конца моих дней. Разумеется, ничего подобного больше не повторялось – я не опускался до рукоприкладства, да и Шерлок предпочитал бить словом. У него всегда это отлично выходило. Но в тот раз он заслужил хорошую трепку, и я рад, что вышел из себя настолько, чтобы ударить его. Я не горжусь этим, но и не жалею.
Я кивнул, старательно глядя на экран, чтобы не смотреть на Майкрофта (он, тем временем, разглядывал дырку в диванной обивке, след от горящей сигареты).
– Как же мне хотелось ему врезать! Как часто! – сказал я искренне. Майкрофт вздернул уголок губ.
– Я вас понимаю. И поверьте, отчетливо могу себе представить. Но я рад, что вы воздержались от применения подобных мер – боюсь, это стало бы вашим последним действием в чине инспектора.
– Вы бы меня повысили до министра обороны, – хмыкнул я. Майкрофт покачал головой, возведя глаза к потолку.
Потом мы смотрели телевизор. Без звука, потому что я за каким-то чертом отключил его пару месяцев назад, и до сих пор не сообразил, как это исправить. В тишине все эти яркие, рекламные кадры из чужих жизней казались громкими, почти вопящими всем – красками, улыбками, блеском. Майкрофт задремал, запрокинув голову на спинку дивана, а я досмотрел серию «Исцеляющей Любви», полную пощечин и крупных кадров – судя по движению губ и интенсивности пощечин, Рико все-таки переспал с лучшей подругой Марчеллы.
***
Вечером снова начался дождь. Я грелся кофе с коньяком – дешевый кофе с дорогим, подаренным когда-то потерпевшим, коньяком, рождало в груди тепло и какую-то спутанность, будто туда поместили моток раскаленной медной проволоки. Майкрофт решал кроссворд, нацепив абсолютно дурацкие очки для чтения.
– Что ты думаешь о новой сенсации? – спросил я, когда проволока в нем раскалилась добела.
– А что я должен о ней думать? – неохотно произнес Майкрофт.
– Я хочу сказать… в смысле… это же Шерлок. От него всего можно ожидать! Даже…
Я пригубил кофе, поморщился.
– В смысле…
Майкрофт вздохнул.
– Вы спрашиваете, мог ли он выжить?
Я уткнулся носом в оконное стекло.
– Я спрашиваю, как ты считаешь, а не как на самом деле.
– Я был на опознании, – напомнил Майкрофт.
– И… это действительно он?
Майкрофт долго молчал, вырисовывая символы в пустых квадратах кроссворда. Потом сказал напряженно:
– Я… плохо помню. Это довольно бессмысленное мероприятие – посмертное опознание. Вряд ли кто-то способен трезво мыслить в такие моменты. Я… он лежал на столе… у него почти не осталось лица. Пробит череп. Нижняя челюсть раскрошена, щека в клочья. – Майкрофт говорил невнятно, еле ворочая языком. Взгляд был прикован к газетной странице. Я повернулся к нему, за моей спиной лил дождь. – Я помню только раны, не лицо. Но это был мой брат. Его одежда. Его волосы. Я опознал. Сказал им, что требуется в таких обстоятельствах. Чтобы это закончилось. Мне было нехорошо.
Я помнил, как Майкрофт вышел оттуда. Шерлока привезли в Ярд, и мне хотелось увидеть Молли. Я беспокоился за нее. Тогда я больше думал о ней, чем о Шерлоке. До меня еще не дошло, что все это случилось, что это правда.
Майкрофт практически вывалился из комнаты. Его обычная грация, осанка, важность куда-то делись. Казалось, у него подгибаются ноги – а может, так оно и было. Он сжимал зонт, обхватив пальцами чуть ниже ручки, будто собирался использовать его как дубинку, а не как трость. Я поспешил к нему навстречу по коридору, но к нему уже шагнула помощница. Она что-то спросила, и Майкрофт покачал головой, а потом они ушли. Меня не заметили.
Я так и не зашел туда; в конечном итоге, я предпочел отфильтровать этот ужас чьим-то чужим восприятием. Называйте это трусостью, если хотите.
Позже я подошел утешить Молли, и она вела себя странно, потом я отправился утешать Салли, она до сих пор каменела, стоило кому-то при ней заговорить о Шерлоке, а все эти газетные статьи были для нее настоящей пыткой. Она даже собиралась с кем-то судиться, вроде бы, но мы все в отделе сказали ей, что это глупая идея. Салли, похоже, тоже любила ублюдка.
За окном громыхнуло, и я побежал в спальню выключать компьютер – очередного скачка напряжения мой старичок бы точно не выдержал. Когда я вернулся на кухню, Майкрофт уже взял себя в руки. Он закончил решать кроссворд, я налил ему коньяка.
– На сколько дней я могу остаться? – спросил Майкрофт.
– Пока не надоест, – ответил я.
Так мы стали жить вместе.
3
Мы отлично уживались. Через два дня я вышел на работу, домой возвращался под вечер; Майкрофт, кажется, днем делал важные звонки и работал на компьютере, а к моему возвращению что-то готовил. Я шел домой, пытаясь угадать, что это будет сегодня – рагу с кроликом, ризотто, спагетти с креветками или тыквенный суп... Никаких ассоциаций с любящей женушкой не возникало – хотя бы потому, что моя жена ничего сложнее замороженной пиццы приготовить не могла, да и с нее временами забывала снять полиэтилен.
Помощница Майкрофта – не Антея, другая – привезла ему кое-какие вещи и толстую папку с бумагами, в которую я ни разу не заглядывал. В ванной теперь была целая стопка скучных белых полотенец, как в гостиной, но я все равно подсовывал Майкрофту полотенце с утятами – это его смешило. Еще в моей квартире появилась кое-какая техника, в том числе – роскошная кофе-машина и музыкальный центр с миллионом кнопочек. Иногда днем, работая с отчетами в кабинете, я представлял себе Майкрофта, вытанцевывающего круги по моей гостиной под какую-нибудь «I will survive».
Он по-прежнему спал на диване и пил из кружки Бетс. Когда на следующие выходные я снова забрал Бетс домой, она ни слова не сказала, безропотно позволив Майкрофту отвоевать кружку, хотя обычно закатывала скандал, стоило кому-нибудь притронуться к ее вещам. Майкрофт с Бетс почти не общался, только пару раз ответил коротко и сухо на ее вопросы, и я отвлек дочку, чтобы не доставала мистера Зануду. Потом до меня дошло, что Майкрофт, наверное, боится детей – по крайней мере, точно не умеет с ними обращаться. Я был только рад, что Майкрофт не прилагал никаких усилий, чтобы установить с Бетс контакт. Ведь когда он прилагает усилия, чтобы понравится, он действительно выглядит пугающе. От его гнусной, кривой улыбки я сам в первый раз чуть не разрыдался, могу представить, как бы перепугалась Бетс!
Как настоящий воскресный папа, я повел Бетс в кино, и Майкрофта тоже позвал, но он категорически отказался. «Во-первых, – сказал он, – вам нужно побыть с дочерью, я буду только мешать. И во-вторых, сейчас мне не стоит появляться в людных местах. Вы ведь не хотите увидеть свою фотографию завтра в газете, верно? И тем более, вмешивать в это дело дочь».
Но потом, через пару недель, Майкрофт начал оттаивать. Бетс к нему уже совсем привыкла, и иногда переносила игрушки на его колени, пока он сидел в кресле. Там и играла, прыгая мягким львом по подлокотникам, коленям, мешая читать очередную Важную Бумагу. Майкрофт морщился, недовольно вздыхал, сопел и кряхтел, но ни слова не говорил. Они с Бетс относились друг к другу с опасливым терпением, а я наблюдал за этим с улыбкой. Мы ужинали втроем за одним столом, и Бетс болтала ногами, и говорила:
– Бет, Бетти, Бетси, Лиззи, Элиза, Лизабет, Элизабет, Элизабет Лейстред-Карвелл!
Майкрофт придвигал к ней корзину с булочками, а я подкладывал овощей.
Майкрофт готовил просто великолепно. Мои жалкие потуги казались совсем несъедобными на фоне его шедевров; вообще-то, это было нечестно, ведь мне приходилось выбирать из того, что было в холодильнике, чтобы состряпать завтрак или ужин, а Майкрофт просто-напросто набирал номер, и через полчаса доставщик уже волочил огромные пакеты на кухню. Я не понимал, почему, если уж ему хочется тратить дикие деньги на доставку, не заказывать ресторанную еду? Когда я спросил об этом, Майкрофт посмотрел на меня снисходительно, собрав складками лоб.
– Ресторанная еда? Это даже звучит печально.
Ему нравилось готовить. Мне нравилось есть то, что он приготовил. Все счастливы.
Он преображался, когда был на кухне. Двигался так, будто танцует. Вдохновенно так. Спина прямая, локти прижаты к бокам, пальцы порхают над исходящей паром кастрюлей. Пахло специями, а не горящим подсолнечным маслом, как это обычно бывало на кухне. Когда я приходил с работы пораньше, я имел возможность наблюдать за этим представлением. Сидел за столом, подперев щеку кулаком, и глядел, как Майкрофт кружит по кухне. Рассказывал то да се, все, что успел занести в мысленный каталог «поделиться с Майкрофтом» за день.
Как-то спросил:
– Тебе же это нравится, верно? Ты прямо кайфуешь.
Он как раз мыл томаты, идеально-круглые, будто из рекламы кетчупа.
– В детстве я мечтал стать шеф-поваром, – поделился он.
Я удивился, потому что думал, что Майкрофт с детства мечтал стать Самым Главным. Я мог его представить, щекастого, рыжего, хмурого малышка в коляске: уже Большой Босс, хотя еще толком разговаривать не научился.
Как-то незаметно подошло Рождество. Это было первое Рождество без Шерлока, без Бейкер-стрит. Я думал, будет невыносимо, но нет – никакого массового психоза, никаких рыданий. Даже газетчики поутихли, одну и ту же сенсацию нельзя гонять вечно. Все прошло спокойно. Днем я работал, потом – звонок Бетси, вечером мы с Майкрофтом немного выпили и посмотрели дурацкую, душещипательную рождественскую мелодраму по телевизору. Я подарил Майкрофту шахматы, он тоже приготовил мне подарок. Я жутко боялся, что он купит что-нибудь неприлично дорогое, вроде какого-нибудь свитера от Кельвина Кляйна, или кто там их вяжет из дизайнеров.
Майкрофт подарил мне штопор.
***
После этого мне, конечно, пришлось чаще покупать вино, а Майкрофт был вынужден научить меня играть в шахматы. Я кое-что умел, просто играл в последний раз еще в детстве.
По вечерам мы теперь садились в кресла, захватив бокалы с вином, и, как умники, убивали время за шахматными партиями. Я с каждым разом все больше входил в раж – мне нравилось загонять Майкрофта в угол, рубить его фигуры. К потере королевы он относился особенно болезненно. Но иногда он мне поддавался – может, из жалости, а может, от скуки.
Как-то Майкрофт сказал, что политика подобна шахматам. «Важно уметь вовремя проиграть, чтобы сохранить доску». Судя по его снисходительному, важному тону, дела шли на лад. Время от времени он теперь куда-нибудь уезжал на своем блестящем черном автомобиле, но к вечеру возвращался. А еще теперь постоянно трезвонил его телефон, иногда даже среди ночи. Я слышал, как Майкрофт босиком крадется на кухню, чтобы вполголоса обсудить какие-то жутко секретные дела. Лежал на кровати с открытыми глазами и прислушивался, но слов было не различить. Когда Майкрофт возвращался (бесшумно), и диван скрипел (оглушительно), я закрывал глаза.
Мы часто говорили о том, о сем. Я рассказывал ему про родителей, про бабушку, про бывшую жену, про работу. Майкрофт любил вспоминать учебу в университете, часто говорил о странах, в которых побывал. Как-то упомянул, что раньше собирал почтовые открытки – когда только начал ездить по свету; но потом забросил это дело. Он сказал, что ему это надоело – слишком часто приходилось путешествовать, и это стало обычным делом. Но думаю, тут дело было в другом. Смысл в этих открытках с видами, если их некому послать?
Иногда мы говорили о Шерлоке. Довольно часто.
Майкрофт «оттаивал». Он уже не выглядел таким измученным и бессильным. Снова начал командовать, давать навязчивые советы, совать всюду свой длинный нос – к счастью, пока еще не слишком активно. Иногда улыбался, впрочем, не слишком искренне. Выпал из спячки – первые дни он спал почти сутками, будто после тяжелой болезни, а теперь все чаще по ночам я слышал, как хлопает дверца холодильника и шумит кофе-машина.
В очередную субботу мне пришлось срочно уехать по делам, и я вызвал Мэгги. Она согласилась прогулять занятия, чтобы посидеть с Бетс – я не хотел просить Майкрофта приглядывать за ребенком. Он как-то обмолвился, что не любит детей; тут же поправился, кинув на меня быстрый взгляд: «Разумеется, речь не идет о твоей дочери». Но это было просто вежливостью – Бетс была особенной для меня, а для Майкрофта она была всего лишь обычным пятилетним ребенком. Бетси, что забавно, от Майкрофта была в восторге. Она обожала меня – еще бы, все ворчание, запреты и серые будни доставались матери, а я забирал ее по выходным в волшебный мир сказок, какао в постель, парков, кино, подарков и прочих радостей жизни! Майкрофта она восприняла примерно как поход в кино или аквапарк – еще одной привилегией. К тому же, он действительно вкусно готовил, а я научил его рисовать для Бетс рожицы кетчупом или сгущенкой, в зависимости от блюда.
В тот раз я вернулся под вечер, и Бетс снова дулась на меня за то, что мы потеряли целый день, Майкрофт листал книгу, вполглаза следя за беззвучными страданиями рыбки из мультика. Бетси смотрела «В поисках Немо», сидя на ковре перед телевизором и треская грушу. Мэгги немного поворчала, мол, я зря выдернул ее с занятий.
– Мистер Холмс и Бетси обалденно поладили, – заявила она мне довольным тоном, и прибавила шепотом: – Бетси даже ела капусту! – и это, конечно, было чудом.
На ужин Мэгги снова не осталась.
– У меня вечером встреча, мистер Джи, – сообщила она чуть насмешливо. Майкрофт, который умудрялся делать три дела одновременно, удивленно поднял брови. Я сам упросил Мэгги придумать мне прозвище, когда только нанял ее. «Так ведь вы делаете, молодые? Придумываете разные дурацкие прозвища своим начальникам и учителям. Так вот, я хочу, чтобы ты придумала для меня что-нибудь по-настоящему крутое!». Но с фантазией у Мэгги было туго, так что пришлось довольствоваться «мистером Джи».
Я проводил Мэгги до двери, и она спросила:
– Ну что, как думаете – он теперь тоже станет вас так называть?
– Это вряд ли, – фыркнул я. Мы еле-еле перешли с Майкрофтом от «мистера Лестрейда» к «Грегори», а в ближайшее время я собирался добиться от него «Грег».
– Вы с ним типа встречаетесь? – уточнила Мэгги небрежно. Я покачал головой. Начну возмущаться, как Джон, и она точно решит, что мы любовники.
– Неа, это просто обстоятельства. Не бери в голову.
– Ладно, – она пожала плечами, уже надев пальто и заматывая шарф на шее. – Но про него недавно в газете что-то писали. Вроде, он то ли гигантскую тыкву вырастил, то ли потоп предсказал – что-то такое, точно не помню.
После ее ухода я пересказал это Майкрофту, и он рассмеялся. И снова осекся, вспомнив, что смеяться больше не полагается. Смеяться, дышать полной грудью, есть пончики, наслаждаться жизнью и все такое – вряд ли он теперь имел на это право. По крайней мере, именно это я прочитал на его лице, прежде чем Майкрофт спрятался за книгой.
А на следующий день я повел Бетс в Луна-парк, чтобы как-то загладить свою вину. Теперь уже мы с ней вдвоем уговаривали Майкрофта к нам присоединиться, и он сдался. Вышло неплохо – Бетси каталась на всех аттракционах, куда пускали без родителей, а мы с Майкрофтом ждали ее у ограждения, рядом с толпой мамаш. Потом я купил Бетс шарик, но он тут же улетел – вечно она их упускает. Тогда я купил ей мороженое, и себе, и Майкрофту купил, но тот не стал. Бетс тоже свое не доела, она всегда хочет самую большую порцию, хотя ест как птичка. Пришлось мне за всех отдуваться. Мы дошли до небольшого пруда с утками и кормили их маленькими солеными крекерами. На обратном пути Бетс болтала, не умолкая, и уговаривала меня купить ей черепаху.
– Ну маленькую! Пап, черепашонку! Купи черепашонку! Черепашульку! Черепан… черепуш… пап, купи, ну пожалуйста!
Я был тверд, как скала.
– А мама сказала, ты купишь!
– Не верю я, что она так сказала!
– Ну, она сказала, спросить тебя! Чтоб ты сказал! Пап, купи!
– Если мама не разрешает, то и я не буду.
– Мама не разрешает, чтоб у нас! А ты купи, и пусть она с тобой живет! А я буду к ней приходить и играть!
– Хитрая, – я засмеялся, а Бетс обиженно вытянула губы трубочкой.
– Нууу, ты чего? Ему же можно! Пусть черепашонка тоже живет!
Так Майкрофт стал виновен в покупке черепахи.
***
Черепаха была ужасной. Я кормил ее салатом и капустой, а вообще она ела все. Но если была голодной, то бегала за мной по квартире и кусала за пятки. Я не подозревал, что черепахи умеют кусаться. И еще всегда считал их медленными. Сколько мифов оказалось развенчано! Самое печальное, что мне раньше действительно нравилось ходить босиком.
А вот Майкрофта черепаха почему-то не трогала, даже когда была в игривом настроении. Я допытывался у него, как он добился такого авторитета, а Майкрофт надменно заявлял, что просто даже животные чувствуют, из кого можно вить веревки, а к кому соваться бесполезно. И я, как дурак, верил его хвастовству, пока однажды своими глазами не увидел чудную картину: Майкрофт стоял на кухне, напряженный, как матадор в начале боя, а черепаха неслась к нему на предельной черепашьей скорости, разевая рот. Майкрофт брезгливо, кончиком зонта, удерживал ее на расстоянии. Аккуратно разворачивал на сто восемьдесят градусов. Черепаха упорно разворачивалась и перла на него, Майкрофт снова защищался зонтом. Я мог бы смотреть на это бесконечно, если бы не опаздывал на работу.
Так что это нас, конечно, сплотило – террор черепахового монстра. Бетс назвала ее Пушистиком. Зверюга ни разу Бетс не кусала, и вообще пряталась под кровать при ее появлении, но Бетс всегда ее находила и таскала за собой, как игрушку. Мы с Майкрофтом злорадно переглядывались, торжествуя хотя бы временной слабости нашего врага.
4
Я знал о Майкрофте больше, чем когда-либо хотел узнать, а он столько же знал обо мне. Не уверен, что на это я рассчитывал, когда приглашал его пожить в моей квартире; не знаю, что я себе представлял – может, что мы будем видеться дважды в день, за завтраком и ужином, говорить на нейтральные темы и сохранять вежливую дистанцию? Думаю, меня бы такой вариант не устроил. Правда, и то, что мы с Майкрофтом стали почти… друзьями… это тоже пугало. Потому что такой человек, как Майкрофт, меньше всего подходил на роль друга. Было слишком странно видеть, как на моих глазах серый кардинал, персонаж из шпионского боевика, безликий человек-костюм становится человеком. Я знал, какой он пьет чай, какого цвета у него носки и как он выглядит, когда спит. Я видел его после душа, видел его злым и подавленным, видел его довольным и расслабленным, доверяющим мне, забывшим про свои невидимые оградительные щиты, через которые раньше простым людям было не пробиться. Он тоже меня видел разным; однажды я проспал, и носился по квартире, ругаясь сквозь зубы и роняя вещи. Майкрофт помог мне отыскать удостоверение, погребенное под грудой хлама, и проводил насмешливым взглядом до двери. В другой раз я отравился индийской кухней (сколько раз зарекался перекусывать в местах, выбранных Андерсоном) и провел ночь в обнимку с унитазом. Майкрофт проснулся, услышав, как меня тошнит, и стоял под дверью, занудным голосом требуя его впустить. Непонятно, зачем ему это было нужно – чем бы он мне помог в такой ситуации? Конечно, я его не впустил – и без того жутко стыдно было. Когда через час я вышел на подгибающихся ногах в коридор, сонный Майкрофт прошлепал босиком из гостиной и протянул мне стакан с разведенным лекарством. «Как ребенок, честное слово», – проворчал Майкрофт, проследив, чтобы я выпил все до последней капли.
В другой раз он сильно обжегся во время готовки, зашипел сквозь зубы от боли и застыл посреди кухни. Словно не знал, что в таких случаях полагается делать. Я потащил его к раковине и сунул его руку под струю холодной воды. Это был, наверное, первый раз, когда я позволил себе подобное панибратство – коснуться его, схватить за руку. Еда в тот день пригорела, и Майкрофт весь ужин хранил тяжелое молчание, не поднимая глаз от тарелки.
Нам часто бывало неловко рядом друг с другом. Все-таки, мы были чужими людьми до того, как все это случилось. Мы общались только на деловые темы, это происходило редко и не доставляло никому из нас особого удовольствия. Меня бесило то, что от Майкрофта зависит моя карьера, и он это знает. Его, наверное, просто утомляли мои резкости, гневные взгляды и попытки сопротивляться его «настойчивым рекомендациям».
Но все-таки, мы были знакомы больше семи лет. А понимать друг друга начали только сейчас.
Мы сидели в гостиной, и Майкрофт рассказывал о своем репетиторе по французскому. Лицо его, как бывало в такие моменты – моменты, когда он вспоминал истории из прошлого – казалось отрешенным и слегка мечтательным. Майкрофт вспоминал, как Шерлок пытался довести беднягу репетитора, потому что был недоволен, что брат стал реже с ним играть из-за учебы. Репетитор уволился спустя две недели, и одно это внушало уважение. Продержаться две недели, если уж Шерлок поставил цель вытравить тебя прочь – немыслимо. Майкрофт рассказывал, как репетитор обнаружил в своем портфеле двадцать восемь живых лягушек и записку «bon appetite». Я рассмеялся, и Майкрофт тоже улыбнулся, опустив голову. Потом вдруг нахмурился и покачал головой, глядя на меня удивленно и грустно.
– Зачем я все это рассказываю? Почему меня так тянет на откровения рядом с тобой?
– Эффект случайного попутчика? – предположил я. Майкрофт задумчиво пожал плечами.
– И куда же мы едем?
– В смысле?
– Мы живем вместе уже три месяца. Что я здесь делаю? Зачем это нужно тебе? К чему все это идет?
Я застонал.
– О нет, только не заводи разговор о наших отношениях!
Майкрофт взглянул на меня со странным выражением лица.
– А у нас есть отношения? – спросил он настороженно. Тьфу ты.
– Я пошутил. Не бойся, я нормальный. Я не собираюсь тебя домогаться.
Майкрофт поднял брови. Постучал пальцем по губам. Потом тяжело вздохнул.
– Возможно, мне следует сообщить тебе. Это личная информация, и вряд ли она тебя касается, но я выболтал и без того немало личного, хуже уже не будет. Дело в том, что мои предпочтения далеки от традиционных. Выражаясь иначе, я гомосексуалист.
Он замолчал, внимательно на меня глядя в ожидании реакции. Если честно, я понятия не имел, что тут можно сказать. Так что просто пожал плечами и пробормотал:
– О, ладно.
Майкрофт переплел пальцы рук, сцепив их в замок.
– Могу я узнать, как ты относишься к представителям сексуальных меньшинств?
– Я к ним не отношусь, – сказал я бодро.
– Ты нормальный, я помню, ты это уже говорил, – скривил губы Майкрофт. – Не стоит так беспокоиться, я тоже не собираюсь тебя домогаться.
– Хорошо.
Майкрофт опустил глаза, разглядывая свои сцепленные пальцы.
– Я вполне могу уехать, если эта информация вызывает какие-либо проблемы. Кризис миновал, «прятаться» мне больше не требуется. Я благодарен за помощь и не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством.
– Не говори ерунды, – фыркнул я. Майкрофт коротко взглянул на меня, что-то для себя решая. Потом кивнул.
– Не буду.
***
Мы пообещали друг друга не домогаться, и конечно, сразу после этого все произошло. В ту ночь ему приснился страшный сон. Я слышал, как Майкрофт стонет и ворочается на своем скрипучем диване. Я сам спать не мог от этого. Тогда я пришел к нему в гостиную, сел на краешек дивана и погладил по плечу. Он был весь потный, и не успел проснуться, как тут же спросил, зачем я это делаю. Казалось, он повторяет снова и снова одни и те же вопросы, а я снова и снова пытаюсь как-то выкрутиться.
«Зачем ты это делаешь?»
Я гладил его по плечу.
«Зачем тебе это?»
Я сидел рядом.
«Зачем ты это делаешь?» – голос у него был беспомощный.
Я не знаю. Не знаю, зачем я это делал. Я хотел помочь.
Наконец, он перестал задавать вопросы. Он съежился под тонким пледом, который использовал вместо одеяла. Я сидел на самом краю дивана, так что казалось, вот-вот свалюсь. Где-то в углу комнаты скреблась черепаха. Было темно, хотя свет от фонаря позволял разглядеть очертания мебели в комнате.
Я не хотел знать, что снится Майкрофту. Может, это был репетитор по французскому, с полным портфелем лягушек. Может, это был человек без лица на железном столе патологоанатома. Кто его знает. Я спросил:
– Ты сможешь уснуть? – и моя рука все еще лежала у него на плече. Он перевернулся на живот, стряхивая мою руку.
– Да.
– Ладно.
Я встал и шагнул к спальне. Потом немного подумал и вернулся, встав за спинкой дивана. Я смотрел сверху вниз, как Майкрофт лежит, неудобно согнув длинные ноги, чтобы уместиться на диване. Он отвернул от меня лицо, но я бы все равно его не разглядел в темноте.
– Знаешь, с этим пора завязывать, – сказал я.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты даже не смеешься. Начинаешь смеяться, а потом вспоминаешь и сразу запрещаешь себе.
– Чушь.
– Я видел.
– Спокойной ночи, Грег.
Я промолчал. Через пару секунд Майкрофт пробормотал, прижимаясь щекой к подушке:
– Я и прежде не слишком часто смеялся. Это ничего не значит. Это не из-за него.
Я все еще молчал.
– Я не желаю говорить об этом.
– Ты постоянно говоришь об этом. Постоянно говоришь о нем, – напомнил я.
– Ты сам просил…
– Потому что тебе это было нужно. Ты постоянно говоришь о нем, постоянно о нем думаешь. У тебя не все дома…
– Это переходит все границы!
– Я знаю, что ты его любишь.
– Ты ничего не знаешь.
– И я знаю, что это тяжело. Знаю, что тебе больно.
– Ты ничего не знаешь, – повторил Майкрофт.
– Спокойной ночи, – я повернулся и шагнул к двери.
– В газетах пишут правду.
Я застыл, как будто меня превратили в лед. Не было сил даже повернуться. И все равно я бы в темноте его не увидел – только изгиб диванной спинки.
– Конечно, там сплошные домыслы, но суть они ухватили верно.
Майкрофт говорил, прижимаясь щекой к подушке, но слова звучали на удивление внятно.
– Я убил его. Это я убил его.
А, это.
– Он прыгнул с крыши.
– Мориарти…
Я даже не заметил, как развернулся и оказался возле дивана.
– Он был в моих руках, – сказал Майкрофт. – Но я приказал отпустить его. У меня был план.
Я покачал головой. Майкрофт судорожно вздохнул – мне совсем не понравился этот звук.
– У меня был план, – снова сказал он. – Но я просчитался. И еще – так уж вышло… я рассказал ему… это было единственной возможностью заставить его сотрудничать, поэтому я дал ему то, что он хотел… он спрашивал о Шерлоке. И я рассказывал ему.
Я снова покачал головой. Непонятно, зачем – в темноте меня никто не видел, но даже если бы все лампочки горели, Майкрофт все равно на меня не смотрел.
– Он спрашивал, и ты рассказывал, – повторил я глупо.
– Да, Грег. Так все и было. Только его не интересовали истории про репетитора и детские драки.
– А потом отпустил его. Психопата, который привязывал к людям взрывчатку. Террориста. Который еще и других преступников консультировал.
– И который был помешан на Шерлоке. Да. Я отпустил его. Я собирался… нет, теперь это не важно.
Я снова покачал головой. Наверное, просто не мог остановиться. Майкрофт долго молчал. Потом выдавил:
– Пожалуйста, уходи.
Я правда хотел уйти. Но почему-то вместо этого обошел диван и снова присел на краешек. Попытался нащупать плечо Майкрофта, но вместо этого коснулся спины, и погладил между лопатками. Майкрофт вжался в подушку лицом и вздрогнул всем телом. Потом еще. И еще раз.
– Только не это. Нет, Майкрофт, пожалуйста, я прошу тебя.
Я понятия не имел, что делать с плачущими людьми. Особенно если плачущий человек – Майкрофт Холмс. Наверное, мне и впрямь лучше было уйти. Но я уже не мог.
– Я так не могу, – сказал я. – Что мне делать? – я спрашивал не Майкрофта. Я спрашивал того, кого здесь не было. Естественно, никто мне не ответил. Поэтому я снова жалобно попросил: – Пожалуйста, Майкрофт, прекрати это. Ты его не убивал. И даже Мориарти его не убивал. Он сам прыгнул. Он не мог проиграть какому-то психопату. Ведь это же Шерлок. У него всегда есть запасной план. Был. Черт.
Майкрофт глубоко вздохнул, а потом медленно выдохнул, и спина его больше не сотрясалась от рыданий. Он выключил слезы так же, как выключал смех.
Я так ненавидел себя в эту минуту.
– Пойдем. Здесь неудобно спать. У меня спина будет болеть, если я рядом лягу.
Я потянул его за руку, заставляя встать. Майкрофт отворачивал лицо, будто в этом был какой-то смысл. Я все равно ни черта не видел в темноте. Майкрофт не сказал больше ни слова, позволил отвести себя в спальню. Я залез под одеяло, а Майкрофт лег поверх одеяла. Нам пришлось разделить подушку на двоих. Когда Майкрофт выдыхал, я чувствовал тепло на виске. Мне хотелось взять его за руку, но это было как-то глупо. Поэтому я закрыл глаза и уснул. Угрызения совести еще никогда не мешали моему режиму.
Я открыл глаза, когда зазвенел будильник, и понял, что мы с Майкрофтом лежим, прижимаясь носами друг к другу, а ногу я закинул ему на бедро. Майкрофт притворялся спящим, пока я носился по спальне, разыскивая парный носок.
Перед уходом я сказал ему:
– Это не считается за домогательство, так и знай.
И он улыбнулся, не открывая глаз.
***
Днем мне пришлось отпроситься с работы на пару часов, чтобы съездить по делам. Все у меня в отделе думали, что я смертельно болен, и езжу в больницу. Наверное потому, что, когда я возвращался после отлучек, у меня был больной вид.
Я ездил к Шерлоку.
Иногда я вспоминал, как когда-то давно он говорил: «наши дела», про расследования. С появлением Шерлока у меня не осталось своих дел, только наши. Ну, если только что-то действительно скучное – такие дела он великодушно доверял моей компетенции. «Уж на это ты способен, Лестрейд? С подобной загадкой даже пятиклассник справится!». Печально думать, как все теперь изменилось.
Теперь Шерлок – одно из моих дел.
Это все Молли, она раскололась, когда я через пару дней после произошедшего подошел к ней. Я хотел проверить, как она. Как она держится. Сам я только недавно начал понимать, что Шерлока действительно больше нет. Что никто не ворвется в мой кабинет в разгар рабочего дня, никто не пришлет мне смс среди ночи. Никто доведет меня до белого каления.
Одна эта мысль доводила до белого каления.
Кажется, я был в том состоянии «осознания смерти», которое называется «гнев». Я не хотел верить, что сукин сын покончил с собой. И правильно делал.
Молли сначала лепетала что-то неубедительное, и я, непонятно почему, никак не хотел оставить ее в покое. Мне бы проявить тактичность, но нюх, чутье, называйте как хотите – я чувствовал в ее словах что-то неправильное, чувствовал в ее тоне что-то виноватое. Я никогда не одобрял методы Шерлока – когда тот накидывался на близких погибшего и добывал нужную информацию, не щадя их чувства. Но в этот раз я и сам действовал так же. Я наседал на Молли, я пристально глядел ей в глаза, желая знать правду. Желая понять, что она скрывает. Она сорвалась.
Она все рассказала.
Молли умоляла меня никому не выдавать его. Чертового сукина сына, который не был мертв. Сказала, это вопрос жизни и смерти. Сказала, это план. Сказала, что сама почти ничего не знает. Молли все шмыгала носом и пыталась взять с меня обещание, но я уже не слышал ее. Пульс в ушах стучал просто оглушительно.
Теперь я навещаю Шерлока время от времени. Приношу ему все необходимое, выслушиваю четкие указания, которые ни черта не понимаю, но все равно выполняю. Кроме меня у него есть еще армия беспризорников и бродяг, ну и Молли. Какое-то время она была в опале за то, что не смогла удержать язык за зубами, но Шерлок нуждался в помощниках, так что пришлось ему проглотить свою обиду и обойтись без воспитательных мер.
Шерлок жил в жуткой квартире на последнем этаже старого дома за фабрикой. На лестничных пролетах всегда пахло сыростью и жареным луком, а лифт так грохотал, что казалось, вот-вот рассыплется. Прямо под квартирой Шерлока жила большая семья с кучей детей, и я частенько ехал с одним из малышей в лифте. В такие моменты я думал, что было бы, если бы у Шерлока был ребенок? Сказал бы ему Шерлок, что жив? Джон походил на брошенного ребенка, он был абсолютно уничтожен – но Шерлок все равно строго-настрого запретил ему рассказывать. Я пытался представить, каким бы Шерлок был отцом. Если бы у него был ребенок – это была бы катастрофа, наверное. Еще временами я думал, каким Шерлок был ребенком. Вот уж точно катастрофа.
А иногда я думал о Майкрофте. Я пытался рассказать Шерлоку, как тяжело приходится его брату, что устроили газетчики, в каком он состоянии… я пытался, но Шерлок не желал ничего знать. Он сказал, что это «бесполезная информация», она только отвлечет его от действительно важных дел. Хотя я был рад, что Шерлок жив, мне все чаще хотелось придушить его.
В этот день, отпросившись с работы, я снова поехал к Шерлоку. Он написал мне сообщение, велев забрать конверт у бродяжки возле лондонского моста и привезти ему. Я не желал знать, что находится в конверте. Скорее всего, что-то не слишком срочное – но Шерлок был бы не Шерлок, если бы не выдернул меня с работы, используя как мальчика на побегушках. Я не мог дождаться момента его «воскрешения». Мне чертовски надоело прибегать к нему по первому зову, надоело вытаскивать Джона в паб, только чтобы выслушивать очередной поток горьких, бессвязных откровений на тему «я никогда не говорил ему…», и уж тем более мне надоело видеть, как Майкрофт пытается стать менее живым, словно это сможет сделать Шерлока менее мертвым.
Мне так хотелось сказать ему правду…
– Нет, нет и нет, – Шерлок сидел на табурете, прижав колени к груди, и был похож на птенца на насесте. Он сильно отощал за время своей «смерти», наверное, потому что рядом не было Джона – уж тот заставил бы Шерлока поесть, а мое ворчание несносный идиот пропускал мимо ушей.
– Ты никому ничего не скажешь, – Шерлок разорвал конверт и пробежал глазами по распечаткам, я сумел разобрать, что это какие-то шифры, прежде чем Шерлок свернул их. – Прекрати подглядывать, Лестрейд. Занимайся своей работой.
– Я уже говорил, что мог бы помочь?
– Ты помогаешь. Молоко купил?
– Пошел к черту! Ты знаешь, что я имею в виду.
Шерлок посмотрел на меня насмешливо. Но из-за теней под глазами вышло скорее устало.
– Спасибо, я знаком с твоими дедуктивными навыками. Думаю, справлюсь сам.
– Уперлось все в твою дедукцию, что ли! Я инспектор Скотланд-Ярда. У меня есть команда, профессионалы, я могу добыть ордер! Я могу ходить по улицам, пока ты должен сидеть взаперти, в конце концов...
– Спасибо, что напомнил, – скривился он. – А теперь убирайся. Мне надо подумать.
– Шерлок, уже четыре месяца прошло…
– Я в курсе. Ты мне мешаешь, Лестрейд, уходи.
– Джон совсем плох. А Майкрофт… ты себе не представляешь, что с ним происходит! Он считает, что виноват в твоей смерти. Он совсем…
– Лестрейд, ты не слышал меня?
– Давай расскажем ему. Только ему одному, он ведь сможет…
– Нет.
– Его люди…
– Нет. Это не обсуждается.
– Ты просто упрямый самонадеянный идиот, ты знаешь это?
Шерлок оглядел меня с ног до головы, неприятно улыбнулся.
– А ты сентиментальный, влюбленный кретин.
– Что?
– Уверен, ты найдешь способ утешить Майкрофта в мое отсутствие. Он всегда умел ставить приоритеты, и думаю, хороший секс для человека его возраста, внешности и склада характера будет значить несколько больше, чем весть о воскресшем родственнике, которого он не переваривал.
– Что? – глупо повторил я. Шерлок снова скользнул по мне взглядом, наморщил нос.
– Хотя я бы не стал с уверенностью утверждать, что хороший. Впрочем, просто секс тоже сойдет. А теперь убирайся, твой возмущенный вид мешает мне думать.
Донаван и Андерсон окончательно уверились, что я смертельно болен, и осталось мне совсем недолго. Я наорал на них безо всякого повода, а они переглянулись и жалостливо уставились на меня.
Но когда я вернулся домой, злость уже испарилась. Я несколько секунд постоял в прихожей, вдыхая аромат карри и тушеных овощей. Майкрофт крикнул из кухни:
– Проходи, чувствуй себя как дома, – он пытался пошутить, но в голосе я отчетливо услышал нервозность. Впрочем, когда я зашел на кухню, Майкрофт был воплощением невозмутимости. Он нарезал болгарский перец аккуратными кольцами.
– Привет.
– Добрый вечер.
– Вкусно пахнет.
– Скоро все будет готово, – он кинул быстрый взгляд на плиту, где томилось рагу. Точными, быстрыми движениями ножа разделался с перцем.
– Майкрофт… – я запнулся. Он шагнул к раковине и принялся тщательно мыть нож. – Майкрофт, – снова позвал я. Майкрофт выключил воду, вытер руки полотенцем и повернулся ко мне.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Нам надо поговорить.
– Знаю, – он склонил голову. – О ночном разговоре. Но если ты не возражаешь, я предпочел бы сначала поужинать.
– Нет, это…
– Я знаю, – он перебил меня, но тут же замолчал, нахмурившись. Затем продолжил спокойней. – Я знаю, что перешел все границы. В свое оправдание могу только сказать, что обычно я не настолько… эмоционален. Просто я не до конца пришел в себя после сна, а ты завел эту тему, и… мне жаль, если я поставил тебя в неловкое положение.
– Дело не в этом.
Майкрофт внимательно посмотрел на меня.
– Тогда речь пойдет о том, что именно я сказал? Ты разочарован? Ты хочешь…
– О, да хватит уже предположений! Может, просто позволишь мне сказать?! – не выдержал я. Майкрофт скрестил руки на груди.
– Я тебя внимательно слушаю, – повторил он. Вот так. Ну, а теперь надо просто взять и… сказать ему все.
Я сделал глубокий вдох. И еще один. Проследил взглядом за черепахой, пересекающей кухню и исчезающей где-то под столом. Майкрофт терпеливо ждал.
Надо просто сказать. Врать дальше – просто свинство. Я не Шерлок. У меня есть сердце.
Надо было давно ему рассказать.
– Давай ужинать, – выдохнул я.
– Хорошо. Достанешь тарелки?
– Он жив.
Я едва сдержался, чтобы не закрыть рот двумя руками, и уставился на Майкрофта. Тот глядел куда-то перед собой. Наступила долгая, мучительная пауза.
– Шерлок жив, – повторил я, прозвучало это жалобно. – Это был не он тогда, на столе. Это был не он.
Майкрофт громко сглотнул. Я пытался предугадать его реакцию. Закричит? Заплачет? Рассмеется?
Только бы не сердечный приступ.
Но я недооценил его. Всегда недооценивал, кажется. Он только еще раз сглотнул, облизал губы и хрипло спросил, глядя на меня:
– Доказательства?
Я суетливо принялся искать в карманах, собирался показать ему телефон с сообщениями от Шерлока, но потом вспомнил, что у Шерлока теперь новый номер, да и когда это было доказательством – чьи-то телефонные сообщения?
– Хочешь, поедем к нему сейчас. Я знаю, где он пря… живет.
Майкрофт все смотрел на меня, испытующе, словно пытался понять – не лгу ли я. Словно думал, что это все злая шутка, какая-то нелепая выходка. Будто я способен на что-то подобное.
Я отчетливо различил момент, когда он окончательно мне поверил. Ничто не дрогнуло на его лице, только взгляд стал отчаянным, безумным, диким. Майкрофт перевел дыхание.
– Хочешь, поедем к нему, – тихо повторил я. Мне казалось, ему нужно увидеть, чтобы убедиться. Мне казалось, он захочет увидеть Шерлока. Может, встряхнуть его пару раз за плечи. Может, обнять. Точно не знаю. – Он живет в кирпичном доме за…
– Нет, – резко перебил меня Майкрофт, посмотрел с ужасом. – Нет. Не нужно. Не говори.
– Но я…
– Просто замолчи.
Майкрофт снова уставился куда-то перед собой, потом покачал головой, сжимая губы. Вышел из кухни, обогнув меня по дуге так, словно боялся даже случайно прикоснуться. Я слышал, как хлопнула входная дверь.
На следующее утро приехала помощница и забрала все его вещи.
Продолжение в комментариях
Автор: Трегги Ди
Бета: неа.
Фэндом: Sherlock BBC
Пейринг: ГЛ/МХ или ГЛ, МХ (в зависимости от степени вашего оптимизма)
Рейтинг: PG (за кровавые подробности)
Жанр: драма, романс
Дисклеймер: коммерческой выгоды не извлекаю
Саммари: Майкрофту нужна помощь, о которой он никогда не попросит. Грега не нужно просить. Кто кому помогает, толком не разобрать. Главное – помогают.
Размер: миди
Статус: закончен
Предупреждение-1: там, в конце – это не кейс, это неуклюжая попытка выкрутиться. Не ищете в нем логики.
Предупреждение-2: ООС персонажей, наверное
1
В общем-то, я знал, что здесь его встречу. Может, не на все сто процентов был уверен, но если я хоть что-то смыслил в Майкрофте Холмсе, он должен был оказаться на Бейкер-стрит. Его машина стояла у обочины противоположного тротуара, аккуратно припаркованная. Окна были темными, непроницаемыми. Уверен, Майкрофт таращился на крыльцо и выкрашенную дверь с черными цифрами 221.
Я перешел дорогу, озираясь, чтобы не угодить случайно под колеса какого-нибудь такси. Постучал в темное стекло. Немного подождал и постучал снова, настойчивей. Никакого ответа. Тогда я взялся за ручку дверцы и дернул на себя, еще, еще, и еще раз. Внутри машины щелкнул замок, дверца распахнулась. Майкрофт глядел на меня с напускной, усталой ненавистью.
– Что? – спросил он.
– Подвиньтесь, – я помахал рукой, и он, скривив губы, тяжело переместился вглубь салона. Я юркнул в машину, закрыл дверь. – Значит, водителя у вас еще не отобрали?
– Это ваш способ попросить довести?
Я кивнул. Для начала сгодится. Машина бесшумно (меня всегда восхищала эта бесшумность) отчалила, и я успел кинуть один взгляд в окно, на опустевшее жилище на Бейкер-стрит. Из-за темного стекла мир вокруг выкрашенной двери казался еще более черно-белым, чем обычно.
***
После самоубийства Шерлока журналисты с цепи сорвались. Сначала писали, что Шерлок – обманщик, фальшивый гений, пустое место. Потом – будто бы он был злодеем, маньяком и психопатом, чуть ли не главой всей преступности Лондона. Потом выставили его несчастной жертвой, а самоубийство вовсе не таким самоубийством, каким оно должно было казаться простым обывателям.
О Шерлоке много говорили. Его сайт оказался заблокирован, блог Джона – перманентно заморожен, возле могилы на кладбище ошивались разные подозрительные личности вроде чокнутых фанатов, студентов-документалистов, а еще там будто бы собрались все бездомные города. Невозможно было купить газету, чтобы не увидеть на первой полосе очередной скандальный заголовок с именем Холмса. Шерлок при жизни никогда не был так знаменит; оказывается, для того, чтобы привлечь внимание, достаточно было прыгнуть с крыши.
Потом взялись за Холмса-страшего. Мне всегда казалось, что Майкрофт недосягаем, иногда я даже думал, что он невидим для других, вроде нашего с Шерлоком общего воображаемого друга (впрочем, не совсем друга). По крайней мере, я был уверен, что с прессой-то он справится.
Черт возьми, я же видел его после опознания. Можно было догадаться, что ни с чем он не справится в ближайшее время! Но я об этом не подумал. У меня было свое горе.
И вот уже о Майкрофте появлялось все больше информации в газетах. Оказывается, у скандального детектива был старший брат! Оказывается, он занимал высокую должность! Оказывается, они не ладили! Тут же появилась куча «очевидцев», «друзей семьи» и «близких приятелей Шерлока» – честное слово, это Шерлока-то! Дело получило новый поворот. Публика, уже начавшая скучать, оживилась.
Последний заголовок, который я переварил только сегодня утром: «Новая история Каина и Авеля: мотивы (само?)УБИЙСТВА».
Недавно мне стало известно, что в связи со всей этой шумихой и провокациями незначительная должность Майкрофта в правительстве стала куда более незначительной. Конечно, со мной подобной информацией никто не делился, но начальник намекнул, что мистер Холмс больше не станет оказывать давление на работу Ярда. Что он вообще ни на кого больше давления не окажет.
Черт знает что такое.
Еще начальник сказал, что теперь, «без Холмсов», в отделе можно будет навести порядок. Мне хотелось рассмеяться или ударить его, но вместо этого я просто взял недельный отпуск за свой счет. Надо было уладить кое-какие дела.
***
Мы ехали в молчании, Майкрофт глядел в другую сторону, отвернувшись от меня. Я ни о чем не думал. Когда машина плавно остановилась у моего дома, я не пошевелился. Майкрофт повернулся ко мне, вопросительно поднял брови. Бледный, с тонкими бровями и четко очерченными губами, он был до жути похож на театральную маску. Ту, которая изображает трагедию.
– Приехали, выходите, – сказал я. Майкрофт покачал головой.
– Это уже лишнее, мистер Лестрейд.
Мне было лень спорить, так что я просто упрямо уставился на него и даже, кажется, взял его за руку. По крайней мере, сделал что-то странное и тут же выкинул из головы, потому что в объективной реальности не может существовать меня, держащего за руку Майкрофта Холмса, а противоречия приводят к психозам, я читал. Поэтому я быстро его выпустил и продолжил сверлить взглядом, а Майкрофт уставился на свою кисть, слабую и бледную, лежащую на остром колене, а потом вышел из машины.
Я боялся, что он сбежит, поэтому поспешил открыть дверцу со своей стороны и выбраться наружу. Конечно, влез ногой в лужу.
Когда входная дверь распахнулась, Майкрофт растерянно замешкался, но я втолкнул его внутрь.
– Проходите, проходите. Здравствуй, Мэгги, ну как дела?
Мэгги сидела с моей дочкой, когда мои скромные два-дня-в-неделю оказывались урезаны работой или делами. Я ненавидел уходить по выходным, и Бетс тоже ненавидела, когда я уходил, но с Мэгги они ладили. Наверное, потому что Мэгги сама ненамного ее старше – все эти девицы до двадцати пяти кажутся мне маленькими девочками, будь у них хоть десять татуировок на теле и парочка трансцендентальных опытов. Мэгги, к счастью, была умницей – студентка факультета Востоковедения, жвачку жевала с закрытым ртом, пила травяные чаи и ни разу при мне не использовала всякие крепкие словечки. Требования к няньке у меня невысокие, но я считаю, с Мэгги мне повезло.
– Все отлично, – она улыбнулась Холмсу, развернулась и ушла в гостиную, покачивая бедрами. Майкрофт проводил ее взглядом, пока я снимал плащ.
– Раздевайтесь, – велел я, вытаскивая из-под шкафа для него тапочки. – Извините, обувь придется снять. В доме ребенок.
– Ваша дочь, я знаю, – отстраненно кивнул Холмс. Он все еще был словно замороженный. Я начинал скучать по его богатым интонациям и выразительной мимике.
– А это Мэгги, няня, – пояснил я, глядя, как Майкрофт влезает в мои тапочки.
В гостиной я усадил Майкрофта в кресло, и он застыл, глядя на свои колени. Мэгги выключила телевизор, перевела взгляд с него на меня и обратно, а потом сказала, что ей уже пора.
– Останься на ужин, – попросил я, но Мэгги покачала головой. С одной стороны, я был рад ее тактичности, с другой – понимал, что вот уйдет она, а мне придется как-то поддерживать беседу с отрешенным Холмсом. А я не был уверен, что он станет меня слушать, и уж точно не был уверен, что смогу что-нибудь ему сказать. Что-нибудь, что поможет.
Я проводил Мэгги до двери и заглянул к Бетс в комнату.
– Привет, бука.
Бетс с утра на меня обиделась за очередную ерунду: я куда-то задевал ее синий фломастер из набора, использовал как закладку для книги, но хоть убей, не помню, какой. Бетс обижалась постоянно, совсем как ее мама. Иногда мне казалось, Бетс просто в нее играет – повторюшничает. Но если вечно надутые губы дочки меня умиляли, то с бывшей женой это было скорее очередной причиной раздражения.
– Эй, я пришел! Ну, кто меня обнимет?
Бетс бросила игрушки и поковыляла ко мне. Я заметил на ее губах блестки – значит, она снова попросила Мэгги накрасить ее. Для пятилетней Бетс была просто ужасной кокеткой.
– Я сделала лягушончика, – прошептала Бетс мне на ухо, когда я наклонился обнять ее.
– Лягушонка. Покажешь?
Она важно кивнула, побежала к кровати, где на моей книжке – насколько я мог судить издалека, это был Томас Манн – пестрели разноцветные зверята из пластилина.
– Вот, лягушончик! – сказала Бетс, подхватив самого, на ее взгляд, удачного. – Вот, смотри! Нравится?
– Нравится, – сказал я честно. – А хочешь есть?
– Хочу!
– Тогда пойдем.
Мы вышли в гостиную. Бетс с любопытством посмотрела на Майкрофта, Майкрофт по-прежнему глядел перед собой пустым взглядом. Я не знал, как их представить, поэтому не сказал ничего. Я взял Бетс с собой на кухню и принялся строгать картошку, чтобы быстренько ее поджарить. Бетс наблюдала пару минут, а потом ушла играть. Я мог представить, как Бетс сначала тихо и опасливо играет на краю дивана, перетаскивая на него куклы и представляя, что это остров. Все ближе сдвигается к другому концу, возле которого кресло. И наконец, прекращает коситься на Майкрофта, слишком увлеченная игрой, чтобы беспокоиться о присутствии постороннего.
Картошка была готова, стол накрыт, и я позвал всех ужинать.
– Папа, а почему он ничего не ест? – спросила Бетс за столом, глядя, как Майкрофт вертит в пальцах вилку, глядя на кучку золотистого, поджаренного картофеля с брезглиовостью.
– Он просто стесняется, – пояснил я Бетс.
– Послушайте, это все слишком! – заявил Майкрофт, поднимаясь на ноги. – Это нелепо, и мне лучше уйти.
Мы с Бетс продолжили ужинать. Майкрофт, постояв немного, бессильно опустился на стул. Потом взял вилку и подцепил на зубчики кусочек картофеля.
После ужина Бетс пошла смотреть мультики, а я вымыл посуду. Майкрофт помог мне вытирать тарелки, мы не произнесли ни слова. Зато он снял свой пиджак и повесил его на спинку стула. В рубашке с закатанными рукавами он выглядел чуть более живым, чуть более настоящим.
Когда Бетс начала зевать, я отвел ее в ванную. Пока она там плескалась, разыскал сменную одежду и полотенце для Майкрофта. Из одежды подобрал самые удобные домашние брюки и рубашку с длинными рукавами, завис ненадолго, прикидывая, какой у Холмса размер. Он казался чуть полнее меня, с другой стороны, угадать его фигуру было почти невозможно под ладно скроенным костюмом-тройкой. Не то, что бы я когда-нибудь думал в этом направлении.
Чистое полотенце было только одно. Нет, два – одно с футболистами, другое с утками. Я выбрал с утками. Сложив все в стопку, отнес на диван в гостиную – как бы я ни был благороден, на кровать мое гостеприимство не распространялось. Моя кровать была почти единственным в мире ложем, после ночи на котором у меня не болела адски спина. Я возил кровать за собой по съемным квартирам, потому что понимал, что другой такой, идеально продавленной, найти не смогу.
Я вытащил Бетс из ванной, замотал в большое мягкое полотенце и отнес в ее комнату. Сначала она засыпала буквально стоя, и мне пришлось убрать за нее игрушки и расстелить ей кровать, потому что она слишком устала – но стоило укрыть ее одеялом и шагнуть к выключателю, Бетс принялась меня убалтывать, хихикать, баловаться и уговаривать рассказать сказку. В конечном итоге я просидел с ней до десяти, нарушив наше правило – слишком уж виноватым себя чувствовал за то, что оставил ее почти на весь день сегодня.
Когда она, наконец, заснула, я вернулся к Майкрофту. Он снова занял кресло в гостиной и глядел на стопку одежды на диване так, словно она была его личным врагом.
– Что происходит? – спросил Майкрофт безумно усталым голосом. – Что вы задумали, мистер Лестрейд?
– Ничего особенного, – пожал я плечами. – Поживите у меня немного.
– Зачем? – спросил он обескуражено.
– Просто… мне кажется, вам надо взять перерыв. Спрятаться на некоторое время.
– Мне не нужно прятаться, – вот теперь он начинал сердиться.
– А я думаю, нужно. Всем временами хочется спрятаться. Чем вы отличаетесь?
– Я не собираюсь прятаться в вашем доме! Это бессмысленно. И вызовет новую волну сплетен. Почему вы считаете, что готовы к этому? Зачем вам ввязываться в эту историю?
– У вас сейчас тяжелые времена, Майкрофт…
– Не надо про тяжелые времена, – резко перебил он. – Не советую развивать эту тему.
Я помолчал. Потом кивнул.
– Ладно, как хотите. Я – спать. Диван в вашем распоряжении. Если Бетс ночью пойдет в туалет или выпить воды, не пугайтесь.
– С какой стати мне…
– Спокойной ночи.
Он сгорбился в кресле, растирая виски.
– Спокойной ночи, – пробормотал он глухо.
2
На следующее утро я встал раньше всех. Приготовил халтурный завтрак для Бетс – она способна съесть что угодно, если нарисовать на этом рожицу сгущенкой или шоколадной пастой. Поднял Бетс пораньше – надо было успеть довезти ее к матери до начала ее рабочего дня, каким-то чудом миновав пробки. Если бы не техника безопасности, купил бы мотоцикл и катал бы на нем дочку – думаю, это было бы «мэгга-круто», как выражается Мэгги.
Бетс по утру, как обычно, считала ворон, так что приходилось контролировать ее во всем, начиная от чистки зубов и заканчивая сбором любимых игрушек в сумку. Когда мы шли через гостиную, я прижал палец к губам, и Бетс, умница, совсем не шумела. Майкрофт спал на диване, зарывшись лицом в подушку, одна нога торчала из-под одеяла и касалась ковра. Он спал как человек, который очень долго искал ночлег.
Я отвез Бетс домой, а когда вернулся, Майкрофт уже сидел на кухне, наряженный в безупречно выглаженную рубашку (непонятно, кем именно), и читал газету (неизвестно, где взятую). Когда я зашел на кухню, он поднял на меня взгляд и тут же снова вернулся к чтению новостей, словно нет ничего обыденней, чем завтракать вместе, в моей тесной светлой кухне. Я занялся яичницей, а Майкрофт приготовил кофе, щедро сыпанув растворимого порошка. Сделав глоток, он даже не поморщился, проявляя невиданную выдержку и безукоризненную вежливость (или просто не различая вкуса). Кружку Майкрофт себе выбрал с синими человечками; вообще-то это была любимая кружка Бетси, но я не стал ничего говорить.
Мы позавтракали молча – он читал, а я мрачно таращился на повернутую ко мне страницу с погодной сводкой и анекдотами. Мне даже знать не хотелось, какую очередную сенсацию поместили на первую полосу. Я ждал реакции Майкрофта – вздоха, злости или стыда, но он читал с такой невозмутимостью, словно про Шерлока в газете не было вообще ни слова. Дочитав все, что его интересовало, он сложил газету вчетверо и убрал на подоконник, за цветочный горшок с засохшим кактусом. Это был вполне красноречивый жест.
– Мне надо будет съездить по делам, – сказал я, когда тарелки опустели, и мы с Майкрофтом бессмысленно подносили к губам пустые чашки. Стоило мне нарушить молчание, как секундный уют исчез, стало неловко, и я даже на себя разозлился. Майкрофт медленно закрыл глаза и снова их открыл, будто кивнул ресницами.
– Вам не нужно отчитываться о ваших передвижениях, – сказал он. – Хотя с вашей стороны было очень любезно оставить мне утром записку.
– Я подумал, не слишком-то приятно просыпаться в чужом пустом доме.
Майкрофт поглядел в окно, потом на кактус.
– Чем будете заниматься? – спросил я.
– Работой, полагаю, – вздохнул Майкрофт, и я чуть было не ляпнул: «Какой еще работой? Вас разве не уволили?» – но к счастью, сдержался. Хотя мог бы и не сдерживаться – наверное, у меня все на лице было написано, потому что Майкрофт сухо добавил:
– По крайней мере, попытками ее сохранения.
– Можете занять мой компьютер, он допотопный, правда, но с выходом в интернет.
– Хорошо, спасибо, – Майкрофт вышел из кухни, а я схватил газету, чуть не перевернув горшок. Развернул и уставился на заголовок: «Шерлок Холмс ЖИВ??? Шокирующие факты: где скрывается гениальный сыщик от мести могущественного брата?». Я услышал скрип половиц и быстро перевернул газету, уткнувшись носом в кроссворд. Майкрофт застыл за моей спиной. Потом произнес безразличным тоном:
– Унисон.
– А? Вы о чем?
– Семь по горизонтали. «Равенство частот двух источников звуковых колебаний». Унисон.
– А, спасибо, – я похлопал себя по карманам в поисках ручки. Майкрофт фыркнул и бесшумно удалился.
***
Я, конечно, попал под ливень, и пришлось отсиживаться в пабе, где крутили фольклорные песни. Подходя к дому, увидел на тротуаре чью-то потерянную черную перчатку. Она разбухла от воды и казалась отрубленной рукой, зловещей и предостерегающей.
Майкрофт негромко, но эмоционально разговаривал с кем-то по телефону, закрывшись в моей спальне. Я не стал подслушивать, завалился на диван и начал переключать каналы в бешеном темпе, так, чтобы разрозненные картинки сериалов, новостей, рекламы и мультфильмов слились в одну пеструю ленту. Вскоре появился Майкрофт, он швырнул телефон в кресло, а сам рухнул на диван, не рядом со мной, но и не слишком далеко.
– Как успехи? – сочувственно спросил я. Майкрофт тяжело вздохнул, сжимая пальцами переносицу. Потом покосился на меня.
– Давайте не будем говорить о моей работе.
– Вы не сказали «бывшей работе» – мне кажется, это хороший знак! А потом, увольнение – это еще не конец света... Всегда можете устроиться в Макдональдс, если покажете себя с хорошей стороны.
Майкрофт кисло улыбнулся, наказывая меня своей улыбкой за мое хромое чувство юмора. Я развел руками: «делаю, что могу».
– Вообще-то, вы правы. Я совсем не хочу слушать о вашей работе. Мало того, что после разглашения вам придется меня убить, так еще мне почему-то кажется – вы и так слишком часто думаете об этом. Наверное, нам нужно установить правило: пока вы здесь, никаких разговоров о работе.
Майкрофт кивнул, соглашаясь.
– О чем же мы будем говорить? – уточнил он негромко. Я пожал плечами. Я знал о чем, просто не был уверен, что стоит произносить это вслух. Но, в конце концов, вспомнил, что у меня тоже есть яйца.
– О Шерлоке. Мы будем говорить о нем.
– То есть, вы считаете, что о нем я думаю недостаточно часто? – ровно уточнил Майкрофт, и мне тут же стало ужасно стыдно. Я не это имел в виду, я не хотел, чтобы так прозвучало.
– Я не это имел в виду, я не хотел…
– Забудьте.
– Хватит меня перебивать!
– О, прошу прощения. Но этим я оказываю вам услугу: меньше законченных фраз – меньше озвученных глупостей.
– Только вы способны так нагло оскорблять человека в его собственном доме!
– Вы практически силой затащили меня сюда. Какое гостеприимство, такая благодарность!
– С моим гостеприимством все в порядке, а вот вы точно забыли значение слова «благодарность».
– Если называть гостеприимством горку пережаренного картофеля и скрипучий диван…
– Я так и знал, что вы мне мстите за диван! Вы просто затаили злобу, и теперь…
Он рассмеялся. Я тоже улыбнулся. Майкрофт растерянно умолк, как только услышал собственный смех, и даже взметнул руку к лицу, будто собирался закрыть рот ладонью. Но не закончил этого движения и неловко попытался замаскировать его, поправив ворот рубашки.
– И что не так с моим картофелем? – добавил я неловко в наступившей тишине. Майкрофт выдохнул, глядя на экран, где беззвучно мелькали картинки.
– Однажды я избил Шерлока, – сообщил он задумчиво. – В детстве. То есть, это не было избиением, мы подрались, и он давал сдачи… но я победил. Я был старше и… тяжелее. Мамуля сказала, что за этот поступок я буду испытывать стыд до конца моих дней. Разумеется, ничего подобного больше не повторялось – я не опускался до рукоприкладства, да и Шерлок предпочитал бить словом. У него всегда это отлично выходило. Но в тот раз он заслужил хорошую трепку, и я рад, что вышел из себя настолько, чтобы ударить его. Я не горжусь этим, но и не жалею.
Я кивнул, старательно глядя на экран, чтобы не смотреть на Майкрофта (он, тем временем, разглядывал дырку в диванной обивке, след от горящей сигареты).
– Как же мне хотелось ему врезать! Как часто! – сказал я искренне. Майкрофт вздернул уголок губ.
– Я вас понимаю. И поверьте, отчетливо могу себе представить. Но я рад, что вы воздержались от применения подобных мер – боюсь, это стало бы вашим последним действием в чине инспектора.
– Вы бы меня повысили до министра обороны, – хмыкнул я. Майкрофт покачал головой, возведя глаза к потолку.
Потом мы смотрели телевизор. Без звука, потому что я за каким-то чертом отключил его пару месяцев назад, и до сих пор не сообразил, как это исправить. В тишине все эти яркие, рекламные кадры из чужих жизней казались громкими, почти вопящими всем – красками, улыбками, блеском. Майкрофт задремал, запрокинув голову на спинку дивана, а я досмотрел серию «Исцеляющей Любви», полную пощечин и крупных кадров – судя по движению губ и интенсивности пощечин, Рико все-таки переспал с лучшей подругой Марчеллы.
***
Вечером снова начался дождь. Я грелся кофе с коньяком – дешевый кофе с дорогим, подаренным когда-то потерпевшим, коньяком, рождало в груди тепло и какую-то спутанность, будто туда поместили моток раскаленной медной проволоки. Майкрофт решал кроссворд, нацепив абсолютно дурацкие очки для чтения.
– Что ты думаешь о новой сенсации? – спросил я, когда проволока в нем раскалилась добела.
– А что я должен о ней думать? – неохотно произнес Майкрофт.
– Я хочу сказать… в смысле… это же Шерлок. От него всего можно ожидать! Даже…
Я пригубил кофе, поморщился.
– В смысле…
Майкрофт вздохнул.
– Вы спрашиваете, мог ли он выжить?
Я уткнулся носом в оконное стекло.
– Я спрашиваю, как ты считаешь, а не как на самом деле.
– Я был на опознании, – напомнил Майкрофт.
– И… это действительно он?
Майкрофт долго молчал, вырисовывая символы в пустых квадратах кроссворда. Потом сказал напряженно:
– Я… плохо помню. Это довольно бессмысленное мероприятие – посмертное опознание. Вряд ли кто-то способен трезво мыслить в такие моменты. Я… он лежал на столе… у него почти не осталось лица. Пробит череп. Нижняя челюсть раскрошена, щека в клочья. – Майкрофт говорил невнятно, еле ворочая языком. Взгляд был прикован к газетной странице. Я повернулся к нему, за моей спиной лил дождь. – Я помню только раны, не лицо. Но это был мой брат. Его одежда. Его волосы. Я опознал. Сказал им, что требуется в таких обстоятельствах. Чтобы это закончилось. Мне было нехорошо.
Я помнил, как Майкрофт вышел оттуда. Шерлока привезли в Ярд, и мне хотелось увидеть Молли. Я беспокоился за нее. Тогда я больше думал о ней, чем о Шерлоке. До меня еще не дошло, что все это случилось, что это правда.
Майкрофт практически вывалился из комнаты. Его обычная грация, осанка, важность куда-то делись. Казалось, у него подгибаются ноги – а может, так оно и было. Он сжимал зонт, обхватив пальцами чуть ниже ручки, будто собирался использовать его как дубинку, а не как трость. Я поспешил к нему навстречу по коридору, но к нему уже шагнула помощница. Она что-то спросила, и Майкрофт покачал головой, а потом они ушли. Меня не заметили.
Я так и не зашел туда; в конечном итоге, я предпочел отфильтровать этот ужас чьим-то чужим восприятием. Называйте это трусостью, если хотите.
Позже я подошел утешить Молли, и она вела себя странно, потом я отправился утешать Салли, она до сих пор каменела, стоило кому-то при ней заговорить о Шерлоке, а все эти газетные статьи были для нее настоящей пыткой. Она даже собиралась с кем-то судиться, вроде бы, но мы все в отделе сказали ей, что это глупая идея. Салли, похоже, тоже любила ублюдка.
За окном громыхнуло, и я побежал в спальню выключать компьютер – очередного скачка напряжения мой старичок бы точно не выдержал. Когда я вернулся на кухню, Майкрофт уже взял себя в руки. Он закончил решать кроссворд, я налил ему коньяка.
– На сколько дней я могу остаться? – спросил Майкрофт.
– Пока не надоест, – ответил я.
Так мы стали жить вместе.
3
Мы отлично уживались. Через два дня я вышел на работу, домой возвращался под вечер; Майкрофт, кажется, днем делал важные звонки и работал на компьютере, а к моему возвращению что-то готовил. Я шел домой, пытаясь угадать, что это будет сегодня – рагу с кроликом, ризотто, спагетти с креветками или тыквенный суп... Никаких ассоциаций с любящей женушкой не возникало – хотя бы потому, что моя жена ничего сложнее замороженной пиццы приготовить не могла, да и с нее временами забывала снять полиэтилен.
Помощница Майкрофта – не Антея, другая – привезла ему кое-какие вещи и толстую папку с бумагами, в которую я ни разу не заглядывал. В ванной теперь была целая стопка скучных белых полотенец, как в гостиной, но я все равно подсовывал Майкрофту полотенце с утятами – это его смешило. Еще в моей квартире появилась кое-какая техника, в том числе – роскошная кофе-машина и музыкальный центр с миллионом кнопочек. Иногда днем, работая с отчетами в кабинете, я представлял себе Майкрофта, вытанцевывающего круги по моей гостиной под какую-нибудь «I will survive».
Он по-прежнему спал на диване и пил из кружки Бетс. Когда на следующие выходные я снова забрал Бетс домой, она ни слова не сказала, безропотно позволив Майкрофту отвоевать кружку, хотя обычно закатывала скандал, стоило кому-нибудь притронуться к ее вещам. Майкрофт с Бетс почти не общался, только пару раз ответил коротко и сухо на ее вопросы, и я отвлек дочку, чтобы не доставала мистера Зануду. Потом до меня дошло, что Майкрофт, наверное, боится детей – по крайней мере, точно не умеет с ними обращаться. Я был только рад, что Майкрофт не прилагал никаких усилий, чтобы установить с Бетс контакт. Ведь когда он прилагает усилия, чтобы понравится, он действительно выглядит пугающе. От его гнусной, кривой улыбки я сам в первый раз чуть не разрыдался, могу представить, как бы перепугалась Бетс!
Как настоящий воскресный папа, я повел Бетс в кино, и Майкрофта тоже позвал, но он категорически отказался. «Во-первых, – сказал он, – вам нужно побыть с дочерью, я буду только мешать. И во-вторых, сейчас мне не стоит появляться в людных местах. Вы ведь не хотите увидеть свою фотографию завтра в газете, верно? И тем более, вмешивать в это дело дочь».
Но потом, через пару недель, Майкрофт начал оттаивать. Бетс к нему уже совсем привыкла, и иногда переносила игрушки на его колени, пока он сидел в кресле. Там и играла, прыгая мягким львом по подлокотникам, коленям, мешая читать очередную Важную Бумагу. Майкрофт морщился, недовольно вздыхал, сопел и кряхтел, но ни слова не говорил. Они с Бетс относились друг к другу с опасливым терпением, а я наблюдал за этим с улыбкой. Мы ужинали втроем за одним столом, и Бетс болтала ногами, и говорила:
– Бет, Бетти, Бетси, Лиззи, Элиза, Лизабет, Элизабет, Элизабет Лейстред-Карвелл!
Майкрофт придвигал к ней корзину с булочками, а я подкладывал овощей.
Майкрофт готовил просто великолепно. Мои жалкие потуги казались совсем несъедобными на фоне его шедевров; вообще-то, это было нечестно, ведь мне приходилось выбирать из того, что было в холодильнике, чтобы состряпать завтрак или ужин, а Майкрофт просто-напросто набирал номер, и через полчаса доставщик уже волочил огромные пакеты на кухню. Я не понимал, почему, если уж ему хочется тратить дикие деньги на доставку, не заказывать ресторанную еду? Когда я спросил об этом, Майкрофт посмотрел на меня снисходительно, собрав складками лоб.
– Ресторанная еда? Это даже звучит печально.
Ему нравилось готовить. Мне нравилось есть то, что он приготовил. Все счастливы.
Он преображался, когда был на кухне. Двигался так, будто танцует. Вдохновенно так. Спина прямая, локти прижаты к бокам, пальцы порхают над исходящей паром кастрюлей. Пахло специями, а не горящим подсолнечным маслом, как это обычно бывало на кухне. Когда я приходил с работы пораньше, я имел возможность наблюдать за этим представлением. Сидел за столом, подперев щеку кулаком, и глядел, как Майкрофт кружит по кухне. Рассказывал то да се, все, что успел занести в мысленный каталог «поделиться с Майкрофтом» за день.
Как-то спросил:
– Тебе же это нравится, верно? Ты прямо кайфуешь.
Он как раз мыл томаты, идеально-круглые, будто из рекламы кетчупа.
– В детстве я мечтал стать шеф-поваром, – поделился он.
Я удивился, потому что думал, что Майкрофт с детства мечтал стать Самым Главным. Я мог его представить, щекастого, рыжего, хмурого малышка в коляске: уже Большой Босс, хотя еще толком разговаривать не научился.
Как-то незаметно подошло Рождество. Это было первое Рождество без Шерлока, без Бейкер-стрит. Я думал, будет невыносимо, но нет – никакого массового психоза, никаких рыданий. Даже газетчики поутихли, одну и ту же сенсацию нельзя гонять вечно. Все прошло спокойно. Днем я работал, потом – звонок Бетси, вечером мы с Майкрофтом немного выпили и посмотрели дурацкую, душещипательную рождественскую мелодраму по телевизору. Я подарил Майкрофту шахматы, он тоже приготовил мне подарок. Я жутко боялся, что он купит что-нибудь неприлично дорогое, вроде какого-нибудь свитера от Кельвина Кляйна, или кто там их вяжет из дизайнеров.
Майкрофт подарил мне штопор.
***
После этого мне, конечно, пришлось чаще покупать вино, а Майкрофт был вынужден научить меня играть в шахматы. Я кое-что умел, просто играл в последний раз еще в детстве.
По вечерам мы теперь садились в кресла, захватив бокалы с вином, и, как умники, убивали время за шахматными партиями. Я с каждым разом все больше входил в раж – мне нравилось загонять Майкрофта в угол, рубить его фигуры. К потере королевы он относился особенно болезненно. Но иногда он мне поддавался – может, из жалости, а может, от скуки.
Как-то Майкрофт сказал, что политика подобна шахматам. «Важно уметь вовремя проиграть, чтобы сохранить доску». Судя по его снисходительному, важному тону, дела шли на лад. Время от времени он теперь куда-нибудь уезжал на своем блестящем черном автомобиле, но к вечеру возвращался. А еще теперь постоянно трезвонил его телефон, иногда даже среди ночи. Я слышал, как Майкрофт босиком крадется на кухню, чтобы вполголоса обсудить какие-то жутко секретные дела. Лежал на кровати с открытыми глазами и прислушивался, но слов было не различить. Когда Майкрофт возвращался (бесшумно), и диван скрипел (оглушительно), я закрывал глаза.
Мы часто говорили о том, о сем. Я рассказывал ему про родителей, про бабушку, про бывшую жену, про работу. Майкрофт любил вспоминать учебу в университете, часто говорил о странах, в которых побывал. Как-то упомянул, что раньше собирал почтовые открытки – когда только начал ездить по свету; но потом забросил это дело. Он сказал, что ему это надоело – слишком часто приходилось путешествовать, и это стало обычным делом. Но думаю, тут дело было в другом. Смысл в этих открытках с видами, если их некому послать?
Иногда мы говорили о Шерлоке. Довольно часто.
Майкрофт «оттаивал». Он уже не выглядел таким измученным и бессильным. Снова начал командовать, давать навязчивые советы, совать всюду свой длинный нос – к счастью, пока еще не слишком активно. Иногда улыбался, впрочем, не слишком искренне. Выпал из спячки – первые дни он спал почти сутками, будто после тяжелой болезни, а теперь все чаще по ночам я слышал, как хлопает дверца холодильника и шумит кофе-машина.
В очередную субботу мне пришлось срочно уехать по делам, и я вызвал Мэгги. Она согласилась прогулять занятия, чтобы посидеть с Бетс – я не хотел просить Майкрофта приглядывать за ребенком. Он как-то обмолвился, что не любит детей; тут же поправился, кинув на меня быстрый взгляд: «Разумеется, речь не идет о твоей дочери». Но это было просто вежливостью – Бетс была особенной для меня, а для Майкрофта она была всего лишь обычным пятилетним ребенком. Бетси, что забавно, от Майкрофта была в восторге. Она обожала меня – еще бы, все ворчание, запреты и серые будни доставались матери, а я забирал ее по выходным в волшебный мир сказок, какао в постель, парков, кино, подарков и прочих радостей жизни! Майкрофта она восприняла примерно как поход в кино или аквапарк – еще одной привилегией. К тому же, он действительно вкусно готовил, а я научил его рисовать для Бетс рожицы кетчупом или сгущенкой, в зависимости от блюда.
В тот раз я вернулся под вечер, и Бетс снова дулась на меня за то, что мы потеряли целый день, Майкрофт листал книгу, вполглаза следя за беззвучными страданиями рыбки из мультика. Бетси смотрела «В поисках Немо», сидя на ковре перед телевизором и треская грушу. Мэгги немного поворчала, мол, я зря выдернул ее с занятий.
– Мистер Холмс и Бетси обалденно поладили, – заявила она мне довольным тоном, и прибавила шепотом: – Бетси даже ела капусту! – и это, конечно, было чудом.
На ужин Мэгги снова не осталась.
– У меня вечером встреча, мистер Джи, – сообщила она чуть насмешливо. Майкрофт, который умудрялся делать три дела одновременно, удивленно поднял брови. Я сам упросил Мэгги придумать мне прозвище, когда только нанял ее. «Так ведь вы делаете, молодые? Придумываете разные дурацкие прозвища своим начальникам и учителям. Так вот, я хочу, чтобы ты придумала для меня что-нибудь по-настоящему крутое!». Но с фантазией у Мэгги было туго, так что пришлось довольствоваться «мистером Джи».
Я проводил Мэгги до двери, и она спросила:
– Ну что, как думаете – он теперь тоже станет вас так называть?
– Это вряд ли, – фыркнул я. Мы еле-еле перешли с Майкрофтом от «мистера Лестрейда» к «Грегори», а в ближайшее время я собирался добиться от него «Грег».
– Вы с ним типа встречаетесь? – уточнила Мэгги небрежно. Я покачал головой. Начну возмущаться, как Джон, и она точно решит, что мы любовники.
– Неа, это просто обстоятельства. Не бери в голову.
– Ладно, – она пожала плечами, уже надев пальто и заматывая шарф на шее. – Но про него недавно в газете что-то писали. Вроде, он то ли гигантскую тыкву вырастил, то ли потоп предсказал – что-то такое, точно не помню.
После ее ухода я пересказал это Майкрофту, и он рассмеялся. И снова осекся, вспомнив, что смеяться больше не полагается. Смеяться, дышать полной грудью, есть пончики, наслаждаться жизнью и все такое – вряд ли он теперь имел на это право. По крайней мере, именно это я прочитал на его лице, прежде чем Майкрофт спрятался за книгой.
А на следующий день я повел Бетс в Луна-парк, чтобы как-то загладить свою вину. Теперь уже мы с ней вдвоем уговаривали Майкрофта к нам присоединиться, и он сдался. Вышло неплохо – Бетси каталась на всех аттракционах, куда пускали без родителей, а мы с Майкрофтом ждали ее у ограждения, рядом с толпой мамаш. Потом я купил Бетс шарик, но он тут же улетел – вечно она их упускает. Тогда я купил ей мороженое, и себе, и Майкрофту купил, но тот не стал. Бетс тоже свое не доела, она всегда хочет самую большую порцию, хотя ест как птичка. Пришлось мне за всех отдуваться. Мы дошли до небольшого пруда с утками и кормили их маленькими солеными крекерами. На обратном пути Бетс болтала, не умолкая, и уговаривала меня купить ей черепаху.
– Ну маленькую! Пап, черепашонку! Купи черепашонку! Черепашульку! Черепан… черепуш… пап, купи, ну пожалуйста!
Я был тверд, как скала.
– А мама сказала, ты купишь!
– Не верю я, что она так сказала!
– Ну, она сказала, спросить тебя! Чтоб ты сказал! Пап, купи!
– Если мама не разрешает, то и я не буду.
– Мама не разрешает, чтоб у нас! А ты купи, и пусть она с тобой живет! А я буду к ней приходить и играть!
– Хитрая, – я засмеялся, а Бетс обиженно вытянула губы трубочкой.
– Нууу, ты чего? Ему же можно! Пусть черепашонка тоже живет!
Так Майкрофт стал виновен в покупке черепахи.
***
Черепаха была ужасной. Я кормил ее салатом и капустой, а вообще она ела все. Но если была голодной, то бегала за мной по квартире и кусала за пятки. Я не подозревал, что черепахи умеют кусаться. И еще всегда считал их медленными. Сколько мифов оказалось развенчано! Самое печальное, что мне раньше действительно нравилось ходить босиком.
А вот Майкрофта черепаха почему-то не трогала, даже когда была в игривом настроении. Я допытывался у него, как он добился такого авторитета, а Майкрофт надменно заявлял, что просто даже животные чувствуют, из кого можно вить веревки, а к кому соваться бесполезно. И я, как дурак, верил его хвастовству, пока однажды своими глазами не увидел чудную картину: Майкрофт стоял на кухне, напряженный, как матадор в начале боя, а черепаха неслась к нему на предельной черепашьей скорости, разевая рот. Майкрофт брезгливо, кончиком зонта, удерживал ее на расстоянии. Аккуратно разворачивал на сто восемьдесят градусов. Черепаха упорно разворачивалась и перла на него, Майкрофт снова защищался зонтом. Я мог бы смотреть на это бесконечно, если бы не опаздывал на работу.
Так что это нас, конечно, сплотило – террор черепахового монстра. Бетс назвала ее Пушистиком. Зверюга ни разу Бетс не кусала, и вообще пряталась под кровать при ее появлении, но Бетс всегда ее находила и таскала за собой, как игрушку. Мы с Майкрофтом злорадно переглядывались, торжествуя хотя бы временной слабости нашего врага.
4
Я знал о Майкрофте больше, чем когда-либо хотел узнать, а он столько же знал обо мне. Не уверен, что на это я рассчитывал, когда приглашал его пожить в моей квартире; не знаю, что я себе представлял – может, что мы будем видеться дважды в день, за завтраком и ужином, говорить на нейтральные темы и сохранять вежливую дистанцию? Думаю, меня бы такой вариант не устроил. Правда, и то, что мы с Майкрофтом стали почти… друзьями… это тоже пугало. Потому что такой человек, как Майкрофт, меньше всего подходил на роль друга. Было слишком странно видеть, как на моих глазах серый кардинал, персонаж из шпионского боевика, безликий человек-костюм становится человеком. Я знал, какой он пьет чай, какого цвета у него носки и как он выглядит, когда спит. Я видел его после душа, видел его злым и подавленным, видел его довольным и расслабленным, доверяющим мне, забывшим про свои невидимые оградительные щиты, через которые раньше простым людям было не пробиться. Он тоже меня видел разным; однажды я проспал, и носился по квартире, ругаясь сквозь зубы и роняя вещи. Майкрофт помог мне отыскать удостоверение, погребенное под грудой хлама, и проводил насмешливым взглядом до двери. В другой раз я отравился индийской кухней (сколько раз зарекался перекусывать в местах, выбранных Андерсоном) и провел ночь в обнимку с унитазом. Майкрофт проснулся, услышав, как меня тошнит, и стоял под дверью, занудным голосом требуя его впустить. Непонятно, зачем ему это было нужно – чем бы он мне помог в такой ситуации? Конечно, я его не впустил – и без того жутко стыдно было. Когда через час я вышел на подгибающихся ногах в коридор, сонный Майкрофт прошлепал босиком из гостиной и протянул мне стакан с разведенным лекарством. «Как ребенок, честное слово», – проворчал Майкрофт, проследив, чтобы я выпил все до последней капли.
В другой раз он сильно обжегся во время готовки, зашипел сквозь зубы от боли и застыл посреди кухни. Словно не знал, что в таких случаях полагается делать. Я потащил его к раковине и сунул его руку под струю холодной воды. Это был, наверное, первый раз, когда я позволил себе подобное панибратство – коснуться его, схватить за руку. Еда в тот день пригорела, и Майкрофт весь ужин хранил тяжелое молчание, не поднимая глаз от тарелки.
Нам часто бывало неловко рядом друг с другом. Все-таки, мы были чужими людьми до того, как все это случилось. Мы общались только на деловые темы, это происходило редко и не доставляло никому из нас особого удовольствия. Меня бесило то, что от Майкрофта зависит моя карьера, и он это знает. Его, наверное, просто утомляли мои резкости, гневные взгляды и попытки сопротивляться его «настойчивым рекомендациям».
Но все-таки, мы были знакомы больше семи лет. А понимать друг друга начали только сейчас.
Мы сидели в гостиной, и Майкрофт рассказывал о своем репетиторе по французскому. Лицо его, как бывало в такие моменты – моменты, когда он вспоминал истории из прошлого – казалось отрешенным и слегка мечтательным. Майкрофт вспоминал, как Шерлок пытался довести беднягу репетитора, потому что был недоволен, что брат стал реже с ним играть из-за учебы. Репетитор уволился спустя две недели, и одно это внушало уважение. Продержаться две недели, если уж Шерлок поставил цель вытравить тебя прочь – немыслимо. Майкрофт рассказывал, как репетитор обнаружил в своем портфеле двадцать восемь живых лягушек и записку «bon appetite». Я рассмеялся, и Майкрофт тоже улыбнулся, опустив голову. Потом вдруг нахмурился и покачал головой, глядя на меня удивленно и грустно.
– Зачем я все это рассказываю? Почему меня так тянет на откровения рядом с тобой?
– Эффект случайного попутчика? – предположил я. Майкрофт задумчиво пожал плечами.
– И куда же мы едем?
– В смысле?
– Мы живем вместе уже три месяца. Что я здесь делаю? Зачем это нужно тебе? К чему все это идет?
Я застонал.
– О нет, только не заводи разговор о наших отношениях!
Майкрофт взглянул на меня со странным выражением лица.
– А у нас есть отношения? – спросил он настороженно. Тьфу ты.
– Я пошутил. Не бойся, я нормальный. Я не собираюсь тебя домогаться.
Майкрофт поднял брови. Постучал пальцем по губам. Потом тяжело вздохнул.
– Возможно, мне следует сообщить тебе. Это личная информация, и вряд ли она тебя касается, но я выболтал и без того немало личного, хуже уже не будет. Дело в том, что мои предпочтения далеки от традиционных. Выражаясь иначе, я гомосексуалист.
Он замолчал, внимательно на меня глядя в ожидании реакции. Если честно, я понятия не имел, что тут можно сказать. Так что просто пожал плечами и пробормотал:
– О, ладно.
Майкрофт переплел пальцы рук, сцепив их в замок.
– Могу я узнать, как ты относишься к представителям сексуальных меньшинств?
– Я к ним не отношусь, – сказал я бодро.
– Ты нормальный, я помню, ты это уже говорил, – скривил губы Майкрофт. – Не стоит так беспокоиться, я тоже не собираюсь тебя домогаться.
– Хорошо.
Майкрофт опустил глаза, разглядывая свои сцепленные пальцы.
– Я вполне могу уехать, если эта информация вызывает какие-либо проблемы. Кризис миновал, «прятаться» мне больше не требуется. Я благодарен за помощь и не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством.
– Не говори ерунды, – фыркнул я. Майкрофт коротко взглянул на меня, что-то для себя решая. Потом кивнул.
– Не буду.
***
Мы пообещали друг друга не домогаться, и конечно, сразу после этого все произошло. В ту ночь ему приснился страшный сон. Я слышал, как Майкрофт стонет и ворочается на своем скрипучем диване. Я сам спать не мог от этого. Тогда я пришел к нему в гостиную, сел на краешек дивана и погладил по плечу. Он был весь потный, и не успел проснуться, как тут же спросил, зачем я это делаю. Казалось, он повторяет снова и снова одни и те же вопросы, а я снова и снова пытаюсь как-то выкрутиться.
«Зачем ты это делаешь?»
Я гладил его по плечу.
«Зачем тебе это?»
Я сидел рядом.
«Зачем ты это делаешь?» – голос у него был беспомощный.
Я не знаю. Не знаю, зачем я это делал. Я хотел помочь.
Наконец, он перестал задавать вопросы. Он съежился под тонким пледом, который использовал вместо одеяла. Я сидел на самом краю дивана, так что казалось, вот-вот свалюсь. Где-то в углу комнаты скреблась черепаха. Было темно, хотя свет от фонаря позволял разглядеть очертания мебели в комнате.
Я не хотел знать, что снится Майкрофту. Может, это был репетитор по французскому, с полным портфелем лягушек. Может, это был человек без лица на железном столе патологоанатома. Кто его знает. Я спросил:
– Ты сможешь уснуть? – и моя рука все еще лежала у него на плече. Он перевернулся на живот, стряхивая мою руку.
– Да.
– Ладно.
Я встал и шагнул к спальне. Потом немного подумал и вернулся, встав за спинкой дивана. Я смотрел сверху вниз, как Майкрофт лежит, неудобно согнув длинные ноги, чтобы уместиться на диване. Он отвернул от меня лицо, но я бы все равно его не разглядел в темноте.
– Знаешь, с этим пора завязывать, – сказал я.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты даже не смеешься. Начинаешь смеяться, а потом вспоминаешь и сразу запрещаешь себе.
– Чушь.
– Я видел.
– Спокойной ночи, Грег.
Я промолчал. Через пару секунд Майкрофт пробормотал, прижимаясь щекой к подушке:
– Я и прежде не слишком часто смеялся. Это ничего не значит. Это не из-за него.
Я все еще молчал.
– Я не желаю говорить об этом.
– Ты постоянно говоришь об этом. Постоянно говоришь о нем, – напомнил я.
– Ты сам просил…
– Потому что тебе это было нужно. Ты постоянно говоришь о нем, постоянно о нем думаешь. У тебя не все дома…
– Это переходит все границы!
– Я знаю, что ты его любишь.
– Ты ничего не знаешь.
– И я знаю, что это тяжело. Знаю, что тебе больно.
– Ты ничего не знаешь, – повторил Майкрофт.
– Спокойной ночи, – я повернулся и шагнул к двери.
– В газетах пишут правду.
Я застыл, как будто меня превратили в лед. Не было сил даже повернуться. И все равно я бы в темноте его не увидел – только изгиб диванной спинки.
– Конечно, там сплошные домыслы, но суть они ухватили верно.
Майкрофт говорил, прижимаясь щекой к подушке, но слова звучали на удивление внятно.
– Я убил его. Это я убил его.
А, это.
– Он прыгнул с крыши.
– Мориарти…
Я даже не заметил, как развернулся и оказался возле дивана.
– Он был в моих руках, – сказал Майкрофт. – Но я приказал отпустить его. У меня был план.
Я покачал головой. Майкрофт судорожно вздохнул – мне совсем не понравился этот звук.
– У меня был план, – снова сказал он. – Но я просчитался. И еще – так уж вышло… я рассказал ему… это было единственной возможностью заставить его сотрудничать, поэтому я дал ему то, что он хотел… он спрашивал о Шерлоке. И я рассказывал ему.
Я снова покачал головой. Непонятно, зачем – в темноте меня никто не видел, но даже если бы все лампочки горели, Майкрофт все равно на меня не смотрел.
– Он спрашивал, и ты рассказывал, – повторил я глупо.
– Да, Грег. Так все и было. Только его не интересовали истории про репетитора и детские драки.
– А потом отпустил его. Психопата, который привязывал к людям взрывчатку. Террориста. Который еще и других преступников консультировал.
– И который был помешан на Шерлоке. Да. Я отпустил его. Я собирался… нет, теперь это не важно.
Я снова покачал головой. Наверное, просто не мог остановиться. Майкрофт долго молчал. Потом выдавил:
– Пожалуйста, уходи.
Я правда хотел уйти. Но почему-то вместо этого обошел диван и снова присел на краешек. Попытался нащупать плечо Майкрофта, но вместо этого коснулся спины, и погладил между лопатками. Майкрофт вжался в подушку лицом и вздрогнул всем телом. Потом еще. И еще раз.
– Только не это. Нет, Майкрофт, пожалуйста, я прошу тебя.
Я понятия не имел, что делать с плачущими людьми. Особенно если плачущий человек – Майкрофт Холмс. Наверное, мне и впрямь лучше было уйти. Но я уже не мог.
– Я так не могу, – сказал я. – Что мне делать? – я спрашивал не Майкрофта. Я спрашивал того, кого здесь не было. Естественно, никто мне не ответил. Поэтому я снова жалобно попросил: – Пожалуйста, Майкрофт, прекрати это. Ты его не убивал. И даже Мориарти его не убивал. Он сам прыгнул. Он не мог проиграть какому-то психопату. Ведь это же Шерлок. У него всегда есть запасной план. Был. Черт.
Майкрофт глубоко вздохнул, а потом медленно выдохнул, и спина его больше не сотрясалась от рыданий. Он выключил слезы так же, как выключал смех.
Я так ненавидел себя в эту минуту.
– Пойдем. Здесь неудобно спать. У меня спина будет болеть, если я рядом лягу.
Я потянул его за руку, заставляя встать. Майкрофт отворачивал лицо, будто в этом был какой-то смысл. Я все равно ни черта не видел в темноте. Майкрофт не сказал больше ни слова, позволил отвести себя в спальню. Я залез под одеяло, а Майкрофт лег поверх одеяла. Нам пришлось разделить подушку на двоих. Когда Майкрофт выдыхал, я чувствовал тепло на виске. Мне хотелось взять его за руку, но это было как-то глупо. Поэтому я закрыл глаза и уснул. Угрызения совести еще никогда не мешали моему режиму.
Я открыл глаза, когда зазвенел будильник, и понял, что мы с Майкрофтом лежим, прижимаясь носами друг к другу, а ногу я закинул ему на бедро. Майкрофт притворялся спящим, пока я носился по спальне, разыскивая парный носок.
Перед уходом я сказал ему:
– Это не считается за домогательство, так и знай.
И он улыбнулся, не открывая глаз.
***
Днем мне пришлось отпроситься с работы на пару часов, чтобы съездить по делам. Все у меня в отделе думали, что я смертельно болен, и езжу в больницу. Наверное потому, что, когда я возвращался после отлучек, у меня был больной вид.
Я ездил к Шерлоку.
Иногда я вспоминал, как когда-то давно он говорил: «наши дела», про расследования. С появлением Шерлока у меня не осталось своих дел, только наши. Ну, если только что-то действительно скучное – такие дела он великодушно доверял моей компетенции. «Уж на это ты способен, Лестрейд? С подобной загадкой даже пятиклассник справится!». Печально думать, как все теперь изменилось.
Теперь Шерлок – одно из моих дел.
Это все Молли, она раскололась, когда я через пару дней после произошедшего подошел к ней. Я хотел проверить, как она. Как она держится. Сам я только недавно начал понимать, что Шерлока действительно больше нет. Что никто не ворвется в мой кабинет в разгар рабочего дня, никто не пришлет мне смс среди ночи. Никто доведет меня до белого каления.
Одна эта мысль доводила до белого каления.
Кажется, я был в том состоянии «осознания смерти», которое называется «гнев». Я не хотел верить, что сукин сын покончил с собой. И правильно делал.
Молли сначала лепетала что-то неубедительное, и я, непонятно почему, никак не хотел оставить ее в покое. Мне бы проявить тактичность, но нюх, чутье, называйте как хотите – я чувствовал в ее словах что-то неправильное, чувствовал в ее тоне что-то виноватое. Я никогда не одобрял методы Шерлока – когда тот накидывался на близких погибшего и добывал нужную информацию, не щадя их чувства. Но в этот раз я и сам действовал так же. Я наседал на Молли, я пристально глядел ей в глаза, желая знать правду. Желая понять, что она скрывает. Она сорвалась.
Она все рассказала.
Молли умоляла меня никому не выдавать его. Чертового сукина сына, который не был мертв. Сказала, это вопрос жизни и смерти. Сказала, это план. Сказала, что сама почти ничего не знает. Молли все шмыгала носом и пыталась взять с меня обещание, но я уже не слышал ее. Пульс в ушах стучал просто оглушительно.
Теперь я навещаю Шерлока время от времени. Приношу ему все необходимое, выслушиваю четкие указания, которые ни черта не понимаю, но все равно выполняю. Кроме меня у него есть еще армия беспризорников и бродяг, ну и Молли. Какое-то время она была в опале за то, что не смогла удержать язык за зубами, но Шерлок нуждался в помощниках, так что пришлось ему проглотить свою обиду и обойтись без воспитательных мер.
Шерлок жил в жуткой квартире на последнем этаже старого дома за фабрикой. На лестничных пролетах всегда пахло сыростью и жареным луком, а лифт так грохотал, что казалось, вот-вот рассыплется. Прямо под квартирой Шерлока жила большая семья с кучей детей, и я частенько ехал с одним из малышей в лифте. В такие моменты я думал, что было бы, если бы у Шерлока был ребенок? Сказал бы ему Шерлок, что жив? Джон походил на брошенного ребенка, он был абсолютно уничтожен – но Шерлок все равно строго-настрого запретил ему рассказывать. Я пытался представить, каким бы Шерлок был отцом. Если бы у него был ребенок – это была бы катастрофа, наверное. Еще временами я думал, каким Шерлок был ребенком. Вот уж точно катастрофа.
А иногда я думал о Майкрофте. Я пытался рассказать Шерлоку, как тяжело приходится его брату, что устроили газетчики, в каком он состоянии… я пытался, но Шерлок не желал ничего знать. Он сказал, что это «бесполезная информация», она только отвлечет его от действительно важных дел. Хотя я был рад, что Шерлок жив, мне все чаще хотелось придушить его.
В этот день, отпросившись с работы, я снова поехал к Шерлоку. Он написал мне сообщение, велев забрать конверт у бродяжки возле лондонского моста и привезти ему. Я не желал знать, что находится в конверте. Скорее всего, что-то не слишком срочное – но Шерлок был бы не Шерлок, если бы не выдернул меня с работы, используя как мальчика на побегушках. Я не мог дождаться момента его «воскрешения». Мне чертовски надоело прибегать к нему по первому зову, надоело вытаскивать Джона в паб, только чтобы выслушивать очередной поток горьких, бессвязных откровений на тему «я никогда не говорил ему…», и уж тем более мне надоело видеть, как Майкрофт пытается стать менее живым, словно это сможет сделать Шерлока менее мертвым.
Мне так хотелось сказать ему правду…
– Нет, нет и нет, – Шерлок сидел на табурете, прижав колени к груди, и был похож на птенца на насесте. Он сильно отощал за время своей «смерти», наверное, потому что рядом не было Джона – уж тот заставил бы Шерлока поесть, а мое ворчание несносный идиот пропускал мимо ушей.
– Ты никому ничего не скажешь, – Шерлок разорвал конверт и пробежал глазами по распечаткам, я сумел разобрать, что это какие-то шифры, прежде чем Шерлок свернул их. – Прекрати подглядывать, Лестрейд. Занимайся своей работой.
– Я уже говорил, что мог бы помочь?
– Ты помогаешь. Молоко купил?
– Пошел к черту! Ты знаешь, что я имею в виду.
Шерлок посмотрел на меня насмешливо. Но из-за теней под глазами вышло скорее устало.
– Спасибо, я знаком с твоими дедуктивными навыками. Думаю, справлюсь сам.
– Уперлось все в твою дедукцию, что ли! Я инспектор Скотланд-Ярда. У меня есть команда, профессионалы, я могу добыть ордер! Я могу ходить по улицам, пока ты должен сидеть взаперти, в конце концов...
– Спасибо, что напомнил, – скривился он. – А теперь убирайся. Мне надо подумать.
– Шерлок, уже четыре месяца прошло…
– Я в курсе. Ты мне мешаешь, Лестрейд, уходи.
– Джон совсем плох. А Майкрофт… ты себе не представляешь, что с ним происходит! Он считает, что виноват в твоей смерти. Он совсем…
– Лестрейд, ты не слышал меня?
– Давай расскажем ему. Только ему одному, он ведь сможет…
– Нет.
– Его люди…
– Нет. Это не обсуждается.
– Ты просто упрямый самонадеянный идиот, ты знаешь это?
Шерлок оглядел меня с ног до головы, неприятно улыбнулся.
– А ты сентиментальный, влюбленный кретин.
– Что?
– Уверен, ты найдешь способ утешить Майкрофта в мое отсутствие. Он всегда умел ставить приоритеты, и думаю, хороший секс для человека его возраста, внешности и склада характера будет значить несколько больше, чем весть о воскресшем родственнике, которого он не переваривал.
– Что? – глупо повторил я. Шерлок снова скользнул по мне взглядом, наморщил нос.
– Хотя я бы не стал с уверенностью утверждать, что хороший. Впрочем, просто секс тоже сойдет. А теперь убирайся, твой возмущенный вид мешает мне думать.
Донаван и Андерсон окончательно уверились, что я смертельно болен, и осталось мне совсем недолго. Я наорал на них безо всякого повода, а они переглянулись и жалостливо уставились на меня.
Но когда я вернулся домой, злость уже испарилась. Я несколько секунд постоял в прихожей, вдыхая аромат карри и тушеных овощей. Майкрофт крикнул из кухни:
– Проходи, чувствуй себя как дома, – он пытался пошутить, но в голосе я отчетливо услышал нервозность. Впрочем, когда я зашел на кухню, Майкрофт был воплощением невозмутимости. Он нарезал болгарский перец аккуратными кольцами.
– Привет.
– Добрый вечер.
– Вкусно пахнет.
– Скоро все будет готово, – он кинул быстрый взгляд на плиту, где томилось рагу. Точными, быстрыми движениями ножа разделался с перцем.
– Майкрофт… – я запнулся. Он шагнул к раковине и принялся тщательно мыть нож. – Майкрофт, – снова позвал я. Майкрофт выключил воду, вытер руки полотенцем и повернулся ко мне.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Нам надо поговорить.
– Знаю, – он склонил голову. – О ночном разговоре. Но если ты не возражаешь, я предпочел бы сначала поужинать.
– Нет, это…
– Я знаю, – он перебил меня, но тут же замолчал, нахмурившись. Затем продолжил спокойней. – Я знаю, что перешел все границы. В свое оправдание могу только сказать, что обычно я не настолько… эмоционален. Просто я не до конца пришел в себя после сна, а ты завел эту тему, и… мне жаль, если я поставил тебя в неловкое положение.
– Дело не в этом.
Майкрофт внимательно посмотрел на меня.
– Тогда речь пойдет о том, что именно я сказал? Ты разочарован? Ты хочешь…
– О, да хватит уже предположений! Может, просто позволишь мне сказать?! – не выдержал я. Майкрофт скрестил руки на груди.
– Я тебя внимательно слушаю, – повторил он. Вот так. Ну, а теперь надо просто взять и… сказать ему все.
Я сделал глубокий вдох. И еще один. Проследил взглядом за черепахой, пересекающей кухню и исчезающей где-то под столом. Майкрофт терпеливо ждал.
Надо просто сказать. Врать дальше – просто свинство. Я не Шерлок. У меня есть сердце.
Надо было давно ему рассказать.
– Давай ужинать, – выдохнул я.
– Хорошо. Достанешь тарелки?
– Он жив.
Я едва сдержался, чтобы не закрыть рот двумя руками, и уставился на Майкрофта. Тот глядел куда-то перед собой. Наступила долгая, мучительная пауза.
– Шерлок жив, – повторил я, прозвучало это жалобно. – Это был не он тогда, на столе. Это был не он.
Майкрофт громко сглотнул. Я пытался предугадать его реакцию. Закричит? Заплачет? Рассмеется?
Только бы не сердечный приступ.
Но я недооценил его. Всегда недооценивал, кажется. Он только еще раз сглотнул, облизал губы и хрипло спросил, глядя на меня:
– Доказательства?
Я суетливо принялся искать в карманах, собирался показать ему телефон с сообщениями от Шерлока, но потом вспомнил, что у Шерлока теперь новый номер, да и когда это было доказательством – чьи-то телефонные сообщения?
– Хочешь, поедем к нему сейчас. Я знаю, где он пря… живет.
Майкрофт все смотрел на меня, испытующе, словно пытался понять – не лгу ли я. Словно думал, что это все злая шутка, какая-то нелепая выходка. Будто я способен на что-то подобное.
Я отчетливо различил момент, когда он окончательно мне поверил. Ничто не дрогнуло на его лице, только взгляд стал отчаянным, безумным, диким. Майкрофт перевел дыхание.
– Хочешь, поедем к нему, – тихо повторил я. Мне казалось, ему нужно увидеть, чтобы убедиться. Мне казалось, он захочет увидеть Шерлока. Может, встряхнуть его пару раз за плечи. Может, обнять. Точно не знаю. – Он живет в кирпичном доме за…
– Нет, – резко перебил меня Майкрофт, посмотрел с ужасом. – Нет. Не нужно. Не говори.
– Но я…
– Просто замолчи.
Майкрофт снова уставился куда-то перед собой, потом покачал головой, сжимая губы. Вышел из кухни, обогнув меня по дуге так, словно боялся даже случайно прикоснуться. Я слышал, как хлопнула входная дверь.
На следующее утро приехала помощница и забрала все его вещи.
Продолжение в комментариях
@темы: Шерлок Холмс, Рейтинг PG, Майкрофт Холмс, Фанфик, Грегори Лестрейд, Романс
