всё фигня, кроме оживших пирожков с капустой
Название: Картина мира
Автор: Санастезис Нёкл
Бета: Cordy Laer
Перийнг: Лестрейд/Майкрофт
Жанр: romance, detective
Размер: макси
Рейтинг: PG-13 для второй части
Статус: в процессе
Дисклаймер: не извлекаю ничего кроме удовольствия и головной боли.
Саммари: однажды к инспектору Лестрейду заявляется мистер Холмс и сообщает, что будет с ним жить. Что сделает Лестрейд и чем всё это закончится?
Читать: 1-4 главы | 5-7 главы | 12-14 главы
БлагодарностиБлагодарности: Марку Гэтиссу за то, что он такой офигенный. ну и за Sherlock'а тоже спасибо, но в основном за то, что он офигенный; Гревзу за то, что он такой красава; -сирин- (aka luminoso), за то, что она умеет мотивирующе существовать; нет таких слов, чтобы передать благодарность Джорджи Д., за терпение и крепкую биту, и Корди за то, что она была рядом не смотря ни на что.
Предупреждения/примечанияПредупреждения/примечания:
1) так как автор не смотрел второй сезон, соответственно, AU.
2) у автора очень плохо с придумыванием имён. он берёт первое, что пришло в голову, но почему-то оказывается, что это имя уже кому-то принадлежит. так что если вам кажется, то вы уже где-то слышали такую фамилию - скорее всего так и есть. все остальные совпадения на совести ноосферы.
3) у братьев Холмс разница в двенадцать, а не семь лет. сделаем вид, что это BBC-AU.
4) шпионский слэнг позаимствован у Ле Карре, спасибопутинузаэто.
5) название второй части отсылка к этой песне:
8-9 главаЧасть вторая. Life Less Ordinary.
Глава восьмая
Жить с Майкрофтом Холмсом оказалось не так сложно, как Лестрейд опасался. Имея перед глазами пример квартиры на Бейкер-стрит, он ожидал чего-то похожего, только с большим уклоном в политику. И даже настроился решительно отстаивать своё жизненное пространство, но ошибся. Майкрофт оказался почти полной противоположностью своего брата. Если тот сеял вокруг себя хаос, то старший брат стремился к идеальному, почти навязчивому порядку. Его присутствие в доме было незаметным, если не считать продуктов в холодильнике, разложенных по какой-то таинственной и недоступной Лестрейду системе, и прочих мелочей вроде выровненных по линеечке полотенец в ванной или ручек чашек, повернутых в одну сторону.
Чердак переделали в библиотеку, а освободившуюся комнату — в спальню. Лестрейд об этом узнал, когда вернулся домой и застал там рабочих. Он не стал ничего говорить по этому поводу, только попросил впредь советоваться с ним, меняя планировку дома. Майкрофт рассеянно кивнул.
Холмс был на редкость необременительным соседом. Не шумел, не проводил химических опытов на кухне, не хранил отрезанные пальцы в морозильнике, не палил в стены от скуки и вообще не делал ничего особенно странного. Обычно он приходил домой уже ночью, а уходил рано утром. Бывало, что его не было несколько дней, после которых он спал почти двадцать часов подряд. Лестрейду в такие дни звонили с работы и сообщали, что дают выходной «ввиду выдающихся заслуг на службе британскому народу». Он не возражал.
Всю первую неделю Лестрейд придумывал, как объяснить дочери, почему в его доме живёт посторонний мужчина, что было непросто, потому что он и сам не до конца это понимал. Но Майкрофт проявил чувство такта, которого Лестрейд не ожидал, и, предупредив смс-сообщением, что уезжает, не появлялся до понедельника. Важные поездки случались у него каждую неделю и длились ровно уик-энд.
Они не пересекались нигде, кроме кухни. Грегори не видел Майкрофта в халате и тапочках, чистящего зубы, или в домашних брюках, развалившегося в гостиной. Обычно он возвращался с работы и находил соседа на кухне за приготовлением очередного кулинарного шедевра здоровой еды. Лестрейд ждал, пока он закончит, потягивая сок или виски, в зависимости от того, насколько тяжёлым был день, потом они ели и расходились по своим комнатам. Почти всегда молча, но иногда Майкрофт просил, хотя, если быть честным, это больше походило на приказ, задержаться и рассказывал ему что-нибудь связанное с работой. Ну, Грегори думал, что это как-то связано с работой, потому что не понимал обычно ничего. С его точки зрения, Майкрофт выдавал лишь бессвязные обрывки мыслей.
— Рассел Филби сейчас под фонарём, ему могут понадобиться новые сапоги вместо засвеченных, плюс защита от кузенов.
Однако после таких «разговоров» он выглядел более… расслабленным, так что Лестрейд смирился и быстро привык к такой манере.
18 марта выпало на пятницу. Майкрофта дома не было. Лестрейд встал раньше обычного, с трудом выпил полчашки кофе, срезал ветку шиповника: мама всё равно никогда не любила цветы, - и сел за руль. Дорога заняла почти полдня.
На кладбище было много народу, как всегда в этот день. Разные люди, старше него, младше него, дети с отцами или бабушками. Объединённые одним, но разным горем.
Он прошел вглубь, идти приходилось довольно долго, выискивая ориентир – небольшое надгробье с одной датой и голубем. Отсюда направо три ряда и – могила родителей. Две тёмные мраморные плиты, с именами и датами, больше ничего. Установленные с разницей в два года, но совершенно одинаковые, стоящие очень близко, почти впритык.
В фильмах обычно люди говорят с могилами, воображая, что ушедшие могут их услышать. Рассказывают им о событиях, каются в грехах, признаются в любви. Грегори это всегда казалось нелепым, к тому же, он не знал, что сказать. При жизни-то не знал, что говорить о куске гранита. Но зачем-то приезжал, не на день рождения, не в день смерти, а всегда на День матери. Оставлял на земле глупый подарок – ветку шиповника или астру, выдранную из клумбы у здания суда. Не слишком-то похоже на скорбящего сына.
Отец умер от рака простаты. Когда врачи поставили диагноз, лечиться он отказался и сгорел за пару месяцев. Грег думает, что мама умерла вместе с ним, а два года продержалась только оболочка. Они всегда очень любили друг друга, росли рядом, первая любовь друг друга, всегда вместе, не расставались дольше, чем на несколько дней.
Он не мог навещать её — слабость, которую невозможно простить. Она почти совсем не изменилась, может, чуть похудела, пыталась улыбаться и разговаривать как обычно, но взгляд был мёртвым, таким пустым. В ней не было ни боли, ни отчаянья, ни слёз, которых он боялся и к которым готовился. В ней не было больше ничего. И он не мог видеть этот пустой кокон от бабочки. Это была уже не та женщина, которая родила его, не та, что читала сказки и плакала в тот день, когда он решил стать полицейским, не та, что нянчилась c Эль и отговаривала его от развода.
Дом, в котором он вырос, замер и опустел вместе с ней, словно покрывшись тоненькой плёнкой отчуждения. После он продал его, отложив деньги на колледж для Элизабет.
Он пытался что-то сделать, как-то встряхнуть. Думал, если будет приезжать чаще, говорить с ней, звонить, привозить дочь, то всё изменится, и мама очнётся, как Кай из сказки. Но время шло, а она оставалась абсолютно такой же сломанной куклой с пустыми глазами, которая чисто механически переставляла книги, продолжала каждый день накрывать ужин на двоих, а затем усаживалась в кресло и включала телешоу, которые они смотрели с отцом. В её застывшем мире не было места для сына, и тот перестал сначала привозить Эль, потом приезжать сам и, наконец, сократил звонки до традиционных: на день рождения, Рождество и День матери.
А потом она умерла. Очень тихо, во сне. Врачи сказали, что остановка сердца, но он отстранённо подумал, что, должно быть, у неё просто кончился завод и механизм остановился.
Лестрейд смахнул пыль с плиты, пробежался пальцами по именам и побрёл к выходу.
Домой он вернулся затемно. Эль уехала на экскурсию с классом, на все выходные. На кухне было тихо и темно, но фигуру Майкрофта можно было разглядеть. Лестрейд сел на другом конце стола, закинул ноги на стол, копируя позу Холмса, и отсалютовал ему бокалом. Негромко звякнул лёд в стакане Майкрофта. Грегори запрокинул голову и прикрыл глаза.
— Интересно, почему День матери именно 18 марта?
— Не знаю.
— А, да. Жёсткий диск. А то, что Земля обращается вокруг Солнца, вы знаете?
— Выучу, как только вы объясните ценность этого знания для Британии.
Грегори подавился смешком.
— Чёртовы, ненормальные Холмсы. — Он провёл по щеке, отметив, что пора бы уже и побриться, потом залпом допил виски и поставил стакан на стол. — Ваши родители, какие они?
— Обычные.
— Если не хотите…
— Отец — профессор математики в университете Дарема, мама держала небольшой цветочный магазин.
— Они живы?
— Мама. Отец погиб, когда она была беременна Шерлоком. — Майкрофт убрал ноги и плеснул в стакан ещё… что он там пил? — Он родился на две недели раньше срока. Такой тощий и такой визгливый. Мама… Смерть отца, послеродовая депрессия.
— Сколько вам было?
— Двенадцать. Но я быстро научился менять пелёнки и не спать по ночам. Мама оправилась спустя полгода, но что-то в ней изменилось. Стала отстранённой. Даже смотрела словно сквозь нас. Шерлок не понимал, думал, что это его вина, стремился завоевать её любовь. Меня воспринимал как соперника, с тех пор как научился говорить.
Майкрофт встал и вышел, не добавив ни слова. Из интереса Лестрейд понюхал его стакан и против воли улыбнулся, когда почувствовал сладкий запах кока-колы. Он, кажется, совсем привык к странностям Холмсов.
***
— Я бы постыдилась в такую погоду поднимать людей на ноги из-за старой шкатулки, — недовольно фыркнула Салли, щелкая мышкой. — Пускай старуха ещё спасибо скажет, что похитители донесли её хлам до помойки.
— Налоговику тоже спасибо прикажешь говорить? — бросил в её сторону Лестрейд.
— А с ним-то что? — поднял голову Андерсен.
— В больнице с сердечным приступом. Поздравляю всех: по крайней мере, в одном случае к моральному ущербу добавился физический.
— Не смог пережить потерю старины Уинстона? — Донован, насколько знал Лестрейд, даже рождественские открытки предпочитала передаривать сразу после получения, поэтому выражение «дороги как память» для неё было оксюмороном.
— Свалился с сердечным приступом, как только увидел развороченный стол. В верхнем ящике лежала крупная сумма денег.
— О пропаже денег он не заявлял. — Андерсен лихорадочно схватился за копию отчёта.
— А деньги и не пропадали! Грабители нашли пачку, повертели её в руках — пакет, в котором она лежала, открыт — и аккуратно положили обратно. Правда, налоговик об этом уже не узнал: если вы не заметили, заявление составляла его жена.
— И сколько там было?
— Полторы тысячи фунтов.
— И вместо них эти идиоты унесли старый бюст Черчилля? О чём они только думали?
— Может быть, не хотели садиться в тюрьму надолго, ну, больше ущерб — длиннее срок?
— Салли, если человек не хочет в тюрьму, он вообще не ворует, понимаешь? Ни деньги, ни шкатулки, ничего.
— Или мы не всё знаем, — медленно проговорил Андерсон, водя пальцем по губам. — Я читал один детектив, там воры похищали гипсовых Наполеонов…
— … А на самом деле искали спрятанный в одном из них драгоценный камень! — Донаван в восторге отодвинула клавиатуру, глаза её засверкали.
— В конце концов, это жена потерпевшего утверждает, что кондрашка его хватила из-за денег, — со значением продолжал Андерсон, — но она может многого не знать или ещё больше скрывать. А вдруг его подкосила именно пропажа Черчилля?
— Точно! — Салли медленно поднималась с места, не отрывая от Андерсона восхищённого взгляда. — Может быть, эта штука только сверху покрыта чугуном, а внутри — золотая!
— А гаечные ключи внутри были платиновые. Весь набор.
Фантазёры осеклись на полуслове и насупились, как дети, которых за ухо вывели из кукольного домика и посадили за арифметику. Лестрейду даже стало неловко за свою иронию.
— Гаечные ключи могли украсть, чтобы отвлечь наше внимание от Черчилля. — Надулась Салли.
— Или шкатулки-карусели! – не сдавался и судмедэксперт. — Я бы не торопился исключать версию, что некоторые из украденных вещей могут оказаться ценнее, чем мы думаем. Предлагаю опросить ещё раз эту старушку, узнать, не было ли в шкатулке тайников, скрытых отделений…
— Лучше узнайте у филателиста, сколько стоили все эти марки, которые преступники — не иначе как по доброте душевной — тщательно извлекли из альбома, перед тем как его утащить. Единственный в Англии экземпляр Голубого Маврикия! Да за деньги только от его продажи можно выпаять из золота статую того же Черчилля во весь рост! Нет, наши воры не антиквары и уж тем более не искатели тайников. Они вот именно что… похитители хлама.
Андерсон зевнул, прикрыв рот кулаком.
— Сэр, я всё понимаю, точнее ничего не понимаю, но странных ограблений не было уже больше месяца. Зачем мы всё ещё возимся с этим?
— Затем, что это незакрытые дела! — огрызнулся Лестрейд. В душе он был согласен с Андерсоном, но остановиться не мог то ли из упрямства, то ли из мелочного желания доказать, что, хотя бы иногда, он ничуть не хуже Шерлока. Пусть у него уйдёт раз в десять больше времени, но он распутает это дело.
— А знаете, — задумчиво сказала Донаван, — я ещё когда первый раз увидела, подумала, что мне это что-то напоминает. В смысле, список вещей. Только не могу вспомнить… Хотя, — она открыла браузер и быстро напечатала запрос в строке поиска. — Сэр. Взгляните.
По первой же ссылке выпал сайт, на главной странице которого был длинный список вещей: гаечные ключи, старая люстра, пресс-папье в виде головы Уинстона Черчилля, портрет королевы, заварочный чайник, календарь, собрание сочинений Джека Лондона, и так далее. Над списком большими переливающимися буками висело название сайта.
Лондонская фотоохота.
Глава девятая
Звонок Джоан застал его прямо над трупом. Мужчину, одетого богато и броско, нашли в мусорном баке Макдональдса. Шерлок и Джон появились через три минуты после криминалистов. Лестрейд был занят привычным делом: опрашивал многочисленных свидетелей, утешал Андерсона, стенавшего на предмет затоптанных следов, и пытался объяснить маргиналам, что картошку из бака пока что забрать нельзя, потому что на ней лежит труп.
— Джоан, только быстро.
— Приезжай в обед.
— Это срочно? У меня дел невпроворот.
— Срочно. Приезжай, это не займёт много времени.
— Ладно.
Джоан крутила в руках стакан, то взбалтывая остатки сока, то ставя его на стол.
— Что-нибудь выпьешь?
— Тороплюсь. Что ты хотела?
Пальцы дрогнули, и напиток едва не выплеснулся на пол.
— Альберт сделал мне предложение.
— Поздравляю! Я… я рад за тебя, правда.
— Спасибо, да. – Она взмахнула рукой. — Это не то, что я хотела сказать. То есть то, но…
— Джоан, просто скажи. Я должен что-то сделать? Подписать какие-то бумаги, я не знаю, благословить вас? — Лестрейд нервно дёрнул уголком губ в попытке улыбнуться.
— Я хочу попросить тебя. Хочу попросить забрать Элизабет.
— И всего-то? Конечно, я возьму её. На сколько? На медовый месяц?
— Нет, подожди, ты не понял. Не понял. Я хочу, чтобы ты забрал её насовсем. К себе. Насовсем.
— Ты права, я не понимаю. Почему? По… Почему? Это Альберт? Он против?
— Нет, Альберт её обожает, и он бы с радостью…
— Джоан, тогда я совсем ничего не понимаю. Я не против, я люблю Элизабет, но… Почему?
Она сложила руки на груди и поджала губы. Звякнула микроволновка, но никто не обратил внимания.
— Я тоже люблю Элизабет, — медленно произнесла Джоан. — Но пойми меня, пожалуйста. Я хочу… Я хочу пожить для себя. Хотя бы немного.
— Чем тебе мешает Эль?
Джоан закрыла лицо руками.
— Ещё бы ты понял. Грег, пожалуйста. Послушай меня.
— Я слушаю.
— Нет, не слушаешь, ты никогда меня не слушал.
— О, бога ради, не начинай.
Она отняла ладони, губы у неё дрожали.
— Я любила тебя. Может быть, не так сильно, как тебе хотелось, не зависела от тебя, не нуждалась до такой степени, что не могла уснуть без тебя, но я действительно любила. Гораздо дольше, чем ты думаешь. И я родила Элизабет, хотя не хотела, помнишь? Я хотела подождать, но ты просил, и я сдалась. Элизабет – чудесная девочка, и я рада, что ты настоял тогда, и что я согласилась, и что она росла рядом со мной, что я могла быть с ней. Это прекрасные годы, я ни о чём не жалею. Но сейчас, пожалуйста, пойми меня, я хочу узнать, что значит быть счастливой, что значит быть свободной. С Алом. Ему предлагают работу в Нью-Йорке, я хочу поехать с ним. Хочу посмотреть мир. А Эль будет хорошо здесь, с тобой. Пожалуйста, пойми меня.
Он смотрел на неё. Красивая женщина с копной обесцвеченных волос и бездонными синими глазами, тонкой талией и гордым профилем. С тонкими морщинками у глаз, с глубокими, печальными складками у рта и длинными нервными пальцами, в которых перекатывается стакан.
Девушка, с водопадом тёмных волос и сверкающими синими глазами, которые смотрели тепло и дерзко одновременно, с чуть вздёрнутым носом, который он любил целовать, с нежными ладонями, которые зарывались ему в волосы, перебирали их. Со звонким смехом и умением плакать молча, просыпаться раньше него, чтобы приготовить завтрак, и взвизгивать, когда он касался холодными с улицы руками.
Виноват ли он в том, какой она стала? Есть ли его вина в складках у губ и морщинах, и во всём этом отчаянном желании поймать ускользающую молодость? Из-за него ли та девушка, которая заливисто смеялась на колесе обозрения, и обнимала его, и шептала, что бравые сотрудники Скотланд-Ярда не могут бояться высоты, из-за него ли эта девушка исчезла? Девушка, которую он любил.
— Я… Надо будет переоформить опекунство. Сколько… Когда вы?..
— Мы уезжаем на следующей неделе. Поженимся уже в Америке.
— Неделя? Тогда надо подготовить документы, собрать, я даже не знаю что…
— Я уже всё подготовила. Тебе надо только подписать.
— Это хорошо. Отправь по почте. Мне надо… Я на работе. Мне надо на работу.
— Конечно.
Она наконец убрала стакан в раковину. У двери они замерли.
— Спасибо, — негромко сказала она.
— Не стоит. Наверно. Не знаю. Джоан?
— Да?
— Прости. Я знаю, я говорил это тысячу раз, но сейчас действительно — если что-то было, если я был… Прости меня.
Она улыбнулась, мягко и немного смущённо.
— И ты меня.
В участке его ждала привычная картина. Шерлок в боевой стойке вы-все-идиоты против Донаван-я-всё-про-тебя-знаю-фрик. И Джон.
— Сделай всё, что он хочет, — бросил Лестрейд, проходя мимо и не вникая в спор.
— Но сэр!
— Просто сделай!
От нарастающего шума ссоры не спасала даже наглухо закрытая дверь кабинета. Когда рука в третий раз потянулась в нижнему ящику, в котором лежала небольшая фляжка с виски, в кабинет заглянула Донаван.
— Мне без разницы, даже если он требует эксгумировать Елизавету Первую.
— Нет, сэр, это другое. Наши барахольщики объявились. — Она помахала папкой. — Исткот, 34, собрание сочинений Джека Лондона. Все 24 тома.
— Особенное издание? – на всякий случай уточнил он.
— Нет. Если не считать, что общая цена доходит до ста фунтов. Но ничего особенного.
— Спасибо.
Лондонская фотоохота, теперь он вспомнил, что уже слышал это название. Кажется, Эль рассказывала ему. Цель игры — сфотографировать перечень самых разных предметов. Команда, выполнившая все задания первой, побеждает. Если список пропавших вещей и тот, что есть на сайте, совпадают, значит, кому-то показалось скучным просто фотографировать вещи. И если учесть, что их покрывает Майкрофт, выводы получаются не самые утешительные.
— Салли, сворачивай расследование.
— Что? Почему?
— Это гиблое дело. Парни работают чисто, берут бесполезные вещи, и всё, что мы знаем — это даты и ветка метро. Предлагаешь отправлять все патрульные машины в один квартал? Молодежь играет, сами прекратят.
— А если они заиграются?
— Сержант Донаван! У вас работы мало? Вы, вероятно, уже раскрыли все убийства за этот месяц?
— Нет, сэр.
— Тогда иди и займись чем-нибудь полезным. И забудь об этом деле.
— Так точно, сэр. Разрешите идти, сэр?
— Иди.
Донаван прикрыла дверь кабинета очень аккуратно.
***
Было легко принять, что Майкрофт Холмс готовит тебе ужин. Гораздо сложнее, что он при этом снимает пиджак, оставаясь в жилетке и рубашке с закатанными рукавами. И что он вполне органично смотрится в кухне Лестрейда.
— Опять овощи? Я заказал пиццу.
— Рад за вас.
— Бросьте. У меня был тяжелый день, давайте хоть раз съедим что-нибудь простое.
— Не вижу смысла травиться.
— Слушайте, вы что, на какой-то диете сидите?
— Диета — это неэффективно. Я слежу за своим питанием, чтобы быть здоровым. Что и вам советую.
— И прекрасно! Очень за вас рад. В таком случае я иду в паб.
— Вы не можете. — Холмс оторвался наконец от плиты. — На завтра у меня назначена важная встреча. Вы должны остаться дома.
— Знаете что? Я вам не хренов плюшевый мишка! Я готов смириться с тем, что вы околачиваетесь здесь, и не задавать вопросов, но я не ваш, — делая после каждого слова паузу, произнёс он, — хренов плюшевый мишка.
Желание хлопнуть дверью он подавил как недостойное.
Паб «Подводная луна» находился всего в паре футов от дома Лестрейда, и в этом было его единственное достоинство. Крохотный полутёмный подвал с дешёвым пивом. Хозяин, мистер Эстерхейзи, не оставлял надежд облагородить его, периодически добавляя в обстановку вычурные лампы или картины в тяжёлых рамах, отчего паб приобретал ещё более жалкий вид.
Официантка улыбнулась ему и без вопросов принесла постоянный заказ. Холодное, тёмное пиво застревало комом, но он пил из упрямства. Хотелось есть, но чипсы только разжигали голод, а при мысли, что дома ждала порция здоровой, но чертовски вкусной еды, рот наполнялся слюной. Кто бы мог подумать, что Майкрофт Холмс так вкусно готовит и что он, Грегори Лестрейд, так быстро привыкнет нормально питаться?
— Повторить?
— Нет. Эта-то была лишней.
Девушка улыбнулась, вытерла руки о фартук и подсела за его столик.
— Может, хочешь чего-нибудь вкусненького?
— Вкусненького?
— Ну да. Шоколадный торт для поднятия настроения.
— Не видел в меню.
— Шоколадный торт для поднятия настроения у меня дома. Так понятнее?
Лестрейд поперхнулся.
— О, да брось. Не говори, что ты не заметил. Я едва не заработала косоглазие строя тебе глазки.
— Линн, я…
— У тебя кто-то есть?
— Нет, никого. И ты очень красивая, но…
— Что «но»?
В самом деле, у него полгода не было секса. С последней подружкой он разошелся довольно мирно: в какой-то момент она перестала звонить, а он заметил это только спустя несколько недель. Линн была милой, и забавной, и решительной, и точно знала, чего хочет, и вполне можно было провести с ней пару приятных часов, а то и больше. Но…
— Прости. Это будет нечестно.
— Да ладно, я же не жениться предлагаю. Сводишь меня пару раз в кафе, поболтаем. Съедим по кусочку торта у меня дома.
— Я не могу. Не сейчас. Сейчас у меня нет времени ходить в кафе. И даже на простую вежливость не хватает сил, так что... Это будет нечестно. Прости.
Он бросил мятый фунт на стол. Линн встала вместе с ним и коротко поцеловала в щёку, засунув в карман салфетку с номером.
— Позвони, когда захочешь, — сказала она и, подхватив поднос, ушла на кухню.
С порога он услышал восхитительный, ни с чем не сравнимый запах поджаренного теста, ветчины и сыра. Мрачный Майкрофт сидел за столом и смотрел на пиццу, как на шпиона американской контрразведки.
— Вы сами приготовили?
— Мы не будем об этом говорить или вспоминать. Это единичный случай. Теперь вы объяснитесь?
Лестрейд рухнул на стул и вгрызся в пиццу под аккомпанемент урчащего желудка.
— Джоан выходит замуж и хочет, чтобы Эль жила со мной.
— Вы не рады этому?
Он отложил недоеденный кусок и сцепил пальцы.
— Я плохой отец. Не ужасный, но так себе. Я не смогу… Не смогу дать то, что ей нужно.
— И что, по-вашему, нужно ребёнку?
— Стабильность, спокойствие. Забирать из школы, отвозить в школу, ходить на родительские собрания. Покупать одежду, готовить завтраки.
— Мне показалось, что Элизабет вполне самостоятельно ездит по городу. А покупка одежды не самая страшная процедура, поверьте.
— Вы не понимаете!
— Так объясните.
— Какая вам разница? – с досадой спросил Лестрейд, пожалев, что вообще начал говорить.
— Не люблю не понимать. Так почему же вы плохой отец?
— Потому что я могу не бывать дома сутками, а возвращаться пропахшим кровью и грязью. Потому что я не могу гарантировать ей, что буду рядом на праздники, потому что у меня всегда не хватает времени, потому что однажды я могу вообще не вернуться.
— И это главное в воспитании детей? Ты правда так думаешь?
— Да, я так думаю. У тебя и на этот счёт есть теория?
— Я вырастил Шерлока.
— Не лучшая рекомендация.
Майкрофт улыбнулся.
— Он жив, здоров и самостоятелен. — Лестрейд фыркнул. — Ну почти самостоятельный. И он сумел найти человека, который хотя бы изредка не хочет ударить его. По сравнению с тем, что было, я считаю это успехом.
Грегори ломал тесто, не замечая, что весь стол оказался засыпан крошками.
— Я боюсь. Это не два дня в неделю, а то и меньше. Она будет жить со мной всё время. А вдруг я скажу что-нибудь не то? Или сделаю, или не пойму, или забуду, или…
— Прекрати паниковать. Ты даже не попробовал. Проблемы надо решать по мере их поступления.
Лестрейд уткнулся лбом в сплетённые пальцы.
— Я дам тебе совет, который сам понял слишком поздно. Завтраки, школа, одежда, — это всё не главное. Важное, но не главное. Ты можешь представить, что Элизабет не существует?
— В смысле, что с ней что-то случилось?
— Нет, что её никогда и не было вовсе.
Элизабет родилась в начале ноября. Из-за командировки ему удалось приехать только через два дня.
Грег помнил ту ночь отрывками. Он замёрз, пока добрался до больницы, потому что в машине сломался кондиционер, и всю дорогу он думал не о том, что стал отцом, а мелочно костерил весь окружающий мир. В клинике было шумно, даже на детском этаже, и пахло пластмассой. Он заглянул к Джоан, та спала, чему он обрадовался: за три дня он раз сто услышал, какой он плохой муж, отец, человек, и раз двести извинился. На него напялили неудобный желтый халат и дурацкую шапочку, которая сползала на глаза. Он не чувствовал ничего кроме раздражения, и усталости, и желания скорее со всем этим закончить, чтобы поехать домой и лечь спать. Потом его впустили в комнату, где рядами стояли маленькие боксы с младенцами. Все они были на одно лицо: красные, сморщенные мордашки. И Элизабет была такая же.
Джоан не хотела детей, но он настаивал, всё повторяя, что они женаты уже столько лет, что все соседи уже имеют детей, что его родители в их возрасте уже обзавелись детьми, что… Множество причин, среди которых и традиционное: «я хочу детей». Но желание это было механическим, для галочки, потому что женатым мужчинам его возраста положено хотеть детей.
Эль заплакала, когда он взял её на руки. Тоненький, противный звук ввинчивался в уши, и медсестра смотрела на него с сочувствием. Руки сводило от напряжения и неловкости и попыток успокоить ребёнка. Никакого трепета или восторга, ничего особенного.
А потом она замолчала и посмотрела на него ясными медовыми глазами. Это были его глаза, которыми он смотрел на себя в зеркале. Ей было всего несколько дней от роду, но это был его взгляд. И это была его дочь.
Моя дочь, произнёс он про себя. Те несколько секунд, что она смотрела на него, всего несколько секунд поставили всё на своё место. Всё в мире вдруг обрело смысл и краски, а его жизнь — опору и цель. Он так долго был никому не нужен. Родители всегда больше любили друг друга, чем его, а друзья, знакомые и возлюбленные находили кого-то получше. Но теперь была Элизабет, неповторимая и только его; та, ради которой он готов на всё на свете.
— Не могу.
— В этом суть. Можно назвать это любовью. Хотя, конечно, любовь не накормит завтраком и не подпишет разрешение на экскурсию, даже не убережёт от дурной компании. Но она даёт нечто гораздо более важное.
— И что же?
— Этого я не знаю. — Майкрофт вздохнул. — Я же сказал, что понял это слишком поздно. Уже не было возможности проверить.
Он собрался поблагодарить Майкрофта за пиццу — она была гораздо вкуснее, чем из магазина, — как ему в голову пришла мысль, от которой кусок застрял в горле.
— О боже… Мне придётся как-то объяснить Эль, что в моём доме делаете вы.
10-11 главаГлава десятая
Последняя коробка заняла своё место в гостиной.
— Ну что?
— Ну что?
— Всё?
— Да. Эль, солнышко, дай я тебя обниму. Телефон не потеряла? Можешь звонить в любое время. Не грусти.
Элизабет вздохнула, крепче обняла Джоан, потом отступила, прижимая к груди фотографию в рамке и записку с номером.
— Я позвоню, как мы приедем.
Лестрейд кивнул. Джоан открыла дверь такси, когда к дому плавно подъехал Ниссан, из которого выбрался Майкрофт в своём обычном костюме на тысячу фунтов и с портфелем — за две.
— Мисс Лестрейд. Инспектор. А вы, полагаю, мисс Браун? Приятно познакомиться, Майкрофт Холмс.
— И мне тоже… очень. Грег?
— А. Ммм. Это мистер Холмс. Он… Мой друг. И…
— Мистер Холмс живёт у папы в библиотеке! — встряла Элизабет.
В напряжённой тишине было слышно, как в соседнем доме миссис Дуглас спорит с телевизором.
— Он… Да, ему пока негде жить, — пробормотал Лестрейд, искренне надеясь, что его никто не услышит или что на их дом сейчас упадёт метеорит. — И он пока живёт здесь.
Майкрофт поднял одну бровь. Джоан смерила его с ног до головы профессиональным женским взглядом, отметив дорогой костюм, ботинки и осанку.
— Ну конечно.
— Вынужден откланяться.
Майкрофт выдал свою лучшую улыбку и скрылся в доме.
— Кто бы мог представить…
— Это не то, что ты подумала.
— Знаешь. — Она подняла руку. — Мне всё равно. Главное, чтобы Эль к этому нормально относилась.
— Это не то, что ты подумала! Он правда здесь просто живёт.
— Хорошо, как скажешь.
Водитель такси что-то прокричал.
— Всё, мне пора. Эль. — Она чмокнула дочь. — Грег. — Ещё один звонкий поцелуй. — Берегите себя.
Даже когда машина скрылась за углом, Грегори стоял и смотрел ей вслед, надеясь навсегда запомнить улыбку своей бывшей жены, нет, любимой женщины: искреннюю, открытую и немного дерзкую.
Он глубоко вздохнул уже совсем тёплый, весенний воздух Лондона и подхватил дочь на руки.
— Пошли, посмотрим, что мистер Холмс учудит на кухне в этот раз.
***
Комната Майкрофта была суверенной территорией, ступать на которую было запрещено. Это правило, как и все остальные, например, что Холмс покупает продукты, а Лестрейд моет посуду, они не обговаривали. Просто так сложилось. Грегори не заглядывал туда, чтобы сделать уборку, сменить постельное бельё или вынести мусор, но когда из комнаты раздался грохот, потом глухие удары, он не смог удержаться. Себе он сказал, что не беспокоится, просто шум может разбудить Элизабет.
В спальне было темно, на полу были разбросаны бумаги и книги, стул валялся в углу.
— Я уронил стул. Простите за шум, — бесцветно сказал Майкрофт, разглядывая ночной пейзаж за окном.
— Конечно. Полки тоже сами рухнули?
Майкрофт дёрнул плечом, что при изрядной доли фантазии можно было принять за пожатие.
— Помните, когда вы забрали Эль из школы и готовили ризотто? — Не дождавшись ответа, Грегори неловко переступил порог и поднял стул. — Вы ей тогда ничего не говорили?
Майкрофт наконец повернулся.
— Ничего особенного.
Лестрейд наклонился за бумагами, чтобы скрыть улыбку.
— Она очень спокойно восприняла новость, что вы у меня живёте.
— А чего вы боялись? Что она подумает то же, что и ваша жена?
— Нет, боже, нет, конечно. Ей десять.
Майкрофт фыркнул и выгнул бровь.
— Ну да, современные дети, но Эль, она же…
— Она же… что? Не знает, что такое секс, или не знает, кто такие геи?
Лестрейд сел на стул, в растерянности сжимая книгу.
— До меня только сейчас дошло. Что подумают люди?
— Какие люди?
— Я не знаю! Соседи! Шерлок! А если узнают в участке?
— Какое вам дело до соседей? С Шерлоком я разберусь сам, если возникнет необходимость, а в Скотланд-Ярде ничего не узнают, если, конечно, у вас не возникнет желание рассказать. Не думаю, что вашему руководству есть дело до того, где и с кем вы живёте. Или я ошибаюсь?
— Всё равно. Мне стоило лучше думать, прежде чем соглашаться. – Грегори поставил книги на полку и, не оборачиваясь, спросил: — Расскажите, что случилось? — Майкрофт колебался. — Эй, в конце концов, вы здесь, потому что я — единственный, кому вы можете доверять. И сейчас вы выглядите, как человек, которому необходимо выговориться.
Майкрофт привалился к подоконнику.
— После инцидента с Антеей мы провели ряд расследований. В результате одного из них в МИД был вычислен шпион — агент американской разведки. Очевидно, что он сотрудничал с Антеей.
— Нехило!
— Что?
— В смысле, «ничего себе»!
— А, да. Сначала мы решили, что это удача; даст нам преимущество. Однако неделю назад из Вашингтона пришло предложение… сделки. Их агент в обмен на некий файл.
— Что в файле?
— Опасная информация об одном из членов королевской семьи, которая может спровоцировать мировой скандал. Как продвигается ваше расследование странных ограблений?
— При чём здесь… О боже. Вы же не хотите сказать?.. О боже. Боже, храни королеву.
— Представьте, что будет, если об этом узнает общественность.
— Поверить не могу. Просто в голове не укладывается. Но зачем?
— Скажем так: небольшое приключение перед свадьбой.
— И что теперь?
— Мы не может отпустить мистера Филби. Нам неизвестно, что он успел узнать. И не выполнить требования, как вы понимаете, мы тоже не можем. Сейчас британская контрразведка занята в основном тем, что тянет время, пока мы что-нибудь не придумаем.
— И под «мы» вы подразумеваете себя?
— На данный момент я разработал восемь возможных сценариев, но все они заканчиваются не самым лучшим образом.
Переплетя пальцы, Грегори опёрся на них подбородком. Он знал, что Майкрофт не последний человек в британской политике, но только сейчас осознал, насколько важную работу тот выполняет.
— Что вы будете делать?
— Ждать. Думать. Решать проблемы по мере поступления.
Мирно тикали часы, отмеряя секунды того сладкого покоя, который возникает, когда получается поделиться с кем-то своим грузом и дурными мыслями.
— Вы были правы. Мне было необходимо выговориться.
— Придумали новый план?
— Нет. Но стало немного легче.
Лестрейд взялся за дверную ручку.
— Не громите комнату в следующий раз. Эль чутко спит.
— Я учту. Инспектор…
— Ох, да бога ради, вы живёте в моей библиотеке и готовите у меня на кухне! Зовите меня по имени. И – не за что.
Он закрыл за собой дверь и медленно выдохнул.
***
Хорошо, что в шесть вечера в школе уже нет учеников. Лестрейд не пережил бы позора, если бы кто-нибудь увидел, как он бежит по коридору, резко сворачивает направо, поскальзывается и сшибает мусорное ведро. Пустое, к счастью. На шум из класса выглядывает миссис Дэбенхэм, а за ней — Элизабет. У обеих крайне недовольное выражение лица.
— Вы опоздали, мистер Лестрейд.
— Просите, на работе задержали. — Он пытается незаметно потереть ушибленный локоть.
— Два часа. Вы опоздали на консультацию на два часа.
— Мне очень жаль, такого больше не повторится, простите.
— И что прикажете мне делать теперь?
— Я могу подойти в другое время. Любое, когда вам удобно.
— Элизабет, иди в класс и закончи свой рисунок.
— Простите ещё раз.
— Я надеюсь, что впредь вы будете более пунктуальны.
— Да, конечно, такое больше не повторится.
В учительской она отдала ему распечатки с оценками, монотонно и чуть раздражённо рассказала об отношениях Эль с одноклассниками.
— Я бы хотела обсудить с вами два момента. Первое, отношения Элизабет с мистером Купером.
— Мы говорили с ней об этом.
— Значит, поговорите ещё раз.
— Хорошо, но я не думаю…
— Мистер Лестрейд, вы сомневаетесь в профессионализме наших учителей?
— Нет, конечно, нет.
— У всех есть нелюбимые преподаватели, но постарайтесь объяснить своей дочери, что её поведение недопустимо. Вы знаете, какое прозвище она придумала для мистера Купера? Весь класс теперь называет его так! А ведь он уважаемый человек с огромным стажем работы! Научите свою дочь уважать возраст и опыт, если она не может уважать его статус! — Она нервно поправила причёску. — Я очень надеюсь, что вы сможете до неё достучаться.
— Постараюсь, — без энтузиазма откликнулся Лестрейд.
— Однако следующее, о чём бы я хотела поговорить, возможно, покажет вам, насколько глубоки проблемы Элизабет. Вы знаете, что она выдумала себе воображаемого друга?
— Нет. Это плохо?
— Дети не придумывают их на пустом месте, да ещё таких странных. Обычно девочки воображают себе подруг-ровесниц, но Элизабет… По её словам, в вашем доме, в библиотеке живёт некий мистер Холмс. Судя по её описаниям, он примерно вашего возраста и обладает, — она пренебрежительно взмахнула рукой, — сверхъестественными способностями. Якобы может в любой момент забрать её из школы так, что никто не заметит, и множество других небылиц. — На этом месте Грегори прекратил кусать губы в попытке сдержать смех. Ему не пришло в голову поинтересоваться в тот раз, почему ребёнка спокойно отпустили с Майкрофтом, с посторонним человеком. Можно и правда подумать, что тот обладает сверхспособностями.
— Мистер Лестрейд?
— А? Простите, задумался.
Тон голоса миссис Дэбенхэм опустился ниже нуля.
— Из её сказок я делаю вывод, что ей не хватает родительской заботы. Вам надо больше времени уделять своей дочери. Когда она жила с Джоан, то никогда…
— Спасибо за вашу заботу, я обязательно постараюсь выполнить все ваши рекомендации. — Он улыбнулся со всем очарованием, на которое был способен. — Уже поздно. Спасибо, что уделили мне время.
Учительница следила за ним, как надзиратель за заключённым на прогулке, пока они с Элизабет не сели в машину.
— Какая милая женщина.
— Я с тобой не разговариваю.
Лестрейд вздохнул и завёл мотор.
***
Инспектор Эклстон, которого молодой сержант Лестрейд, едва окончивший колледж, считал своим наставником, говорил: приходи на работу как домой, относись к потерпевшим как к дальним родственникам, и станешь хорошим полицейским. Лестрейд был не согласен с ним и тогда, и сейчас. Он относился к работе как к работе и был немного трудоголиком, как любой детектив. Какие-то случаи трогают душу, какие-то — нет. В основном человеческое горе было рутиной.
— Мисс Смиттерс, мне очень жаль, но у нас до сих пор нет никакой информации о местонахождении вашего брата. Мы свяжемся с вами, если что-нибудь узнаем.
— Мистер Аттерсон, не волнуйтесь. Посмотрите на этих людей и скажите, нет ли среди них того, кто бросил петарду в ваш почтовый ящик?
— Миссис Эрнхольц? Здравствуйте. Вынужден попросить вас подъехать в участок. Заранее сказать сложно, но, боюсь, у меня для вас плохие новости.
— Подождите. Давайте ещё раз. В прошлую среду в вашу квартиру через окно проник мужчина с привязанным к спине вентилятором и похитил из шкафа восемь банок...
— Мистер Мактевиш, присаживайтесь. Нет, лучше действительно сядьте. Вчера на берегу Темзы был обнаружен труп молодой женщины, все приметы которой совпадают с данным вами описанием.
— Рассел ушёл на работу и не вернулся.
Кажется, девушку звали Марта, Лестрейду было лень открывать папку, чтобы посмотреть. Молодая, лет двадцати пяти, учительница младших классов. Одета аккуратно, но явно впопыхах. Весь разговор она скручивала и расправляла бумажный платок.
— Такое и раньше с ним бывало. Он пропадал на день-два, я не могла до него дозвониться. Потом появлялся, извинялся, но никогда ничего не объяснял.
— Почему вы думаете, что сейчас не то же самое?
— Его нет уже больше двух недель. И незадолго до его пропажи… Ему угрожали. Странные звонки. Он делал вид, что ничего не происходит, но я всё замечала. Однажды нас подкараулили, когда мы возвращались домой. Рассел сказал, что это хулиганы, но для хулиганов они были слишком прилично одеты. Они требовали что-то отдать, я не расслышала.
— Почему вы пришли именно сейчас?
— Вчера. — Губы у Марты явственно задрожали, и она прижала пальцы ко рту. — Я пришла домой, а там всё перевёрнуто вверх дном. А вечером… вечером мне позвонили и…
Лестрейд сделал несколько пометок в бланке.
— Вы не знаете… — Пришлось всё-таки потянуться за папкой, чтобы посмотреть, как зовут пропавшего. — Мистер Филби не связан с криминальным миром? Он ничего не рассказывал? Может быть, как-то объяснял свои отлучки?
— Нет. Я думала, что у него любовница. — Марта грустно улыбнулась. — Я люблю его. Даже если окажется, что он преступник, я люблю его. Любым. Лишь бы был жив.
— Не беспокойтесь. Мы сделаем всё, что сможем. Позвоним, как только появится какая-то информация. Всего доброго.
Закрыв за ней дверь, он зевнул, едва не вывихнув челюсть. В дверь постучали.
— Сэр?
— Салли, дай мне хотя бы пять минут, — прошептал он. — Я что, единственный детектив на весь Скотланд-Ярд?
— Здравствуйте, Грегори.
— К вам тут пришли, — неловко сказала Донаван и ретировалась.
На пороге, светясь как стоваттная лампочка, стоял Альберт Дентон.
После развода Джоан долго ни с кем не встречалась, а потом в её жизни неожиданно, словно из ниоткуда появился преуспевающий юрист Альберт Дентон. Прилизанный, с американской улыбкой, весь такой отвратительно жизнерадостный и довольный миром, он очень раздражал Лестрейда. На его фоне седой инспектор, иногда — небритый, часто — с мешками под глазами, выглядел как недобитый вампир. Нет, он не ревновал бывшую жену. Ну, может быть, только чуть-чуть, но утешал себя тем, что большинство мужчин проиграли бы в сравнении с Альбертом. Тот был ненастоящее-идеальным, по крайней мере, с виду, этакий принц на белом коне, о котором мечтают все девочки от шести до шестидесяти.
— Я думал, вы уехали в Нью-Йорк.
— Джоан — да, а я заканчиваю кое-какие дела. — Альберт улыбнулся ещё шире, хотя это было анатомически невозможно.
— Простите за бестактность, но зачем вы пришли?
— Я хотел бы поговорить об Эль.
— Вы хотите, чтобы она жила с вами?
— Я — да. — Он взмахнул рукой, останавливая Лестрейда. — Но Джоан против. И об этом-то я и хотел поговорить.
— Не вижу, о чём здесь стоит говорить.
Альберт подчёркнуто театрально наклонил голову.
— Хочу, чтобы вы поняли её. Она долго жила вами. Пыталась вас любить, вы пытались любить её, но у вас ничего не выходило. Бытовая трагедия людей, которые не подходят друг другу.
Лестрейд скрипнул зубами, но промолчал.
— Потом вы заставили её родить ребёнка, и ей пришлось жить под гнётом сразу двух чувств, которые она была должна испытывать, по мнению общества. Любить мужа и любить ребёнка.
— Вы заявились, только чтобы сообщить мне, что я ужасный муж и должен раскаяться за страдания, которые причинил ей?
— Ну что вы. Это вы и сами прекрасно понимаете, не правда ли? На самом деле я вам даже благодарен. Если бы не ваше равнодушие, то я бы никогда не встретил Джоан и не обрёл бы с ней своё счастье. Вы же знаете, как сильно она любит Элизабет.
— А как же гнёт чувств, которые она должна испытывать, и прочая?
— Вы же умный человек, зачем всё так упрощать? Конечно, она любит свою дочь. Она растила её десять лет. Я думаю, что она и вас до сих пор любит в некоторой степени, хоть лично мне это и непонятно, и противно. Но как ей кажется и всегда казалось, она делает это недостаточно сильно, и долгие годы это мучило её. Вы понимаете? Она так строга к себе, так корит себя за то, что любит свою дочь недостаточно, не может посвятить всю себя, пожертвовать ради неё чем-то важным. Поэтому я рад, что она может уехать вместе со мной и подумать обо всём этом вдали от вас и Элизабет и всего того, с чем она жила десять лет. Конечно, я бы хотел, чтобы Эль была рядом с ней. Это был бы меньший шок для Джоан, когда она признает, наконец, всё то, что я только что вам рассказал.
— Моя дочь не антистрессовая подушка. Убирайтесь.
— Грегори.
— Инспектор Лестрейд.
— Инспектор, давайте начистоту. Для меня важна только Джоан и её чувства. Элизабет — чудная девочка, но главное для меня, что Джоан к ней привязана. Это, собственно, цель моего визита, а всё остальное — так, наболевшее. Я бы хотел, чтобы вы не препятствовали их общению. Не запрещали Эль звонить или встречаться с матерью, когда мы будем приезжать в Англию.
— Даже в голову не приходило. Любит или нет, и что бы Джоан ни думала, она мать Элизабет. И давайте начистоту. Для меня важна только моя дочь.
— Вот и прекрасно, что мы поняли друг друга. — Альберт подмигнул.
— Я надеюсь, что ваши визиты на родину будут чрезвычайно редкими. А теперь, будьте добры, убирайтесь, пока я ещё сдерживаю желание воспользоваться оружием.
Хорошая штука — моторная память. Она приводит домой, даже если ты почти спишь на ходу. Не включая свет и стараясь не шуметь, Грег прошёл в коридор. Эль уже должна спать, но лучше не…
В затылок ткнулось холодное дуло.
— Рыпнешься, и рука у меня дрогнет.
Глава одиннадцатая
Майкрофт запустил ладонь под футболку, легко погладив спину, и жарко прошептал на ухо:
— Не могу больше ждать.
Лестрейд засунул руку в задний карман его джинс и сжал.
— Потерпи ещё минуту, — произнёс он, касаясь губ Майкрофта.
Как много может измениться за одну ночь.
— Рыпнешься, и рука у меня дрогнет.
Лестрейд поднял руки, демонстрируя, что и не думал рыпаться. Дуло упёрлось между лопаток, подталкивая вперёд. В гостиной этого дома ещё никогда не было столько народу.
Бритый бугай в черной майке у окна — Браунинг в руке и нож за голенищем. Джентльмен без пиджака на диване — Кольт Дефендер за поясом и Гризли в наплечной кобуре. Ещё один громила за креслом, в которое усадили Лестрейда. И, конечно, его встречающий, с Браунингом и сильным русским акцентом.
— Рома, что ты сказал нашему гостеприимному хозяину. — А вот у этого джентльмена акцент был скорее американским. — Он ведь явно думает, что мы какие-то преступники.
— Где моя дочь?
— Спит у себя в комнате. Мы вошли тихо-тихо, мистер Лестрейд.
— И что же нужно ЦРУ от скромного инспектора Скотланд-Ярда?
— О, не стоит, мистер Лестрейд. Вы очень, очень ценный инспектор. Потому давайте вести себя прилично, пока мы ждём вашего партнёра.
— Партнёра?
— Я неправильно сказал? У нас на родине таких, как вы, мы зовём просто пидорами, но у вас в Англии не язык, а сплошные намёки.
— Если вы собираетесь шантажировать Майкрофта, то сильно разочаруетесь.
— А я думал, что появление ребёнка укрепляет семейные чувства.
Тот, что стоял за креслом, загоготал, и Лестрейд подумал, что свернёт ему шею первому.
— Здесь, — бросил тот, что стоял у окна.
Джентльмен поднялся и натянул пиджак. Щёлкнул дверной замок.
— Мистер Холмс, рад наконец-то увидеться с вами лично.
Майкрофт не взглянул на протянутую руку. Повесил зонтик на сгиб локтя и вынул часы из жилетного кармана.
— Господа, вам не кажется, что время для дружеских визитов несколько позднее?
— Что поделать, вы такой занятой человек. — Джентльмен убрал руку и натянуто улыбнулся. — Приходится приезжать к вам на дом, чтобы поговорить.
— Говорите.
— Не обижайте кузена и верните нашего родственника на родину.
— А иначе?
Лестрейда выдернули из кресла и поставили на колени.
— А иначе всем будет грустно.
На мгновение Грегори показалось, что в глазах Майкрофта мелькнуло торжество.
— К сожалению, у нас мало времени, — скучающе заметил он, поглядывая на часы. — У вас тоже.
— Там что-то… — начал было мужчина у окна, но так и не успел договорить: стекло рассыпалось осколками, а сам он осел на пол, зажимая рану на плече.
Лестрейд бросился в ноги парню, державшему его на прицеле. Выстрел все же прозвучал, но пуля ушла в потолок, Грегори и бандит покатились по полу, осыпая друг друга ударами.
В суматохе прозвучали еще два выстрела — один из обычного пистолета, а другой с глушителем. А затем русский, душивший Лестрейда, замер на месте.
— Я бы рекомендовал вам немедленно оставить инспектора в покое, — прозвучал знакомый голос.
Русский нехотя отпустил горло Лестрейда. Тот закашлялся:
— Ше… Шерлок?
Тот не ответил, а развернул пистолет и рукояткой ударил бандита по затылку, оглушая. Остальные тихо стонали в разных углах комнаты.
Майкрофт что-то набирал на телефоне.
— Мои люди уже едут.
— Твои люди — идиоты. Видимо, увольнение помощницы не помогло.
— Обязательно займусь этим на выходных, — покорно сказал Майкрофт и поднял глаза на брата. — Теперь ты знаешь, что я чувствую каждый раз, когда ты…
— Не начинай. — Шерлок раздражённо отмахнулся.
В комнату вбежал запыхавшийся доктор Ватсон.
— Все живы?
— Добрый вечер, Джон. Не могли бы вы осмотреть инспектора? Похоже, он сейчас от шока выкашляет себе что-нибудь жизненно-важное, — сказал Майкрофт.
Грегу захотелось от души послать его и желательно подальше, но вместо этого он разразился еще одним приступом кашля. Ватсон участливо подал ему руку.
— Рад вас видеть, Джон, — искренне сказал Лестрейд и вдруг ощутил сильное дежавю. Разбитое стекло, пуля в плече у преступника, Ватсон, оперативно появившийся на месте… преступления?
— Он страховал нас из другого дома, — влез Шерлок.
Лестрейд уже не слушал его. Он взлетел по лестнице, не чувствуя под собой ног. В детской было пусто.
— Эль! Эль! Элизабет!
Со скрипом опустилась лестница на чердак.
— Пап?
Эль слетела вниз и впечаталась в отца, зарывшись лицом в его рубашку. Сквозь рыдания, она путанно пыталась объяснить:
— Я думала это ты, а это не ты. И… у них был пистолет. Я знаю, надо б-было позвонить 112, но я так и-испугалась, — взывала Эль, — папочка, прости, я так испугалась!
— Ничего, ничего, милая. — Лестрейд судорожно обнял дочь, прижав губы к светловолосой макушке и с трудом сглатывая комок в горле. — Ты у меня самая храбрая. Ты же догадалась спрятаться на чердаке? Ты молодец, мышонок. Теперь ты в безопасности, всё хорошо.
— Боюсь, что нет.
Элизабет шмыгнула носом и отступила за спину отца, смутившись своей ночнушки с Винни-Пухами. Грегори мимоходом порадовался способности детей переключаться между эмоциями. Сам он ещё долго будет чувствовать стальную хватку беспокойства на сердце.
— Я не могу гарантировать вашу безопасность, пока проблема Филби не будет решена. Сейчас нам надо ехать: на выстрелы скоро прибудет полиция. Мы отвезём вашу дочь в самое безопасное место. Доверьтесь мне.
Лестрейд сжал холодную ладошку Эль и кивнул.
***
Букингемский дворец для лондонца всё равно что Кааба для мусульманина. Воплощённая Англия, величественная и благородная. Даже в анекдотах о нём есть нотка уважения и восхищения.
Лестрейд никогда не думал, что в Букингемском дворце, резиденции королевы, есть кухня. Кухня — это так обыденно. И что на этой кухне будут полотенца с вышитой эмблемой Супермена. Он пялился на них уже несколько минут. Священный и гордый Букингемский дворец и полотенце с Суперменом никак не желали складываться в единую картину.
Элизабет уплетала уже третье пирожное, и можно было бы решить, что произошедшее дома больше не тревожит её, если бы она не сидела на коленях отца, вцепившись в его рукав.
— Куда вы отправили Шерлока с Джоном?
— Почему вы решили, что я их куда-то отправил?
— Потому что Шерлок был очень недоволен, а Джон горестно вздыхал.
Майкрофт на мгновение отвёл взгляд.
— Они подготовят кое-какие документы и вещи.
— Поправьте, если я ошибаюсь: наши гости решили, что я могу убедить вас отпустить их родственника?
— Вы правы. Кузен очень соскучился по нему и стал нетерпеливым.
— Вы разговариваете, как в шпионских романах, — прожевав, сказала Эль.
На кухню зашла девушка в белом переднике поверх пижамы и с заспанными глазами.
— Комната готова.
Элизабет вжалась спиной в отца.
— Мышонок, не бойся. Это ненадолго. И подумай, кто из твоих одноклассников может похвастаться, что жил в Букингемском дворце? Пусть и на территории персонала.
— Обещаешь?
— Что вернусь? Конечно!
— Мисс Лестрейд. — Дождавшись, пока Эль посмотрит на него, Майкрофт продолжил: — Вы помните, о чём мы говорили в Кенсингтонском саду? – Девочка кивнула. — Надеюсь, я сдержал данное вам обещание? Значит, у вас не должно быть сомнений в моей честности. Я клянусь вам, что через несколько дней вы снова увидитесь с отцом. Вы мне верите?
Элизабет ничего не ответила, но сползла с коленей Грега и, после крепких объятий, ушла вслед за девушкой.
— Если с Эль что-нибудь случится, — негромко сказал Лестрейд, когда дверь закрылась, — если она хотя бы увидит что-то, чего не должна, клянусь богом, я сверну тебе шею голыми руками. Это ясно?
— Вполне.
***
Сохо — синоним головной боли для сотрудника Скотланд-Ярда. «Развлекательный квартал», пишут в путеводителях. «Большая часть изнасилований и нераскрытых убийств», печатают в годовых отчётах.
Лестрейд осмотрел Коптом-стрит. Из клуба внизу улицы вышла парочка, так тесно прижавшись друг к другу, что он сначала решил, что это один человек. Они завернули за угол в проход между домами, и Грег мотнул головой, чтобы выкинуть мысли о том, чем они там собираются заниматься. Из такси напротив вывалился пьяный парень. Водитель высунулся из окна, показал средний палец и, прокричав ругательства, тронулся с места. Пассажир обхватил фонарь, постоял так несколько минут, потом оттолкнулся и, едва переставляя ноги, перешел через улицу. На ходу пытаясь вытащить что-то из кармана, он врезался в Майкрофта, пробормотал извинения, — даже Лестрейд поморщился от запаха, — и побрёл дальше.
Майкрофт засунул руки в карманы. Лестрейд никак не мог привыкнуть к его новому виду. В джинсах и клетчатой рубашке навыпуск, тот выглядел… Лестрейд задумался. Приземлённее, доступнее. Если прикасаться к Майкрофту в костюме, было всё равно что хватать за грудь статую Артемиды в Британском музее, то Майкрофта в обычной одежде можно было запросто хлопнуть по спине или назвать по имени.
— Никогда не понимал склонность Шерлока к излишней достоверности.
— По крайней мере, он не всадил вам пулю в колено.
— Да, но запах… — Майкрофт скривился. Он вытащил чек, на обороте был написан адрес и цифра 13. — В квартале отсюда.
— А вы неплохо ориентируетесь.
— Если вы таким образом пытаетесь спросить не являюсь ли я геем и частым посетителем этого района, то — нет.
Лестрейд поперхнулся вздохом.
— И в мыслях не было. Но спасибо за информацию.
— Мы в Сохо, собираемся жить в гостинице, известной своим чрезвычайно либеральным отношением к геям, и в целях конспирации какое-то время нам придется изображать пару. Хочу быть уверен, что у вас нет возражений.
— Только если вы не храпите.
***
— Не могу больше ждать.
— Потерпи ещё минуту.
Администратор за стойкой изобразил понимающую улыбку и протянул ключ с брелком номер 7.
— А комната номер 13 свободна? — спросил Майкрофт, сдвигая руку и просовывая пальцы под пояс. Лестрейд с усмешкой подумал, что это ещё вопрос, кто из братьев склонен к излишней достоверности.
— Свободна.
— Мне нравится 13 номер.
— Всё, что захочешь, сладкий.
Автор: Санастезис Нёкл
Бета: Cordy Laer
Перийнг: Лестрейд/Майкрофт
Жанр: romance, detective
Размер: макси
Рейтинг: PG-13 для второй части
Статус: в процессе
Дисклаймер: не извлекаю ничего кроме удовольствия и головной боли.
Саммари: однажды к инспектору Лестрейду заявляется мистер Холмс и сообщает, что будет с ним жить. Что сделает Лестрейд и чем всё это закончится?
Читать: 1-4 главы | 5-7 главы | 12-14 главы
БлагодарностиБлагодарности: Марку Гэтиссу за то, что он такой офигенный. ну и за Sherlock'а тоже спасибо, но в основном за то, что он офигенный; Гревзу за то, что он такой красава; -сирин- (aka luminoso), за то, что она умеет мотивирующе существовать; нет таких слов, чтобы передать благодарность Джорджи Д., за терпение и крепкую биту, и Корди за то, что она была рядом не смотря ни на что.
Предупреждения/примечанияПредупреждения/примечания:
1) так как автор не смотрел второй сезон, соответственно, AU.
2) у автора очень плохо с придумыванием имён. он берёт первое, что пришло в голову, но почему-то оказывается, что это имя уже кому-то принадлежит. так что если вам кажется, то вы уже где-то слышали такую фамилию - скорее всего так и есть. все остальные совпадения на совести ноосферы.
3) у братьев Холмс разница в двенадцать, а не семь лет. сделаем вид, что это BBC-AU.
4) шпионский слэнг позаимствован у Ле Карре, спасибопутинузаэто.
5) название второй части отсылка к этой песне:
8-9 главаЧасть вторая. Life Less Ordinary.
Глава восьмая
Жить с Майкрофтом Холмсом оказалось не так сложно, как Лестрейд опасался. Имея перед глазами пример квартиры на Бейкер-стрит, он ожидал чего-то похожего, только с большим уклоном в политику. И даже настроился решительно отстаивать своё жизненное пространство, но ошибся. Майкрофт оказался почти полной противоположностью своего брата. Если тот сеял вокруг себя хаос, то старший брат стремился к идеальному, почти навязчивому порядку. Его присутствие в доме было незаметным, если не считать продуктов в холодильнике, разложенных по какой-то таинственной и недоступной Лестрейду системе, и прочих мелочей вроде выровненных по линеечке полотенец в ванной или ручек чашек, повернутых в одну сторону.
Чердак переделали в библиотеку, а освободившуюся комнату — в спальню. Лестрейд об этом узнал, когда вернулся домой и застал там рабочих. Он не стал ничего говорить по этому поводу, только попросил впредь советоваться с ним, меняя планировку дома. Майкрофт рассеянно кивнул.
Холмс был на редкость необременительным соседом. Не шумел, не проводил химических опытов на кухне, не хранил отрезанные пальцы в морозильнике, не палил в стены от скуки и вообще не делал ничего особенно странного. Обычно он приходил домой уже ночью, а уходил рано утром. Бывало, что его не было несколько дней, после которых он спал почти двадцать часов подряд. Лестрейду в такие дни звонили с работы и сообщали, что дают выходной «ввиду выдающихся заслуг на службе британскому народу». Он не возражал.
Всю первую неделю Лестрейд придумывал, как объяснить дочери, почему в его доме живёт посторонний мужчина, что было непросто, потому что он и сам не до конца это понимал. Но Майкрофт проявил чувство такта, которого Лестрейд не ожидал, и, предупредив смс-сообщением, что уезжает, не появлялся до понедельника. Важные поездки случались у него каждую неделю и длились ровно уик-энд.
Они не пересекались нигде, кроме кухни. Грегори не видел Майкрофта в халате и тапочках, чистящего зубы, или в домашних брюках, развалившегося в гостиной. Обычно он возвращался с работы и находил соседа на кухне за приготовлением очередного кулинарного шедевра здоровой еды. Лестрейд ждал, пока он закончит, потягивая сок или виски, в зависимости от того, насколько тяжёлым был день, потом они ели и расходились по своим комнатам. Почти всегда молча, но иногда Майкрофт просил, хотя, если быть честным, это больше походило на приказ, задержаться и рассказывал ему что-нибудь связанное с работой. Ну, Грегори думал, что это как-то связано с работой, потому что не понимал обычно ничего. С его точки зрения, Майкрофт выдавал лишь бессвязные обрывки мыслей.
— Рассел Филби сейчас под фонарём, ему могут понадобиться новые сапоги вместо засвеченных, плюс защита от кузенов.
Однако после таких «разговоров» он выглядел более… расслабленным, так что Лестрейд смирился и быстро привык к такой манере.
18 марта выпало на пятницу. Майкрофта дома не было. Лестрейд встал раньше обычного, с трудом выпил полчашки кофе, срезал ветку шиповника: мама всё равно никогда не любила цветы, - и сел за руль. Дорога заняла почти полдня.
На кладбище было много народу, как всегда в этот день. Разные люди, старше него, младше него, дети с отцами или бабушками. Объединённые одним, но разным горем.
Он прошел вглубь, идти приходилось довольно долго, выискивая ориентир – небольшое надгробье с одной датой и голубем. Отсюда направо три ряда и – могила родителей. Две тёмные мраморные плиты, с именами и датами, больше ничего. Установленные с разницей в два года, но совершенно одинаковые, стоящие очень близко, почти впритык.
В фильмах обычно люди говорят с могилами, воображая, что ушедшие могут их услышать. Рассказывают им о событиях, каются в грехах, признаются в любви. Грегори это всегда казалось нелепым, к тому же, он не знал, что сказать. При жизни-то не знал, что говорить о куске гранита. Но зачем-то приезжал, не на день рождения, не в день смерти, а всегда на День матери. Оставлял на земле глупый подарок – ветку шиповника или астру, выдранную из клумбы у здания суда. Не слишком-то похоже на скорбящего сына.
Отец умер от рака простаты. Когда врачи поставили диагноз, лечиться он отказался и сгорел за пару месяцев. Грег думает, что мама умерла вместе с ним, а два года продержалась только оболочка. Они всегда очень любили друг друга, росли рядом, первая любовь друг друга, всегда вместе, не расставались дольше, чем на несколько дней.
Он не мог навещать её — слабость, которую невозможно простить. Она почти совсем не изменилась, может, чуть похудела, пыталась улыбаться и разговаривать как обычно, но взгляд был мёртвым, таким пустым. В ней не было ни боли, ни отчаянья, ни слёз, которых он боялся и к которым готовился. В ней не было больше ничего. И он не мог видеть этот пустой кокон от бабочки. Это была уже не та женщина, которая родила его, не та, что читала сказки и плакала в тот день, когда он решил стать полицейским, не та, что нянчилась c Эль и отговаривала его от развода.
Дом, в котором он вырос, замер и опустел вместе с ней, словно покрывшись тоненькой плёнкой отчуждения. После он продал его, отложив деньги на колледж для Элизабет.
Он пытался что-то сделать, как-то встряхнуть. Думал, если будет приезжать чаще, говорить с ней, звонить, привозить дочь, то всё изменится, и мама очнётся, как Кай из сказки. Но время шло, а она оставалась абсолютно такой же сломанной куклой с пустыми глазами, которая чисто механически переставляла книги, продолжала каждый день накрывать ужин на двоих, а затем усаживалась в кресло и включала телешоу, которые они смотрели с отцом. В её застывшем мире не было места для сына, и тот перестал сначала привозить Эль, потом приезжать сам и, наконец, сократил звонки до традиционных: на день рождения, Рождество и День матери.
А потом она умерла. Очень тихо, во сне. Врачи сказали, что остановка сердца, но он отстранённо подумал, что, должно быть, у неё просто кончился завод и механизм остановился.
Лестрейд смахнул пыль с плиты, пробежался пальцами по именам и побрёл к выходу.
Домой он вернулся затемно. Эль уехала на экскурсию с классом, на все выходные. На кухне было тихо и темно, но фигуру Майкрофта можно было разглядеть. Лестрейд сел на другом конце стола, закинул ноги на стол, копируя позу Холмса, и отсалютовал ему бокалом. Негромко звякнул лёд в стакане Майкрофта. Грегори запрокинул голову и прикрыл глаза.
— Интересно, почему День матери именно 18 марта?
— Не знаю.
— А, да. Жёсткий диск. А то, что Земля обращается вокруг Солнца, вы знаете?
— Выучу, как только вы объясните ценность этого знания для Британии.
Грегори подавился смешком.
— Чёртовы, ненормальные Холмсы. — Он провёл по щеке, отметив, что пора бы уже и побриться, потом залпом допил виски и поставил стакан на стол. — Ваши родители, какие они?
— Обычные.
— Если не хотите…
— Отец — профессор математики в университете Дарема, мама держала небольшой цветочный магазин.
— Они живы?
— Мама. Отец погиб, когда она была беременна Шерлоком. — Майкрофт убрал ноги и плеснул в стакан ещё… что он там пил? — Он родился на две недели раньше срока. Такой тощий и такой визгливый. Мама… Смерть отца, послеродовая депрессия.
— Сколько вам было?
— Двенадцать. Но я быстро научился менять пелёнки и не спать по ночам. Мама оправилась спустя полгода, но что-то в ней изменилось. Стала отстранённой. Даже смотрела словно сквозь нас. Шерлок не понимал, думал, что это его вина, стремился завоевать её любовь. Меня воспринимал как соперника, с тех пор как научился говорить.
Майкрофт встал и вышел, не добавив ни слова. Из интереса Лестрейд понюхал его стакан и против воли улыбнулся, когда почувствовал сладкий запах кока-колы. Он, кажется, совсем привык к странностям Холмсов.
***
— Я бы постыдилась в такую погоду поднимать людей на ноги из-за старой шкатулки, — недовольно фыркнула Салли, щелкая мышкой. — Пускай старуха ещё спасибо скажет, что похитители донесли её хлам до помойки.
— Налоговику тоже спасибо прикажешь говорить? — бросил в её сторону Лестрейд.
— А с ним-то что? — поднял голову Андерсен.
— В больнице с сердечным приступом. Поздравляю всех: по крайней мере, в одном случае к моральному ущербу добавился физический.
— Не смог пережить потерю старины Уинстона? — Донован, насколько знал Лестрейд, даже рождественские открытки предпочитала передаривать сразу после получения, поэтому выражение «дороги как память» для неё было оксюмороном.
— Свалился с сердечным приступом, как только увидел развороченный стол. В верхнем ящике лежала крупная сумма денег.
— О пропаже денег он не заявлял. — Андерсен лихорадочно схватился за копию отчёта.
— А деньги и не пропадали! Грабители нашли пачку, повертели её в руках — пакет, в котором она лежала, открыт — и аккуратно положили обратно. Правда, налоговик об этом уже не узнал: если вы не заметили, заявление составляла его жена.
— И сколько там было?
— Полторы тысячи фунтов.
— И вместо них эти идиоты унесли старый бюст Черчилля? О чём они только думали?
— Может быть, не хотели садиться в тюрьму надолго, ну, больше ущерб — длиннее срок?
— Салли, если человек не хочет в тюрьму, он вообще не ворует, понимаешь? Ни деньги, ни шкатулки, ничего.
— Или мы не всё знаем, — медленно проговорил Андерсон, водя пальцем по губам. — Я читал один детектив, там воры похищали гипсовых Наполеонов…
— … А на самом деле искали спрятанный в одном из них драгоценный камень! — Донаван в восторге отодвинула клавиатуру, глаза её засверкали.
— В конце концов, это жена потерпевшего утверждает, что кондрашка его хватила из-за денег, — со значением продолжал Андерсон, — но она может многого не знать или ещё больше скрывать. А вдруг его подкосила именно пропажа Черчилля?
— Точно! — Салли медленно поднималась с места, не отрывая от Андерсона восхищённого взгляда. — Может быть, эта штука только сверху покрыта чугуном, а внутри — золотая!
— А гаечные ключи внутри были платиновые. Весь набор.
Фантазёры осеклись на полуслове и насупились, как дети, которых за ухо вывели из кукольного домика и посадили за арифметику. Лестрейду даже стало неловко за свою иронию.
— Гаечные ключи могли украсть, чтобы отвлечь наше внимание от Черчилля. — Надулась Салли.
— Или шкатулки-карусели! – не сдавался и судмедэксперт. — Я бы не торопился исключать версию, что некоторые из украденных вещей могут оказаться ценнее, чем мы думаем. Предлагаю опросить ещё раз эту старушку, узнать, не было ли в шкатулке тайников, скрытых отделений…
— Лучше узнайте у филателиста, сколько стоили все эти марки, которые преступники — не иначе как по доброте душевной — тщательно извлекли из альбома, перед тем как его утащить. Единственный в Англии экземпляр Голубого Маврикия! Да за деньги только от его продажи можно выпаять из золота статую того же Черчилля во весь рост! Нет, наши воры не антиквары и уж тем более не искатели тайников. Они вот именно что… похитители хлама.
Андерсон зевнул, прикрыв рот кулаком.
— Сэр, я всё понимаю, точнее ничего не понимаю, но странных ограблений не было уже больше месяца. Зачем мы всё ещё возимся с этим?
— Затем, что это незакрытые дела! — огрызнулся Лестрейд. В душе он был согласен с Андерсоном, но остановиться не мог то ли из упрямства, то ли из мелочного желания доказать, что, хотя бы иногда, он ничуть не хуже Шерлока. Пусть у него уйдёт раз в десять больше времени, но он распутает это дело.
— А знаете, — задумчиво сказала Донаван, — я ещё когда первый раз увидела, подумала, что мне это что-то напоминает. В смысле, список вещей. Только не могу вспомнить… Хотя, — она открыла браузер и быстро напечатала запрос в строке поиска. — Сэр. Взгляните.
По первой же ссылке выпал сайт, на главной странице которого был длинный список вещей: гаечные ключи, старая люстра, пресс-папье в виде головы Уинстона Черчилля, портрет королевы, заварочный чайник, календарь, собрание сочинений Джека Лондона, и так далее. Над списком большими переливающимися буками висело название сайта.
Лондонская фотоохота.
Глава девятая
Звонок Джоан застал его прямо над трупом. Мужчину, одетого богато и броско, нашли в мусорном баке Макдональдса. Шерлок и Джон появились через три минуты после криминалистов. Лестрейд был занят привычным делом: опрашивал многочисленных свидетелей, утешал Андерсона, стенавшего на предмет затоптанных следов, и пытался объяснить маргиналам, что картошку из бака пока что забрать нельзя, потому что на ней лежит труп.
— Джоан, только быстро.
— Приезжай в обед.
— Это срочно? У меня дел невпроворот.
— Срочно. Приезжай, это не займёт много времени.
— Ладно.
Джоан крутила в руках стакан, то взбалтывая остатки сока, то ставя его на стол.
— Что-нибудь выпьешь?
— Тороплюсь. Что ты хотела?
Пальцы дрогнули, и напиток едва не выплеснулся на пол.
— Альберт сделал мне предложение.
— Поздравляю! Я… я рад за тебя, правда.
— Спасибо, да. – Она взмахнула рукой. — Это не то, что я хотела сказать. То есть то, но…
— Джоан, просто скажи. Я должен что-то сделать? Подписать какие-то бумаги, я не знаю, благословить вас? — Лестрейд нервно дёрнул уголком губ в попытке улыбнуться.
— Я хочу попросить тебя. Хочу попросить забрать Элизабет.
— И всего-то? Конечно, я возьму её. На сколько? На медовый месяц?
— Нет, подожди, ты не понял. Не понял. Я хочу, чтобы ты забрал её насовсем. К себе. Насовсем.
— Ты права, я не понимаю. Почему? По… Почему? Это Альберт? Он против?
— Нет, Альберт её обожает, и он бы с радостью…
— Джоан, тогда я совсем ничего не понимаю. Я не против, я люблю Элизабет, но… Почему?
Она сложила руки на груди и поджала губы. Звякнула микроволновка, но никто не обратил внимания.
— Я тоже люблю Элизабет, — медленно произнесла Джоан. — Но пойми меня, пожалуйста. Я хочу… Я хочу пожить для себя. Хотя бы немного.
— Чем тебе мешает Эль?
Джоан закрыла лицо руками.
— Ещё бы ты понял. Грег, пожалуйста. Послушай меня.
— Я слушаю.
— Нет, не слушаешь, ты никогда меня не слушал.
— О, бога ради, не начинай.
Она отняла ладони, губы у неё дрожали.
— Я любила тебя. Может быть, не так сильно, как тебе хотелось, не зависела от тебя, не нуждалась до такой степени, что не могла уснуть без тебя, но я действительно любила. Гораздо дольше, чем ты думаешь. И я родила Элизабет, хотя не хотела, помнишь? Я хотела подождать, но ты просил, и я сдалась. Элизабет – чудесная девочка, и я рада, что ты настоял тогда, и что я согласилась, и что она росла рядом со мной, что я могла быть с ней. Это прекрасные годы, я ни о чём не жалею. Но сейчас, пожалуйста, пойми меня, я хочу узнать, что значит быть счастливой, что значит быть свободной. С Алом. Ему предлагают работу в Нью-Йорке, я хочу поехать с ним. Хочу посмотреть мир. А Эль будет хорошо здесь, с тобой. Пожалуйста, пойми меня.
Он смотрел на неё. Красивая женщина с копной обесцвеченных волос и бездонными синими глазами, тонкой талией и гордым профилем. С тонкими морщинками у глаз, с глубокими, печальными складками у рта и длинными нервными пальцами, в которых перекатывается стакан.
Девушка, с водопадом тёмных волос и сверкающими синими глазами, которые смотрели тепло и дерзко одновременно, с чуть вздёрнутым носом, который он любил целовать, с нежными ладонями, которые зарывались ему в волосы, перебирали их. Со звонким смехом и умением плакать молча, просыпаться раньше него, чтобы приготовить завтрак, и взвизгивать, когда он касался холодными с улицы руками.
Виноват ли он в том, какой она стала? Есть ли его вина в складках у губ и морщинах, и во всём этом отчаянном желании поймать ускользающую молодость? Из-за него ли та девушка, которая заливисто смеялась на колесе обозрения, и обнимала его, и шептала, что бравые сотрудники Скотланд-Ярда не могут бояться высоты, из-за него ли эта девушка исчезла? Девушка, которую он любил.
— Я… Надо будет переоформить опекунство. Сколько… Когда вы?..
— Мы уезжаем на следующей неделе. Поженимся уже в Америке.
— Неделя? Тогда надо подготовить документы, собрать, я даже не знаю что…
— Я уже всё подготовила. Тебе надо только подписать.
— Это хорошо. Отправь по почте. Мне надо… Я на работе. Мне надо на работу.
— Конечно.
Она наконец убрала стакан в раковину. У двери они замерли.
— Спасибо, — негромко сказала она.
— Не стоит. Наверно. Не знаю. Джоан?
— Да?
— Прости. Я знаю, я говорил это тысячу раз, но сейчас действительно — если что-то было, если я был… Прости меня.
Она улыбнулась, мягко и немного смущённо.
— И ты меня.
В участке его ждала привычная картина. Шерлок в боевой стойке вы-все-идиоты против Донаван-я-всё-про-тебя-знаю-фрик. И Джон.
— Сделай всё, что он хочет, — бросил Лестрейд, проходя мимо и не вникая в спор.
— Но сэр!
— Просто сделай!
От нарастающего шума ссоры не спасала даже наглухо закрытая дверь кабинета. Когда рука в третий раз потянулась в нижнему ящику, в котором лежала небольшая фляжка с виски, в кабинет заглянула Донаван.
— Мне без разницы, даже если он требует эксгумировать Елизавету Первую.
— Нет, сэр, это другое. Наши барахольщики объявились. — Она помахала папкой. — Исткот, 34, собрание сочинений Джека Лондона. Все 24 тома.
— Особенное издание? – на всякий случай уточнил он.
— Нет. Если не считать, что общая цена доходит до ста фунтов. Но ничего особенного.
— Спасибо.
Лондонская фотоохота, теперь он вспомнил, что уже слышал это название. Кажется, Эль рассказывала ему. Цель игры — сфотографировать перечень самых разных предметов. Команда, выполнившая все задания первой, побеждает. Если список пропавших вещей и тот, что есть на сайте, совпадают, значит, кому-то показалось скучным просто фотографировать вещи. И если учесть, что их покрывает Майкрофт, выводы получаются не самые утешительные.
— Салли, сворачивай расследование.
— Что? Почему?
— Это гиблое дело. Парни работают чисто, берут бесполезные вещи, и всё, что мы знаем — это даты и ветка метро. Предлагаешь отправлять все патрульные машины в один квартал? Молодежь играет, сами прекратят.
— А если они заиграются?
— Сержант Донаван! У вас работы мало? Вы, вероятно, уже раскрыли все убийства за этот месяц?
— Нет, сэр.
— Тогда иди и займись чем-нибудь полезным. И забудь об этом деле.
— Так точно, сэр. Разрешите идти, сэр?
— Иди.
Донаван прикрыла дверь кабинета очень аккуратно.
***
Было легко принять, что Майкрофт Холмс готовит тебе ужин. Гораздо сложнее, что он при этом снимает пиджак, оставаясь в жилетке и рубашке с закатанными рукавами. И что он вполне органично смотрится в кухне Лестрейда.
— Опять овощи? Я заказал пиццу.
— Рад за вас.
— Бросьте. У меня был тяжелый день, давайте хоть раз съедим что-нибудь простое.
— Не вижу смысла травиться.
— Слушайте, вы что, на какой-то диете сидите?
— Диета — это неэффективно. Я слежу за своим питанием, чтобы быть здоровым. Что и вам советую.
— И прекрасно! Очень за вас рад. В таком случае я иду в паб.
— Вы не можете. — Холмс оторвался наконец от плиты. — На завтра у меня назначена важная встреча. Вы должны остаться дома.
— Знаете что? Я вам не хренов плюшевый мишка! Я готов смириться с тем, что вы околачиваетесь здесь, и не задавать вопросов, но я не ваш, — делая после каждого слова паузу, произнёс он, — хренов плюшевый мишка.
Желание хлопнуть дверью он подавил как недостойное.
Паб «Подводная луна» находился всего в паре футов от дома Лестрейда, и в этом было его единственное достоинство. Крохотный полутёмный подвал с дешёвым пивом. Хозяин, мистер Эстерхейзи, не оставлял надежд облагородить его, периодически добавляя в обстановку вычурные лампы или картины в тяжёлых рамах, отчего паб приобретал ещё более жалкий вид.
Официантка улыбнулась ему и без вопросов принесла постоянный заказ. Холодное, тёмное пиво застревало комом, но он пил из упрямства. Хотелось есть, но чипсы только разжигали голод, а при мысли, что дома ждала порция здоровой, но чертовски вкусной еды, рот наполнялся слюной. Кто бы мог подумать, что Майкрофт Холмс так вкусно готовит и что он, Грегори Лестрейд, так быстро привыкнет нормально питаться?
— Повторить?
— Нет. Эта-то была лишней.
Девушка улыбнулась, вытерла руки о фартук и подсела за его столик.
— Может, хочешь чего-нибудь вкусненького?
— Вкусненького?
— Ну да. Шоколадный торт для поднятия настроения.
— Не видел в меню.
— Шоколадный торт для поднятия настроения у меня дома. Так понятнее?
Лестрейд поперхнулся.
— О, да брось. Не говори, что ты не заметил. Я едва не заработала косоглазие строя тебе глазки.
— Линн, я…
— У тебя кто-то есть?
— Нет, никого. И ты очень красивая, но…
— Что «но»?
В самом деле, у него полгода не было секса. С последней подружкой он разошелся довольно мирно: в какой-то момент она перестала звонить, а он заметил это только спустя несколько недель. Линн была милой, и забавной, и решительной, и точно знала, чего хочет, и вполне можно было провести с ней пару приятных часов, а то и больше. Но…
— Прости. Это будет нечестно.
— Да ладно, я же не жениться предлагаю. Сводишь меня пару раз в кафе, поболтаем. Съедим по кусочку торта у меня дома.
— Я не могу. Не сейчас. Сейчас у меня нет времени ходить в кафе. И даже на простую вежливость не хватает сил, так что... Это будет нечестно. Прости.
Он бросил мятый фунт на стол. Линн встала вместе с ним и коротко поцеловала в щёку, засунув в карман салфетку с номером.
— Позвони, когда захочешь, — сказала она и, подхватив поднос, ушла на кухню.
С порога он услышал восхитительный, ни с чем не сравнимый запах поджаренного теста, ветчины и сыра. Мрачный Майкрофт сидел за столом и смотрел на пиццу, как на шпиона американской контрразведки.
— Вы сами приготовили?
— Мы не будем об этом говорить или вспоминать. Это единичный случай. Теперь вы объяснитесь?
Лестрейд рухнул на стул и вгрызся в пиццу под аккомпанемент урчащего желудка.
— Джоан выходит замуж и хочет, чтобы Эль жила со мной.
— Вы не рады этому?
Он отложил недоеденный кусок и сцепил пальцы.
— Я плохой отец. Не ужасный, но так себе. Я не смогу… Не смогу дать то, что ей нужно.
— И что, по-вашему, нужно ребёнку?
— Стабильность, спокойствие. Забирать из школы, отвозить в школу, ходить на родительские собрания. Покупать одежду, готовить завтраки.
— Мне показалось, что Элизабет вполне самостоятельно ездит по городу. А покупка одежды не самая страшная процедура, поверьте.
— Вы не понимаете!
— Так объясните.
— Какая вам разница? – с досадой спросил Лестрейд, пожалев, что вообще начал говорить.
— Не люблю не понимать. Так почему же вы плохой отец?
— Потому что я могу не бывать дома сутками, а возвращаться пропахшим кровью и грязью. Потому что я не могу гарантировать ей, что буду рядом на праздники, потому что у меня всегда не хватает времени, потому что однажды я могу вообще не вернуться.
— И это главное в воспитании детей? Ты правда так думаешь?
— Да, я так думаю. У тебя и на этот счёт есть теория?
— Я вырастил Шерлока.
— Не лучшая рекомендация.
Майкрофт улыбнулся.
— Он жив, здоров и самостоятелен. — Лестрейд фыркнул. — Ну почти самостоятельный. И он сумел найти человека, который хотя бы изредка не хочет ударить его. По сравнению с тем, что было, я считаю это успехом.
Грегори ломал тесто, не замечая, что весь стол оказался засыпан крошками.
— Я боюсь. Это не два дня в неделю, а то и меньше. Она будет жить со мной всё время. А вдруг я скажу что-нибудь не то? Или сделаю, или не пойму, или забуду, или…
— Прекрати паниковать. Ты даже не попробовал. Проблемы надо решать по мере их поступления.
Лестрейд уткнулся лбом в сплетённые пальцы.
— Я дам тебе совет, который сам понял слишком поздно. Завтраки, школа, одежда, — это всё не главное. Важное, но не главное. Ты можешь представить, что Элизабет не существует?
— В смысле, что с ней что-то случилось?
— Нет, что её никогда и не было вовсе.
Элизабет родилась в начале ноября. Из-за командировки ему удалось приехать только через два дня.
Грег помнил ту ночь отрывками. Он замёрз, пока добрался до больницы, потому что в машине сломался кондиционер, и всю дорогу он думал не о том, что стал отцом, а мелочно костерил весь окружающий мир. В клинике было шумно, даже на детском этаже, и пахло пластмассой. Он заглянул к Джоан, та спала, чему он обрадовался: за три дня он раз сто услышал, какой он плохой муж, отец, человек, и раз двести извинился. На него напялили неудобный желтый халат и дурацкую шапочку, которая сползала на глаза. Он не чувствовал ничего кроме раздражения, и усталости, и желания скорее со всем этим закончить, чтобы поехать домой и лечь спать. Потом его впустили в комнату, где рядами стояли маленькие боксы с младенцами. Все они были на одно лицо: красные, сморщенные мордашки. И Элизабет была такая же.
Джоан не хотела детей, но он настаивал, всё повторяя, что они женаты уже столько лет, что все соседи уже имеют детей, что его родители в их возрасте уже обзавелись детьми, что… Множество причин, среди которых и традиционное: «я хочу детей». Но желание это было механическим, для галочки, потому что женатым мужчинам его возраста положено хотеть детей.
Эль заплакала, когда он взял её на руки. Тоненький, противный звук ввинчивался в уши, и медсестра смотрела на него с сочувствием. Руки сводило от напряжения и неловкости и попыток успокоить ребёнка. Никакого трепета или восторга, ничего особенного.
А потом она замолчала и посмотрела на него ясными медовыми глазами. Это были его глаза, которыми он смотрел на себя в зеркале. Ей было всего несколько дней от роду, но это был его взгляд. И это была его дочь.
Моя дочь, произнёс он про себя. Те несколько секунд, что она смотрела на него, всего несколько секунд поставили всё на своё место. Всё в мире вдруг обрело смысл и краски, а его жизнь — опору и цель. Он так долго был никому не нужен. Родители всегда больше любили друг друга, чем его, а друзья, знакомые и возлюбленные находили кого-то получше. Но теперь была Элизабет, неповторимая и только его; та, ради которой он готов на всё на свете.
— Не могу.
— В этом суть. Можно назвать это любовью. Хотя, конечно, любовь не накормит завтраком и не подпишет разрешение на экскурсию, даже не убережёт от дурной компании. Но она даёт нечто гораздо более важное.
— И что же?
— Этого я не знаю. — Майкрофт вздохнул. — Я же сказал, что понял это слишком поздно. Уже не было возможности проверить.
Он собрался поблагодарить Майкрофта за пиццу — она была гораздо вкуснее, чем из магазина, — как ему в голову пришла мысль, от которой кусок застрял в горле.
— О боже… Мне придётся как-то объяснить Эль, что в моём доме делаете вы.
10-11 главаГлава десятая
Последняя коробка заняла своё место в гостиной.
— Ну что?
— Ну что?
— Всё?
— Да. Эль, солнышко, дай я тебя обниму. Телефон не потеряла? Можешь звонить в любое время. Не грусти.
Элизабет вздохнула, крепче обняла Джоан, потом отступила, прижимая к груди фотографию в рамке и записку с номером.
— Я позвоню, как мы приедем.
Лестрейд кивнул. Джоан открыла дверь такси, когда к дому плавно подъехал Ниссан, из которого выбрался Майкрофт в своём обычном костюме на тысячу фунтов и с портфелем — за две.
— Мисс Лестрейд. Инспектор. А вы, полагаю, мисс Браун? Приятно познакомиться, Майкрофт Холмс.
— И мне тоже… очень. Грег?
— А. Ммм. Это мистер Холмс. Он… Мой друг. И…
— Мистер Холмс живёт у папы в библиотеке! — встряла Элизабет.
В напряжённой тишине было слышно, как в соседнем доме миссис Дуглас спорит с телевизором.
— Он… Да, ему пока негде жить, — пробормотал Лестрейд, искренне надеясь, что его никто не услышит или что на их дом сейчас упадёт метеорит. — И он пока живёт здесь.
Майкрофт поднял одну бровь. Джоан смерила его с ног до головы профессиональным женским взглядом, отметив дорогой костюм, ботинки и осанку.
— Ну конечно.
— Вынужден откланяться.
Майкрофт выдал свою лучшую улыбку и скрылся в доме.
— Кто бы мог представить…
— Это не то, что ты подумала.
— Знаешь. — Она подняла руку. — Мне всё равно. Главное, чтобы Эль к этому нормально относилась.
— Это не то, что ты подумала! Он правда здесь просто живёт.
— Хорошо, как скажешь.
Водитель такси что-то прокричал.
— Всё, мне пора. Эль. — Она чмокнула дочь. — Грег. — Ещё один звонкий поцелуй. — Берегите себя.
Даже когда машина скрылась за углом, Грегори стоял и смотрел ей вслед, надеясь навсегда запомнить улыбку своей бывшей жены, нет, любимой женщины: искреннюю, открытую и немного дерзкую.
Он глубоко вздохнул уже совсем тёплый, весенний воздух Лондона и подхватил дочь на руки.
— Пошли, посмотрим, что мистер Холмс учудит на кухне в этот раз.
***
Комната Майкрофта была суверенной территорией, ступать на которую было запрещено. Это правило, как и все остальные, например, что Холмс покупает продукты, а Лестрейд моет посуду, они не обговаривали. Просто так сложилось. Грегори не заглядывал туда, чтобы сделать уборку, сменить постельное бельё или вынести мусор, но когда из комнаты раздался грохот, потом глухие удары, он не смог удержаться. Себе он сказал, что не беспокоится, просто шум может разбудить Элизабет.
В спальне было темно, на полу были разбросаны бумаги и книги, стул валялся в углу.
— Я уронил стул. Простите за шум, — бесцветно сказал Майкрофт, разглядывая ночной пейзаж за окном.
— Конечно. Полки тоже сами рухнули?
Майкрофт дёрнул плечом, что при изрядной доли фантазии можно было принять за пожатие.
— Помните, когда вы забрали Эль из школы и готовили ризотто? — Не дождавшись ответа, Грегори неловко переступил порог и поднял стул. — Вы ей тогда ничего не говорили?
Майкрофт наконец повернулся.
— Ничего особенного.
Лестрейд наклонился за бумагами, чтобы скрыть улыбку.
— Она очень спокойно восприняла новость, что вы у меня живёте.
— А чего вы боялись? Что она подумает то же, что и ваша жена?
— Нет, боже, нет, конечно. Ей десять.
Майкрофт фыркнул и выгнул бровь.
— Ну да, современные дети, но Эль, она же…
— Она же… что? Не знает, что такое секс, или не знает, кто такие геи?
Лестрейд сел на стул, в растерянности сжимая книгу.
— До меня только сейчас дошло. Что подумают люди?
— Какие люди?
— Я не знаю! Соседи! Шерлок! А если узнают в участке?
— Какое вам дело до соседей? С Шерлоком я разберусь сам, если возникнет необходимость, а в Скотланд-Ярде ничего не узнают, если, конечно, у вас не возникнет желание рассказать. Не думаю, что вашему руководству есть дело до того, где и с кем вы живёте. Или я ошибаюсь?
— Всё равно. Мне стоило лучше думать, прежде чем соглашаться. – Грегори поставил книги на полку и, не оборачиваясь, спросил: — Расскажите, что случилось? — Майкрофт колебался. — Эй, в конце концов, вы здесь, потому что я — единственный, кому вы можете доверять. И сейчас вы выглядите, как человек, которому необходимо выговориться.
Майкрофт привалился к подоконнику.
— После инцидента с Антеей мы провели ряд расследований. В результате одного из них в МИД был вычислен шпион — агент американской разведки. Очевидно, что он сотрудничал с Антеей.
— Нехило!
— Что?
— В смысле, «ничего себе»!
— А, да. Сначала мы решили, что это удача; даст нам преимущество. Однако неделю назад из Вашингтона пришло предложение… сделки. Их агент в обмен на некий файл.
— Что в файле?
— Опасная информация об одном из членов королевской семьи, которая может спровоцировать мировой скандал. Как продвигается ваше расследование странных ограблений?
— При чём здесь… О боже. Вы же не хотите сказать?.. О боже. Боже, храни королеву.
— Представьте, что будет, если об этом узнает общественность.
— Поверить не могу. Просто в голове не укладывается. Но зачем?
— Скажем так: небольшое приключение перед свадьбой.
— И что теперь?
— Мы не может отпустить мистера Филби. Нам неизвестно, что он успел узнать. И не выполнить требования, как вы понимаете, мы тоже не можем. Сейчас британская контрразведка занята в основном тем, что тянет время, пока мы что-нибудь не придумаем.
— И под «мы» вы подразумеваете себя?
— На данный момент я разработал восемь возможных сценариев, но все они заканчиваются не самым лучшим образом.
Переплетя пальцы, Грегори опёрся на них подбородком. Он знал, что Майкрофт не последний человек в британской политике, но только сейчас осознал, насколько важную работу тот выполняет.
— Что вы будете делать?
— Ждать. Думать. Решать проблемы по мере поступления.
Мирно тикали часы, отмеряя секунды того сладкого покоя, который возникает, когда получается поделиться с кем-то своим грузом и дурными мыслями.
— Вы были правы. Мне было необходимо выговориться.
— Придумали новый план?
— Нет. Но стало немного легче.
Лестрейд взялся за дверную ручку.
— Не громите комнату в следующий раз. Эль чутко спит.
— Я учту. Инспектор…
— Ох, да бога ради, вы живёте в моей библиотеке и готовите у меня на кухне! Зовите меня по имени. И – не за что.
Он закрыл за собой дверь и медленно выдохнул.
***
Хорошо, что в шесть вечера в школе уже нет учеников. Лестрейд не пережил бы позора, если бы кто-нибудь увидел, как он бежит по коридору, резко сворачивает направо, поскальзывается и сшибает мусорное ведро. Пустое, к счастью. На шум из класса выглядывает миссис Дэбенхэм, а за ней — Элизабет. У обеих крайне недовольное выражение лица.
— Вы опоздали, мистер Лестрейд.
— Просите, на работе задержали. — Он пытается незаметно потереть ушибленный локоть.
— Два часа. Вы опоздали на консультацию на два часа.
— Мне очень жаль, такого больше не повторится, простите.
— И что прикажете мне делать теперь?
— Я могу подойти в другое время. Любое, когда вам удобно.
— Элизабет, иди в класс и закончи свой рисунок.
— Простите ещё раз.
— Я надеюсь, что впредь вы будете более пунктуальны.
— Да, конечно, такое больше не повторится.
В учительской она отдала ему распечатки с оценками, монотонно и чуть раздражённо рассказала об отношениях Эль с одноклассниками.
— Я бы хотела обсудить с вами два момента. Первое, отношения Элизабет с мистером Купером.
— Мы говорили с ней об этом.
— Значит, поговорите ещё раз.
— Хорошо, но я не думаю…
— Мистер Лестрейд, вы сомневаетесь в профессионализме наших учителей?
— Нет, конечно, нет.
— У всех есть нелюбимые преподаватели, но постарайтесь объяснить своей дочери, что её поведение недопустимо. Вы знаете, какое прозвище она придумала для мистера Купера? Весь класс теперь называет его так! А ведь он уважаемый человек с огромным стажем работы! Научите свою дочь уважать возраст и опыт, если она не может уважать его статус! — Она нервно поправила причёску. — Я очень надеюсь, что вы сможете до неё достучаться.
— Постараюсь, — без энтузиазма откликнулся Лестрейд.
— Однако следующее, о чём бы я хотела поговорить, возможно, покажет вам, насколько глубоки проблемы Элизабет. Вы знаете, что она выдумала себе воображаемого друга?
— Нет. Это плохо?
— Дети не придумывают их на пустом месте, да ещё таких странных. Обычно девочки воображают себе подруг-ровесниц, но Элизабет… По её словам, в вашем доме, в библиотеке живёт некий мистер Холмс. Судя по её описаниям, он примерно вашего возраста и обладает, — она пренебрежительно взмахнула рукой, — сверхъестественными способностями. Якобы может в любой момент забрать её из школы так, что никто не заметит, и множество других небылиц. — На этом месте Грегори прекратил кусать губы в попытке сдержать смех. Ему не пришло в голову поинтересоваться в тот раз, почему ребёнка спокойно отпустили с Майкрофтом, с посторонним человеком. Можно и правда подумать, что тот обладает сверхспособностями.
— Мистер Лестрейд?
— А? Простите, задумался.
Тон голоса миссис Дэбенхэм опустился ниже нуля.
— Из её сказок я делаю вывод, что ей не хватает родительской заботы. Вам надо больше времени уделять своей дочери. Когда она жила с Джоан, то никогда…
— Спасибо за вашу заботу, я обязательно постараюсь выполнить все ваши рекомендации. — Он улыбнулся со всем очарованием, на которое был способен. — Уже поздно. Спасибо, что уделили мне время.
Учительница следила за ним, как надзиратель за заключённым на прогулке, пока они с Элизабет не сели в машину.
— Какая милая женщина.
— Я с тобой не разговариваю.
Лестрейд вздохнул и завёл мотор.
***
Инспектор Эклстон, которого молодой сержант Лестрейд, едва окончивший колледж, считал своим наставником, говорил: приходи на работу как домой, относись к потерпевшим как к дальним родственникам, и станешь хорошим полицейским. Лестрейд был не согласен с ним и тогда, и сейчас. Он относился к работе как к работе и был немного трудоголиком, как любой детектив. Какие-то случаи трогают душу, какие-то — нет. В основном человеческое горе было рутиной.
— Мисс Смиттерс, мне очень жаль, но у нас до сих пор нет никакой информации о местонахождении вашего брата. Мы свяжемся с вами, если что-нибудь узнаем.
— Мистер Аттерсон, не волнуйтесь. Посмотрите на этих людей и скажите, нет ли среди них того, кто бросил петарду в ваш почтовый ящик?
— Миссис Эрнхольц? Здравствуйте. Вынужден попросить вас подъехать в участок. Заранее сказать сложно, но, боюсь, у меня для вас плохие новости.
— Подождите. Давайте ещё раз. В прошлую среду в вашу квартиру через окно проник мужчина с привязанным к спине вентилятором и похитил из шкафа восемь банок...
— Мистер Мактевиш, присаживайтесь. Нет, лучше действительно сядьте. Вчера на берегу Темзы был обнаружен труп молодой женщины, все приметы которой совпадают с данным вами описанием.
— Рассел ушёл на работу и не вернулся.
Кажется, девушку звали Марта, Лестрейду было лень открывать папку, чтобы посмотреть. Молодая, лет двадцати пяти, учительница младших классов. Одета аккуратно, но явно впопыхах. Весь разговор она скручивала и расправляла бумажный платок.
— Такое и раньше с ним бывало. Он пропадал на день-два, я не могла до него дозвониться. Потом появлялся, извинялся, но никогда ничего не объяснял.
— Почему вы думаете, что сейчас не то же самое?
— Его нет уже больше двух недель. И незадолго до его пропажи… Ему угрожали. Странные звонки. Он делал вид, что ничего не происходит, но я всё замечала. Однажды нас подкараулили, когда мы возвращались домой. Рассел сказал, что это хулиганы, но для хулиганов они были слишком прилично одеты. Они требовали что-то отдать, я не расслышала.
— Почему вы пришли именно сейчас?
— Вчера. — Губы у Марты явственно задрожали, и она прижала пальцы ко рту. — Я пришла домой, а там всё перевёрнуто вверх дном. А вечером… вечером мне позвонили и…
Лестрейд сделал несколько пометок в бланке.
— Вы не знаете… — Пришлось всё-таки потянуться за папкой, чтобы посмотреть, как зовут пропавшего. — Мистер Филби не связан с криминальным миром? Он ничего не рассказывал? Может быть, как-то объяснял свои отлучки?
— Нет. Я думала, что у него любовница. — Марта грустно улыбнулась. — Я люблю его. Даже если окажется, что он преступник, я люблю его. Любым. Лишь бы был жив.
— Не беспокойтесь. Мы сделаем всё, что сможем. Позвоним, как только появится какая-то информация. Всего доброго.
Закрыв за ней дверь, он зевнул, едва не вывихнув челюсть. В дверь постучали.
— Сэр?
— Салли, дай мне хотя бы пять минут, — прошептал он. — Я что, единственный детектив на весь Скотланд-Ярд?
— Здравствуйте, Грегори.
— К вам тут пришли, — неловко сказала Донаван и ретировалась.
На пороге, светясь как стоваттная лампочка, стоял Альберт Дентон.
После развода Джоан долго ни с кем не встречалась, а потом в её жизни неожиданно, словно из ниоткуда появился преуспевающий юрист Альберт Дентон. Прилизанный, с американской улыбкой, весь такой отвратительно жизнерадостный и довольный миром, он очень раздражал Лестрейда. На его фоне седой инспектор, иногда — небритый, часто — с мешками под глазами, выглядел как недобитый вампир. Нет, он не ревновал бывшую жену. Ну, может быть, только чуть-чуть, но утешал себя тем, что большинство мужчин проиграли бы в сравнении с Альбертом. Тот был ненастоящее-идеальным, по крайней мере, с виду, этакий принц на белом коне, о котором мечтают все девочки от шести до шестидесяти.
— Я думал, вы уехали в Нью-Йорк.
— Джоан — да, а я заканчиваю кое-какие дела. — Альберт улыбнулся ещё шире, хотя это было анатомически невозможно.
— Простите за бестактность, но зачем вы пришли?
— Я хотел бы поговорить об Эль.
— Вы хотите, чтобы она жила с вами?
— Я — да. — Он взмахнул рукой, останавливая Лестрейда. — Но Джоан против. И об этом-то я и хотел поговорить.
— Не вижу, о чём здесь стоит говорить.
Альберт подчёркнуто театрально наклонил голову.
— Хочу, чтобы вы поняли её. Она долго жила вами. Пыталась вас любить, вы пытались любить её, но у вас ничего не выходило. Бытовая трагедия людей, которые не подходят друг другу.
Лестрейд скрипнул зубами, но промолчал.
— Потом вы заставили её родить ребёнка, и ей пришлось жить под гнётом сразу двух чувств, которые она была должна испытывать, по мнению общества. Любить мужа и любить ребёнка.
— Вы заявились, только чтобы сообщить мне, что я ужасный муж и должен раскаяться за страдания, которые причинил ей?
— Ну что вы. Это вы и сами прекрасно понимаете, не правда ли? На самом деле я вам даже благодарен. Если бы не ваше равнодушие, то я бы никогда не встретил Джоан и не обрёл бы с ней своё счастье. Вы же знаете, как сильно она любит Элизабет.
— А как же гнёт чувств, которые она должна испытывать, и прочая?
— Вы же умный человек, зачем всё так упрощать? Конечно, она любит свою дочь. Она растила её десять лет. Я думаю, что она и вас до сих пор любит в некоторой степени, хоть лично мне это и непонятно, и противно. Но как ей кажется и всегда казалось, она делает это недостаточно сильно, и долгие годы это мучило её. Вы понимаете? Она так строга к себе, так корит себя за то, что любит свою дочь недостаточно, не может посвятить всю себя, пожертвовать ради неё чем-то важным. Поэтому я рад, что она может уехать вместе со мной и подумать обо всём этом вдали от вас и Элизабет и всего того, с чем она жила десять лет. Конечно, я бы хотел, чтобы Эль была рядом с ней. Это был бы меньший шок для Джоан, когда она признает, наконец, всё то, что я только что вам рассказал.
— Моя дочь не антистрессовая подушка. Убирайтесь.
— Грегори.
— Инспектор Лестрейд.
— Инспектор, давайте начистоту. Для меня важна только Джоан и её чувства. Элизабет — чудная девочка, но главное для меня, что Джоан к ней привязана. Это, собственно, цель моего визита, а всё остальное — так, наболевшее. Я бы хотел, чтобы вы не препятствовали их общению. Не запрещали Эль звонить или встречаться с матерью, когда мы будем приезжать в Англию.
— Даже в голову не приходило. Любит или нет, и что бы Джоан ни думала, она мать Элизабет. И давайте начистоту. Для меня важна только моя дочь.
— Вот и прекрасно, что мы поняли друг друга. — Альберт подмигнул.
— Я надеюсь, что ваши визиты на родину будут чрезвычайно редкими. А теперь, будьте добры, убирайтесь, пока я ещё сдерживаю желание воспользоваться оружием.
Хорошая штука — моторная память. Она приводит домой, даже если ты почти спишь на ходу. Не включая свет и стараясь не шуметь, Грег прошёл в коридор. Эль уже должна спать, но лучше не…
В затылок ткнулось холодное дуло.
— Рыпнешься, и рука у меня дрогнет.
Глава одиннадцатая
Майкрофт запустил ладонь под футболку, легко погладив спину, и жарко прошептал на ухо:
— Не могу больше ждать.
Лестрейд засунул руку в задний карман его джинс и сжал.
— Потерпи ещё минуту, — произнёс он, касаясь губ Майкрофта.
Как много может измениться за одну ночь.
— Рыпнешься, и рука у меня дрогнет.
Лестрейд поднял руки, демонстрируя, что и не думал рыпаться. Дуло упёрлось между лопаток, подталкивая вперёд. В гостиной этого дома ещё никогда не было столько народу.
Бритый бугай в черной майке у окна — Браунинг в руке и нож за голенищем. Джентльмен без пиджака на диване — Кольт Дефендер за поясом и Гризли в наплечной кобуре. Ещё один громила за креслом, в которое усадили Лестрейда. И, конечно, его встречающий, с Браунингом и сильным русским акцентом.
— Рома, что ты сказал нашему гостеприимному хозяину. — А вот у этого джентльмена акцент был скорее американским. — Он ведь явно думает, что мы какие-то преступники.
— Где моя дочь?
— Спит у себя в комнате. Мы вошли тихо-тихо, мистер Лестрейд.
— И что же нужно ЦРУ от скромного инспектора Скотланд-Ярда?
— О, не стоит, мистер Лестрейд. Вы очень, очень ценный инспектор. Потому давайте вести себя прилично, пока мы ждём вашего партнёра.
— Партнёра?
— Я неправильно сказал? У нас на родине таких, как вы, мы зовём просто пидорами, но у вас в Англии не язык, а сплошные намёки.
— Если вы собираетесь шантажировать Майкрофта, то сильно разочаруетесь.
— А я думал, что появление ребёнка укрепляет семейные чувства.
Тот, что стоял за креслом, загоготал, и Лестрейд подумал, что свернёт ему шею первому.
— Здесь, — бросил тот, что стоял у окна.
Джентльмен поднялся и натянул пиджак. Щёлкнул дверной замок.
— Мистер Холмс, рад наконец-то увидеться с вами лично.
Майкрофт не взглянул на протянутую руку. Повесил зонтик на сгиб локтя и вынул часы из жилетного кармана.
— Господа, вам не кажется, что время для дружеских визитов несколько позднее?
— Что поделать, вы такой занятой человек. — Джентльмен убрал руку и натянуто улыбнулся. — Приходится приезжать к вам на дом, чтобы поговорить.
— Говорите.
— Не обижайте кузена и верните нашего родственника на родину.
— А иначе?
Лестрейда выдернули из кресла и поставили на колени.
— А иначе всем будет грустно.
На мгновение Грегори показалось, что в глазах Майкрофта мелькнуло торжество.
— К сожалению, у нас мало времени, — скучающе заметил он, поглядывая на часы. — У вас тоже.
— Там что-то… — начал было мужчина у окна, но так и не успел договорить: стекло рассыпалось осколками, а сам он осел на пол, зажимая рану на плече.
Лестрейд бросился в ноги парню, державшему его на прицеле. Выстрел все же прозвучал, но пуля ушла в потолок, Грегори и бандит покатились по полу, осыпая друг друга ударами.
В суматохе прозвучали еще два выстрела — один из обычного пистолета, а другой с глушителем. А затем русский, душивший Лестрейда, замер на месте.
— Я бы рекомендовал вам немедленно оставить инспектора в покое, — прозвучал знакомый голос.
Русский нехотя отпустил горло Лестрейда. Тот закашлялся:
— Ше… Шерлок?
Тот не ответил, а развернул пистолет и рукояткой ударил бандита по затылку, оглушая. Остальные тихо стонали в разных углах комнаты.
Майкрофт что-то набирал на телефоне.
— Мои люди уже едут.
— Твои люди — идиоты. Видимо, увольнение помощницы не помогло.
— Обязательно займусь этим на выходных, — покорно сказал Майкрофт и поднял глаза на брата. — Теперь ты знаешь, что я чувствую каждый раз, когда ты…
— Не начинай. — Шерлок раздражённо отмахнулся.
В комнату вбежал запыхавшийся доктор Ватсон.
— Все живы?
— Добрый вечер, Джон. Не могли бы вы осмотреть инспектора? Похоже, он сейчас от шока выкашляет себе что-нибудь жизненно-важное, — сказал Майкрофт.
Грегу захотелось от души послать его и желательно подальше, но вместо этого он разразился еще одним приступом кашля. Ватсон участливо подал ему руку.
— Рад вас видеть, Джон, — искренне сказал Лестрейд и вдруг ощутил сильное дежавю. Разбитое стекло, пуля в плече у преступника, Ватсон, оперативно появившийся на месте… преступления?
— Он страховал нас из другого дома, — влез Шерлок.
Лестрейд уже не слушал его. Он взлетел по лестнице, не чувствуя под собой ног. В детской было пусто.
— Эль! Эль! Элизабет!
Со скрипом опустилась лестница на чердак.
— Пап?
Эль слетела вниз и впечаталась в отца, зарывшись лицом в его рубашку. Сквозь рыдания, она путанно пыталась объяснить:
— Я думала это ты, а это не ты. И… у них был пистолет. Я знаю, надо б-было позвонить 112, но я так и-испугалась, — взывала Эль, — папочка, прости, я так испугалась!
— Ничего, ничего, милая. — Лестрейд судорожно обнял дочь, прижав губы к светловолосой макушке и с трудом сглатывая комок в горле. — Ты у меня самая храбрая. Ты же догадалась спрятаться на чердаке? Ты молодец, мышонок. Теперь ты в безопасности, всё хорошо.
— Боюсь, что нет.
Элизабет шмыгнула носом и отступила за спину отца, смутившись своей ночнушки с Винни-Пухами. Грегори мимоходом порадовался способности детей переключаться между эмоциями. Сам он ещё долго будет чувствовать стальную хватку беспокойства на сердце.
— Я не могу гарантировать вашу безопасность, пока проблема Филби не будет решена. Сейчас нам надо ехать: на выстрелы скоро прибудет полиция. Мы отвезём вашу дочь в самое безопасное место. Доверьтесь мне.
Лестрейд сжал холодную ладошку Эль и кивнул.
***
Букингемский дворец для лондонца всё равно что Кааба для мусульманина. Воплощённая Англия, величественная и благородная. Даже в анекдотах о нём есть нотка уважения и восхищения.
Лестрейд никогда не думал, что в Букингемском дворце, резиденции королевы, есть кухня. Кухня — это так обыденно. И что на этой кухне будут полотенца с вышитой эмблемой Супермена. Он пялился на них уже несколько минут. Священный и гордый Букингемский дворец и полотенце с Суперменом никак не желали складываться в единую картину.
Элизабет уплетала уже третье пирожное, и можно было бы решить, что произошедшее дома больше не тревожит её, если бы она не сидела на коленях отца, вцепившись в его рукав.
— Куда вы отправили Шерлока с Джоном?
— Почему вы решили, что я их куда-то отправил?
— Потому что Шерлок был очень недоволен, а Джон горестно вздыхал.
Майкрофт на мгновение отвёл взгляд.
— Они подготовят кое-какие документы и вещи.
— Поправьте, если я ошибаюсь: наши гости решили, что я могу убедить вас отпустить их родственника?
— Вы правы. Кузен очень соскучился по нему и стал нетерпеливым.
— Вы разговариваете, как в шпионских романах, — прожевав, сказала Эль.
На кухню зашла девушка в белом переднике поверх пижамы и с заспанными глазами.
— Комната готова.
Элизабет вжалась спиной в отца.
— Мышонок, не бойся. Это ненадолго. И подумай, кто из твоих одноклассников может похвастаться, что жил в Букингемском дворце? Пусть и на территории персонала.
— Обещаешь?
— Что вернусь? Конечно!
— Мисс Лестрейд. — Дождавшись, пока Эль посмотрит на него, Майкрофт продолжил: — Вы помните, о чём мы говорили в Кенсингтонском саду? – Девочка кивнула. — Надеюсь, я сдержал данное вам обещание? Значит, у вас не должно быть сомнений в моей честности. Я клянусь вам, что через несколько дней вы снова увидитесь с отцом. Вы мне верите?
Элизабет ничего не ответила, но сползла с коленей Грега и, после крепких объятий, ушла вслед за девушкой.
— Если с Эль что-нибудь случится, — негромко сказал Лестрейд, когда дверь закрылась, — если она хотя бы увидит что-то, чего не должна, клянусь богом, я сверну тебе шею голыми руками. Это ясно?
— Вполне.
***
Сохо — синоним головной боли для сотрудника Скотланд-Ярда. «Развлекательный квартал», пишут в путеводителях. «Большая часть изнасилований и нераскрытых убийств», печатают в годовых отчётах.
Лестрейд осмотрел Коптом-стрит. Из клуба внизу улицы вышла парочка, так тесно прижавшись друг к другу, что он сначала решил, что это один человек. Они завернули за угол в проход между домами, и Грег мотнул головой, чтобы выкинуть мысли о том, чем они там собираются заниматься. Из такси напротив вывалился пьяный парень. Водитель высунулся из окна, показал средний палец и, прокричав ругательства, тронулся с места. Пассажир обхватил фонарь, постоял так несколько минут, потом оттолкнулся и, едва переставляя ноги, перешел через улицу. На ходу пытаясь вытащить что-то из кармана, он врезался в Майкрофта, пробормотал извинения, — даже Лестрейд поморщился от запаха, — и побрёл дальше.
Майкрофт засунул руки в карманы. Лестрейд никак не мог привыкнуть к его новому виду. В джинсах и клетчатой рубашке навыпуск, тот выглядел… Лестрейд задумался. Приземлённее, доступнее. Если прикасаться к Майкрофту в костюме, было всё равно что хватать за грудь статую Артемиды в Британском музее, то Майкрофта в обычной одежде можно было запросто хлопнуть по спине или назвать по имени.
— Никогда не понимал склонность Шерлока к излишней достоверности.
— По крайней мере, он не всадил вам пулю в колено.
— Да, но запах… — Майкрофт скривился. Он вытащил чек, на обороте был написан адрес и цифра 13. — В квартале отсюда.
— А вы неплохо ориентируетесь.
— Если вы таким образом пытаетесь спросить не являюсь ли я геем и частым посетителем этого района, то — нет.
Лестрейд поперхнулся вздохом.
— И в мыслях не было. Но спасибо за информацию.
— Мы в Сохо, собираемся жить в гостинице, известной своим чрезвычайно либеральным отношением к геям, и в целях конспирации какое-то время нам придется изображать пару. Хочу быть уверен, что у вас нет возражений.
— Только если вы не храпите.
***
— Не могу больше ждать.
— Потерпи ещё минуту.
Администратор за стойкой изобразил понимающую улыбку и протянул ключ с брелком номер 7.
— А комната номер 13 свободна? — спросил Майкрофт, сдвигая руку и просовывая пальцы под пояс. Лестрейд с усмешкой подумал, что это ещё вопрос, кто из братьев склонен к излишней достоверности.
— Свободна.
— Мне нравится 13 номер.
— Всё, что захочешь, сладкий.
@темы: Рейтинг PG-13, Майкрофт Холмс, Фанфик, Грегори Лестрейд, Романс
-
-
05.02.2012 в 16:14-
-
05.02.2012 в 16:21мне редкостно повезло - увидеть эти части под утренний (ну почти. у меня час дня и только начинающий пытаться открыть глаза Реппербан за окном кафе) кофе и читать неторопливо и с удовольствием. Два раза))
думаю, что вы сделали мне день ))) спасибо.
и продолжения конечно!
marolan
-
-
05.02.2012 в 16:26а можно я, когда вы допишете, попрошу подругу оформить мне все это в красивую книжку?
-
-
05.02.2012 в 16:31-
-
05.02.2012 в 16:38ну так не честно!
цветов автору!
-
-
05.02.2012 в 16:39Jhereg, ну вот я сделала вам день, а вы мне устроили пятиминутка просвещения. Реппербан пришлось гуглить XD приятного дня-)
Я вас люблю. Я вас взорвал. Логично? (с) Мориарти, *попернухлась*
*задумчиво чешет подбородок*
не, можно-то конечно можно, если вы считаете, что стоит-)
-
-
05.02.2012 в 16:40следующая глава примерно в среду-четверг будет.
-
-
05.02.2012 в 16:55да вы коварны!
уже трепещу в ожидании!
-
-
05.02.2012 в 17:21-
-
05.02.2012 в 17:31Я читал один детектив, там воры похищали гипсовых Наполеонов…
И я читала.
Может быть, эта штука только сверху покрыта чугуном, а внутри — золотая!
И эту читала.
Донован и Андерсон прикольные. Я их после третьей серии второго сезона терпеть не могу, а у вас они милые
Очень прикольно вы придумали с книгоцитатами
Пронзительный до слёз эпизод о родителях Лестрейда. Да и Холмсов. Бедняги, оба.
Ага, вот и разгадка загадки!
В участке его ждала привычная картина. Шерлок в боевой стойке вы-все-идиоты против Донаван-я-всё-про-тебя-знаю-фрик. И Джон.
— Сделай всё, что он хочет, — бросил Лестрейд, проходя мимо и не вникая в спор.
— Но сэр!
— Просто сделай!
Спасибо, просто замечательный текст - юмор, персонажи в характере, детективные загадки, отношения - чего ещё читателю хотеть от текста
-
-
05.02.2012 в 17:39обожаю Майкрофта!
обожаю Грега
обожаю Санастезис Нёкл !
-
-
05.02.2012 в 19:19Это потом еще Шерлоку придется объяснять, почему они вместе живут )))
Но вообще-то у Майкрофта с Шерлоком разница 7 лет
-
-
05.02.2012 в 19:27marolan
-
-
05.02.2012 в 19:34-
-
05.02.2012 в 20:00ЭТА ПЕСНЯ
я её теперь весь вечер буду слушать)))
*умчалась читать фик*
-
-
05.02.2012 в 20:35отличная часть, спасибо) становится всё интереснее)
-
-
05.02.2012 в 21:07хочу пиццууууу
мняммняммня )))
очень здоровский рассказ
-
-
05.02.2012 в 21:24Да, наш милый инспектор забыл про такую незначительную деталь, как присутствие Майкрофта в его доме и его жизни
Санастезис Нёкл, по-прежнему очень нравится!
-
-
06.02.2012 в 00:03Да и очень хочется узнать, как же он будет объясняться с дочерью, и общая интрига с этими кражами - очень занятно, да))
Действительно потрясающе, спасибо большое и Автору, и Бете))
-
-
06.02.2012 в 00:26Спасибо за продолжение
-
-
06.02.2012 в 00:30С удовольствием жду продолжения.)))
-
-
06.02.2012 в 03:44-
-
06.02.2012 в 07:44это заслуга беты. она у меня умница-красавица, и вполне ради меня может в сочельник пойти и проверить, стоит ли ещё на перекрёстке нищий с собакой, и если да — то какой длины её поводок
Воры-флешмоберы! А они выйдут на сцену, или мы их так и не увидим?
ну скажем так. мы их не увидим, но нам на них жииирно намекнут. то есть не нам, а Лестрейду.
danechka, обажаю пиццу
Умбра жжёная, Шерлок большой мальчик, сам догадается! ну, я надеюсь.
Drimaronda, ЭТА ПЕСНЯ
О ДА
стопятьсот лет назад вытащила её из клипа по шх-солянке, доя сих пор наслушаться не могу XD
Esperansa, *подаёт в палатку горячий чай*
Zerkalo, не за что-) спасибо, что прочитали-)
Nastufka, и бете! да, и бете! бете огромное спасибо.
Llyd, вы таки знакомы с Ле Карре?
HelenSummer, окончания части или окончания фика?
-
-
06.02.2012 в 07:59Я знакома с Ле Карре
-
-
06.02.2012 в 08:04-
-
06.02.2012 в 08:26Все просто чудесно, ничего не далеко! Заодно народ, в ожидании продолжения, может пойти прочитать знаменитого Шпиона. Фильм наверняка смотрели многие, но вот я не помню. была там эта терминология или нет.
Желаю *эгоистично*
-
-
06.02.2012 в 10:17И Эль такая славная
Всякие Злеи и "Кентавры" меня тоже порадовали)) Правда, я из всего фэндомного знакома только с ГП, так что какие-то аллюзии (или как там это называется) прошли, видимо, мимо меня. Ну и Энтерпрайз..тоже что-то смутно знакомое
Я жалею только, что начала читать до того, как вы закончили фик: такое удовольствие не хочется получать дозированно)) не умею я ждать)
Я тут прочитала где-то в комментариях, что вы не пишете особо..так вот, надеюсь, что вы после этого фика войдете во вкус, и вас будет не остановить=) Ибо ну действительно же здорово получается!
-
-
06.02.2012 в 11:36восхитительно.
какие они все живые.
-
-
06.02.2012 в 12:31а можно я, когда вы допишете, попрошу подругу оформить мне все это в красивую книжку?
Теперь точно надо дописывать.
Ниротэн,
Пилите, Салли, пилите!
Очень прикольно вы придумали с книгоцитатами )
А я уже боялась, что мы перебарщиваем)).
Llyd,
Я знакома с Ле Карре Понятно что такое фонарщики и кузены. Очень было приятно чувствовать себя в теме "британского правительства" ))
Приведённый в доп. материалах к фильму словарь сленга поразил меня в самое сердце.
Санастезис Нёкл, круууто, а то я беспокоилась,что слишком уж загнула со всей этой шпионщиной.
Иначе где бы ещё мы приткнули сленг?
Ниточка шёлка, Всякие Злеи и "Кентавры" меня тоже порадовали))
Меня тоже так дико это радовало, когда я читала *__*. Нёкл - вообще.
-
-
06.02.2012 в 13:50спасибо огромное, мне так невероятно приятно!-)
Zerkalo, Желаю *эгоистично*
лучше желайте, чтобы там не стоял научрук с битой
Кышь,
Cordy Laer, привет, партизан.
Иначе где бы ещё мы приткнули сленг?
ну вот, я снова вспоминала этот тотальный кошмар под названием "Шпион, пришедший с холода", который не спасает даже взгляд Бёртана. у меня травма