Фанфик "За 600 световых лет от Бетельгейзе"

[mystrade]

Название: За 600 световых лет от Бетельгейзе
Автор: Miauka77
Бета: Xenya-m
Размер: миди, 12200 слов
Пейринг/Персонажи: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс, Шерлок Холмс, Джеймс Мориарти, Молли Хупер
Категория: слеш
Жанр: романтика, ангст, драма, action, даркфик, AU
Рейтинг: NC-21
Примечание: Написано на ЗФБ-2015
Посвящение: Глорик с огромной благодарностью за вдохновение
Предупреждение: даркфик, ООС, вампирско-оборотническое AU, насилие, вивисекция, каннибализм
Краткое содержание: Фик написан по клипу onaglorik "Bang Bang" www.youtube.com/watch?v=UjxmUubbAx4

Глава 1
— Генерал Лестрад, сэр, — со вздохом сказала Антея.

— Чтооо? — позволив себе не сдержать возгласа изумления, Майкрофт Холмс, советник по трудным случаям британского правительства, как его называли более-менее официально, или, как его называли только в очень узких кругах, само «британское правительство», повернулся к своей помощнице. От полученного им известия солнце, неприятно жалящее щеки, казалось, сделалось еще злее.

Антея неловко переступила каблучками по пыльному ковру и с опаской посмотрела под ноги. Майкрофт ее хорошо понимал. Он занимал люкс в отеле, переделанном из старинного замка, но номера любого уровня пафосности здесь были те еще. И дыры в коврах, и прожженная сигаретами мебель на фоне крыс на этажах и тараканов на кухне смотрелись наименьшим злом.

— Это единственный человек с доступом к информации, кроме мистера Симпсона. Иначе встречу и начало военной операции придется отложить на неопределенное время, так они говорят.

— Вот как? И что же, они говорят, случилось с мистером Симпсоном? — Майкрофт нахмурился.

Самое сложное, что занимало его сегодня до этой минуты, — выбрать подходящий галстук для встречи с тем, кто представлял в тандеме двух стран на Балканах американскую сторону. Однако внезапная замена представителя, к тому же не оговоренная лично ни с ним, ни с его многочисленными помощниками, да еще замена чиновника на боевого генерала… Это настораживало. Не то чтобы в целом могли возникнуть проблемы. В данном деле Англия не намерена была уступать США, хотя и позволяла Вашингтону официально играть первую скрипку. Это была удобная позиция, очень удобная, и Майкрофт не представлял, что могло бы произойти такого, чтобы изменить расстановку сил. Он изначально рассматривал сегодняшнюю встречу как простую формальность. Возможно, она таковой и оставалась, поскольку США невыгодно было блокировать переговорный процесс. Если возникнут осложнения, они неминуемо приведут к задержкам, а Штаты не рискнут начать военную операцию в одиночку. Только не сейчас, не после стольких агрессивных кампаний в Восточной Европе.

И все же Майкрофт необъяснимо занервничал. И это было само по себе недобрым знаком, потому что предчувствия его не подводили. Предчувствие могло подвести человека или обычного вампира, но высшего вампира, главу Совета высших вампиров — никогда.

Антея продолжала вчитываться в коммуникатор:

— Мистер Симпсон попал в аварию сегодня утром на выезде из Белграда, сэр. О его состоянии сообщается лишь, что оно расценивается как тяжелое.

— А, — сказал Майкрофт и еще раз поправил темно-синий галстук с крохотными коронами. — Отправьте выражение нашей поддержки и сочувствия.

— Уже сделано, — улыбнулась Антея.

— И подтвердите встречу. Иначе мне придется выписывать из Лондона еще костюмы.

— Сделано. — Она перелистнула страницу: — Генерал Лестрад выехал, как только ему сообщили, но все равно задержится на полчаса. Будет ожидать вас в библиотеке в половине первого.

— Хорошо. Дайте мне краткое досье на Лестрада через пятнадцать минут. А теперь идите.

Цоканье каблучков затихло в дальнем конце извилистого коридора. Потом Майкрофт услышал голос охранника, задавшего Антее какой-то вопрос. Он закрыл дверь, отошел вглубь комнаты, выбрал холодную стену между двумя окнами, прислонился к ней и, прислушиваясь к ощущениям, закрыл глаза. Иногда ему удавалось уловить чужие мысли или чувства, но далеко не всегда. Увы, как и многие другие дары, дар телепатии высшими вампирами был давно утерян. Майкрофт с братом Шерлоком и так превосходили в нем всех. Или почти всех. В последние годы некие сведения заставили его иначе взглянуть на обоих своих советников — Магнуссена и Мориарти. Вероятно, каждый из них скрывал правду о своем телепатическом даре, и Майкрофт мог только порадоваться той защите, которую, сам не владея даром, научил его ставить отец. Это единственное, что в телепатии удавалось ему легко. Сейчас дар, кажется, опять не срабатывал. Майкрофт попытался настроиться на ситуацию, но видел лишь синие волны на темном поле. Непонятно, что они означают. Он попробовал нащупать Симпсона, и это неожиданно сработало. В данную минуту тот действительно стонал от боли — потому, видимо, и достал его Майкрофт так легко: даже обычная человеческая защита, которая по умолчанию стоит у каждого, была ослаблена. Значит, американцы не соврали и следовало успокоиться. Выжать из поля Симпсона что-либо не представлялось возможным — все его сознание и подсознание сейчас было занято только болью. Майкрофт, ободренный удачей, перешел к генералу и вздохнул. Только это и оставалось. Поле Лестрада блокировалось начисто, более того — что Майкрофту совсем не понравилось — на нем стояла такая же защита, как и у него самого. И невозможно было определить, природная или искусственная. Впрочем, скорее всего, природная. Даже вампир редко мог поставить такую, а уж человек… Защита отбрасывала Майкрофта в его собственные мысли. И что хуже некуда — в самые уязвимые места. То лето в английском поместье, лето, о котором он ни за что не хотел вспоминать. Озеро на границе поместья, две головы над водой — темная и его, светлая с легкой рыжиной… Стоп!

Приказав себе заткнуться, Майкрофт встряхнулся и прошелся по комнате. Подошел к окну и, не обращая внимания на словно разъедающее кожу солнце, раздвинул шторы еще больше. Там, за горами, всего за несколько десятков миль отсюда, была его уютная нора — родовой замок, Логово. Майкрофт всегда успокаивался, когда думал о нем. Всего несколько часов (сначала формальная встреча, потом обед, потом небольшое согласование деталей операции) — и он будет свободен. В замке темно и тихо, и несколько дней он сможет наслаждаться покоем.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Майкрофт. Он уже успокоился и даже повеселел. В конце концов, американцы не соврали, а боевой генерал — это даже удобно. Это означает, что согласование деталей будет идти не через посредника, а напрямую.

Антея принесла досье Лестрада. Майкрофт вчитался в него, отмечая кампании и ранения. Ничего из ряда вон, а ведь это досье его личной разведки, уж они-то бы выбрали все, что могло его заинтересовать. Похоже, что просто служака. Снимок в досье был газетный и откровенно плохой, и Майкрофт его проигнорировал. Собственные глаза скажут ему куда больше, чем фотография. Пусть Майкрофт и слабо владел телепатией, но дедукцией, вероятно, лучше него не владел никто.

Он взглянул на брегет, подхватил зонт, с которым не расставался ни при какой погоде, и решительно вышел в коридор. Графская библиотека, закрытая даже для вип-постояльцев, известное место для переговоров на высшем уровне, находилась в другом крыле. В коридорах было искусственное освещение, лучшие охранники шли впереди и сзади, и Майкрофта, пока он добирался до нее, ничего не обеспокоило. У двери стоял Джеффри, секретарь посольства США в Белграде, давний знакомый и почти свой человек, насколько при отношениях между США и Британией можно быть своим. Джеффри кивнул ему и открыл дверь, пропуская. И тут же закрыл — переговоры были не его уровня.

Генерал сидел не в низком кресле за столиком, где обычно проводились встречи, а за письменным столом у окна, и это удивило Майкрофта. Он вгляделся в Лестрада, и вдруг почувствовал, как дрожь побежала по телу, заставляя слабеть ноги. Нет, этого просто не могло быть. Нет, нет!

— Что же ты? Садись, — резко, не терпящим возражений тоном сказал генерал Лестрад. Грегори. Грег.

Разумеется, предчувствие не обмануло. И теперь Майкрофт знал, что мысли о том лете не были защитным отражением поля. Это были мысли «генерала Лестрада». Озеро и две головы над водой, светлая и темная…

Из всех людей, точнее, существ, которые могли бы ненавидеть Майкрофта Холмса, перед ним сидел сейчас тот, кто ненавидел его больше всего.

Глава 2
То лето Майкрофт проводил в английском поместье матери — приехал на каникулы из Гарварда. Ему было восемнадцать, но он выглядел не меньше, чем на тридцать — в шестнадцать резко постарел. Так бывает с высшими вампирами. Как объяснял отец, гены вампиров в очередной раз вступили в противоречие с человеческими. И так уж повелось, что до шестнадцатилетия высшие наоборот выглядят сильно младше: в пять — на три, а в десять могут и на пять, а после инициации резко стареют. Майкрофту еще повезло, мог бы сразу стартануть с шестнадцати до шестидесяти. А получилось — тридцать-тридцать пять. Но и это не радовало. Лицо у него было взрослого, а мудрости при всем уме еще не набрался. Шерлок мстил за долгую отлучку, обзывал старым и толстым, а Майкрофт, хоть и притворялся безразличным, переносил это довольно болезненно.

Он часами прятался в дальней комнате с зеркалом, захламленной всяких старьем, и разглядывал себя. И репетировал — отец как-то сказал, что хорошая улыбка способна сделать больше, чем оскал, но улыбки скорее как раз выходили похожими на оскалы. И кого он был способен привлечь с такой внешностью? Бледная, изнеженная кожа, глаза голубые, почти белые — чуть ли не альбинос, и волосы светлые, отливающие рыжиной. Рыжий вампир! Еще и с веснушками. Позорище! Откуда только эта рыжина взялась? Мать была блондинкой, отец брюнетом. Шерлок — брюнет. И только он, Майкрофт, как всегда, совершенно отдельное не пойми что. А еще он с поразительнейшей легкостью набирал лишние килограммы. Как можно было прибавлять сто граммов веса на каждый съеденный эклер, он не понимал, но тем не менее это происходило. И кому он такой будет нужен?

Разумеется, он с самого начала был нацелен на то, чтобы создать союз с человеком. Во-первых, брак отца с матерью служил примером. Во-вторых, людской век относительно вампирского короток, проживешь с одной спутницей лет двадцать-тридцать, и можно уже поменять, не так скучно. А в-третьих… не просто так высшие вампиры рисковали связываться с людьми, несмотря на витающее в воздухе презрительное «мезальянс». Не только укрепление людских генов приносило выгоду — внешность более человеческую, человеческий запах, более плотное отражение в зеркалах, связи в человеческом мире и, как следствие, большую безопасность. Человеческий клан не мог претендовать на власть даже через детей, получавшихся в результате союза. А вот если высший вампир, занимающий кресло в Совете, женится на дочке другого высшего вампира, занимающего соседнее кресло… Тут никаких политических способностей не хватит, чтобы давление обойти. Члены Совета и так уже полагают, что ты чего-то им должен, потому что член Совета, а уж если вступает в силу и кровное родство…

Нет уж, клан Холмсов-Верне всегда старался быть сам по себе. Потому и выбить его представителей из кресла главы Совета было не так просто — и никому не удавалось за двести лет. Майкрофт метил не меньше чем туда же. Век отца подходил к концу — редкий вампир доживает до четырехсот, а тому уже перевалило за четыреста пятьдесят. Занять его место представлялось совершенно естественным. Тем не менее если полвека назад власть Холмсов была крепка, теперь в рядах Совета намечался раскол. Кто-то был за грядущее назначение Майкрофта, а кто-то — явно нет. Так что, помимо необходимости в скором времени найти невесту и жениться, Майкрофту предстояло еще придумать, что бы такого значительного сделать для вампиров в целом и для высших вампиров в особенности.

Отец с ним на эти темы никогда не говорил. Глава Совета всегда занят, ведь любой член Совета занимает два поста одновременно — в вампирском и человеческом мире, а Главе нужно еще лавировать между интригами Совета и других высших вампиров, устанавливать законы для низших и договариваться с главами Советов Азии, обеих Америк и Австралии. Майкрофт видел отца редко, общался больше с матерью, которую очень любил, но перед которой неизменно чувствовал себя виноватым. В том числе и за то, что она оставила любимые занятия в человеческом мире, посвятив себя детям. Майкрофт был уверен, что и обычных детей воспитывать нелегко, а уж воспитание вампиров, с их вот так разносторонне проявляющейся генетикой, с болезненностью детских и юношеских трансформаций, с эмоциональной неустойчивостью, которая опять же пришла из сочетания генов вампирских и человеческих — по крайней мере, он сам так полагал — в его глазах приравнивалось к каторжному труду. При этом еще попробуй сделать все, чтобы дети эти, плохо понимающие людей, адаптировались в человеческом мире!

В любом случае он собирался надежды и отца, и матери оправдать. В каком-то смысле ему некуда было деваться. Они были последние из Холмсов-Верне, Шерлок реализовываться на политическом поприще не собирался, и не справься Майкрофт — их с Шерлоком просто затопчут, чтобы не смели поднять головы. С вампирами, впадающими в опалу, никто считаться не будет. С ними опасаются даже общаться. В человеческом мире это имело бы меньше значения, просто потому что людей больше, и даже если в одном коллективе ты не ужился, в другом вполне можешь прийтись ко двору. А вот вампиров очень мало, и падение репутации среди них фатально. Если же находишься среди людей слишком долго, то очень тянет побыть со своими. Хотя и общаясь с вампирами, Майкрофт чувствовал себя лишь чуть менее одиноким. Никто не мог сравняться с ним по уму, даже Шерлок, и Майкрофт не видел способа это преодолеть.

В то лето ему надо было много о чем подумать. Он виделся с отцом весной в Америке и заметил, как тот постарел. Срок близился, и, значит, нужно было успеть на волну перемен. Одной из границ огромного имения было озеро, и Майкрофту больше всего нравилось проводить время именно здесь. Гены людей сыграли с ним и эту злую шутку — в отличие от остальных вампиров, Майкрофт любил солнце, но оно хоть и было для высших вампиров безопасным, порой доставляло ощущения очень неприятные. Озеро, окруженное деревьями, в этом смысле становилось идеальным местом отдыха. Здесь можно было и посидеть на солнце, и спрятаться в тени, и выкупаться в прохладной воде — все равно никто не увидит. По крайней мере, никто не видел раньше. Потому что в тот год на озере появился Грег. На озере появился Грег — и вся налаженная жизнь Майкрофта полетела к чертям.

В тот день у него с утра было очень хорошее настроение. Шерлок несколько дней назад доигрался со своими взрывами и получил ожоги. Разумеется, все это должно было зажить, но, как и у всех высших вампиров, заживало медленно, хотя и куда быстрее, чем у людей. Поэтому Майкрофт мог на некоторое время вздохнуть свободно. Обожженного, стонущего брата было жалко, но выгоды от такого его беспомощного положения были больше. Пока Шерлок оставался в постели, он не требовал ежеминутного присмотра, кроме того, Майкрофт надеялся, что этот случай заставит Шерлока задуматься о технике безопасности, которой тот пренебрегал.

Убедившись, что с Шерлоком все в порядке — настолько, насколько могло быть на данный момент, Майкрофт выбрал в библиотеке книгу одного из политиков начала века, надел широкополую шляпу и отправился на озеро. Предвкушая несколько часов в тиши и уюте, он устроился на пригорке среди деревьев на самом берегу и принялся читать. Как и обычно, здесь не происходило ничего из ряда вон выходящего, лишь изредка налетал легкий ветерок или всплескивала рыба, жужжал пролетающий мимо шмель, внезапно, но очень ненадолго подавала голос лягушка да стрекозы танцевали над водой свой брачный танец. И вдруг вся эта мирная картина оказалась нарушена. Ярдах в пятидесяти от Майкрофта с громкими визгами в озеро обрушилось человеческое тело и поплыло, то лениво, то быстро, переворачиваясь то на спину, то на живот. А потом на берег перед самым носом Майкрофта вылез голый парень лет шестнадцати-восемнадцати, по ощущениям — совсем еще мальчишка. Заметив Майкрофта, он ничуть не смутился и захохотал, капли воды искрились на его коже в лучах солнца, и сам он весь казался каким-то сказочным существом.

— Грег, — сказал парень, присаживаясь рядом на корточки, к озеру лицом, так, что продемонстрировал Майкрофту тощую, но, к сожалению, очень привлекательную задницу с пушком между ягодиц.

— Майкрофт, — с запозданием ответил Майкрофт.

— Такая вода классная, — озвучил очевидное Грег и, развалившись на песке, сорвал травинку и принялся ковырять ей в белых зубах.

От Майкрофта его отделяла какая-нибудь четверть ярда. Майкрофт постарался продолжить чтение, но Грег, находящийся так близко, его энергия притягивали внимание. Высшие вампиры уже давно обходятся без крови и не чувствуют подобного голода, но невозможно не ощутить такую свежесть. И, ощутив ее, Майкрофт с ужасом начал понимать, что привлекает его в данном случае не столько кровь, сколько нечто другое.

— Тебе надо искупаться, — сказал Грег.

— Мне уже пора, — возразил Майкрофт.

Грег, ничуть не смущаясь его присутствия, положил руку на расслабленный член и пару раз погладил его, напоследок проведя пальцем по головке. У Майкрофта пересохло в горле.

— Мне пора, — повторил он более твердо.

— Я здесь в полдень и на закате. Приходи, — улыбнулся Грег и закинул руки за голову, растягиваясь еще больше, без всякого стеснения демонстрируя твердеющий член и торчащие, явно возбужденные соски. Сверкающие капли скатывались с загорелой кожи.

Майкрофт не ответил. Выбравшись из зарослей, он бросился бежать, а в поместье забился в «свою» комнату и уселся на пыльный пол. Сердце колотилось бешено, и он боялся поднять глаза на отражение, сгорая от стыда. В паху тянуло совершенно определенным образом, и Майкрофт прекрасно понимал, что если бы остался у озера, то набросился бы на Грега прямо там. Не выдержав, он встал и принялся стаскивать брюки, наконец добравшись до горячего, уже занывшего члена. Скользнув по мокрой плоти рукой, Майкрофт, не в силах стоять прямо, прислонился к нагретому зеркалу.

— Будь ты проклят, Грег, — сделав первое движение ладонью, прошептал он.

Глава 3
Если брак с людьми высшие вампиры, появившиеся когда-то в результате таких же браков, с одной стороны рассматривали как мезальянс, а с другой — втайне могли им завидовать, то гомосексуальные союзы не одобрялись даже среди членов Совета. Публичную демонстрацию подобного за все века официальной истории можно было по пальцам пересчитать. При этом инициация происходила с представителями обоих полов. Поэтому, что такое активный сексуальный контакт с мужчиной, Майкрофт уже знал. И не то чтобы его когда-либо тянуло… Правда, в год инициации он учился слишком много, и ему было не до чего. Он вообще ту самую ночь помнил очень смутно. Помнил, как отталкивающе пахли низшие вампиры, оба, и девчонка, и пацан, и что он все время сдерживал себя, чтобы не показать отвращения. Низшие не только получали за подобное хорошие подарки, но и становились протеже высшего на всю оставшуюся жизнь. Для сына Главы Совета, разумеется, выбрали самых лучших, самых привлекательных. И все же Майкрофт едва не сблевал. Потом он пил кровь, настоящую, из живого человека. До этого он пробовал ее пару раз. У нянечки из пореза, например. Или когда в школе единственный товарищ по играм коленку рассадил — и Майкрофт не удержался, наклонился и лизнул. У товарища она действительно была вкусная, но не такая, чтоб ради этого начать охотиться, а у нянечки — с привкусом горечи, наверное, потому что старая. На инициацию донора тоже отбирали тщательно, но Майкрофт, пока пил, все время думал, что эклеры вкусней. Донора потом пустили по кругу и, разумеется, выпили досуха. Где Майкрофт потерял часть ночи, он не знал, но рассвет помнил очень хорошо. Он сидел на корточках в огромном пустом зале и смотрел на труп, лежащий перед ним, и думал, как же все это бессмысленно. Зачем его убили, зачем пили, ведь высшим вампирам не нужна даже донорская кровь, это низшие без нее не могут, на то они и низшие. Майкрофт вспоминал, как ночью хвастались, кто кого перепьет, у кого клыки острее и кто может «без рук». А потом, когда первые солнечные лучи упали на тело, пришел отец, подал руку, помогая встать, и ответил на невысказанный вопрос: «Политика, сын».

О том, чтобы завести себе девчонку или просто переспать с кем-то, Майкрофт после той ночи не думал. Так, фантазии бывали иногда, он и сам не понимал толком, что в них, смутно чувствовал что-то — губы на члене, например. И в минуты таких видений он прекрасно обходился своей рукой. А тут — живой человек. Человек. Мужчина. Грег. От одного этого имени Майкрофта подбрасывало вверх. Хотелось превратиться в летучую мышь и лететь куда глаза глядят. Такой эйфории с ним давно не было, наверное, с поступления в Гарвард. Он и в самом деле побежал в бальный зал, обернулся и сделал несколько кругов под потолком. Так его и разрывало до вечера — между чувством полета и стыдом. И все же на закате он удержал себя дома. И хотел, и ужасно боялся идти. Боялся, что не сможет себя сдержать. И, например, от той же эйфории превратится. В общем, успокаивался как мог. Даже валерьяновых капель у матери стащил.

Ночь спал плохо, то и дело работал рукой, утром долго смотрел на солнце, пока не заболели глаза. Очень хотелось уехать, убежать. Что скажет отец, если узнает? Что скажет Шерлок, когда узнает?

Один раз, сказал себе Майкрофт. Вечное оправдание наркомана — один раз. Он чуть не умер от разрыва сердца, когда прошло полчаса после полудня, а Грега все не было. Он уже и забыл, что вообще-то ходил сюда читать. Книжку, разумеется, ни разу не открыл. А потом Грег подкрался сзади и закрыл ему ладонями глаза. Как Майкрофт не расслышал — непонятно. Слух у него и в человеческом облике оставался очень острым. Но в любом случае Майкрофт знал, что это Грег. Запах… У Майкрофта от него сердце застучало так сильно, что отдавалось в кончиках пальцев.

Он стал убирать руки Грега, тот не отпускал, в конце концов это перешло в борьбу, и вот уже Майкрофт лежал на Греге, а тот — спиной на земле, лохматая голова — в песке и сосновых иголках, от единственной росшей здесь сосны. Майкрофт потянулся поцеловать, коснуться манящих губ, но тут же едва в дерево за спиной не влетел — с такой силой Грег спихнул его.

— Ты что? — обиженно выдал Майкрофт, но Грег молча обхватил его ноги и принялся стаскивать шорты. Майкрофт на секунду испугался, что Грег сейчас его изнасилует. Удивительно было, как в этом тощем теле прячется столько силы. Майкрофт чувствовал, что в человеческом теле ему против Грега не выиграть, даже несмотря на то, что занимался немного японской борьбой. Но Грег только отбросил его шорты вместе с трусами, вытряхнул иголки из волос, нырнул ртом к члену Майкрофта и вобрал.

Майкрофт взвыл, захлебываясь в ощущениях. Но Грег сосал недолго, выпустил быстро, облизав по кругу яйца, и бросился, скидывая собственную одежду, к воде.

— Пойдем.

Майкрофт повторил его путь. Прохладная вода неприятно ударила по разгоряченному члену, но быстро остудила. Майкрофт бросился догонять Грега, плавал очень хорошо, так что уж на этот раз не упустит. Грег почувствовал, что Майкрофт на хвосте, свернул к берегу. Они выскочили из воды и понеслись между кустов. Потом опять нырнули, глядя друг на друга, боком доплыли до того места, где начиналось мелководье. Майкрофт встал, и Грег — тоже, они цеплялись друг за друга. Грег оказался ненамного ниже. Оба тяжело дышали. Потом Грег придвинулся к Майкрофту и положил ладонь ему на спину и голову на плечо, словно сдаваясь. Майкрофт ощущал его дрожь. На этот раз Грег не только позволил его поцеловать, но и так подавался навстречу, словно весь хотел ему принадлежать, раскрыться.

Майкрофт влез языком в чужой рот, поначалу это было странно и непривычно — чувствовать кого-то на вкус, но почти сразу же стало естественно. Грег терся об него, выгибаясь, и Майкрофт в конце концов не выдержал и тоже стал тереться. Грег, кажется, тоже не особо что-то умел. Но на первый раз они эту проблему решили, просто положив руки на члены друг другу. И как сладко было, по сравнению со своей ладонью, толкаться в чей-то кулак. Потом, обессилев, свалились в воду, сели, обнимаясь. Грег закатывал глаза. Майкрофт словно со стороны слышал собственное прерывистое дыхание.

А потом Грег сказал: «Ну все, хватит». Встал и ушел. Майкрофт, собирая свои вещи, чувствовал себя ужасно одиноким. Потом, дома, сидя у зеркала, решил, что все как раз так, как нужно. Он уже все испытал, понял, как бывает хорошо, но действительно — хватит. У него карьера, а будет еще жена, и человек-мужчина ему ни к черту не сдался. Даже если это Грег. Внутри все подрагивало от боли, так, что хотелось выть, но Майкрофт убеждал и убеждал себя, пока наконец на самом деле не убедил, что все правильно, и не уснул.

А утром в его раскрытое окно прилетел камень, к которому была привязана записка: «Приходи». Разумеется, в полдень Майкрофт был на озере. И снова играли в догонялки на берегу и плавали, а вот когда Майкрофт догнал… Поставил на четвереньки прямо там, в песок под сосной, отыскал в кармане брюк смазку, потом полез пальцами в сжимающуюся задницу, целовал Грега во вздрагивающую спину и очень боялся навредить. И тянул долго с тем, чтобы войти, и чуть не помешался потом от хриплого: «Давай уже, ну».

Месяц и шесть дней. Вечером они уже не ходили на озеро, трахались в старом ничейном сарае, который кто-то из деревенских жителей использовал, чтобы хранить сено. Утопая в копне, обвивали друг друга руками, и Майкрофт чувствовал обжигающее дыхание на шее или плече. Первые дни он всегда был сверху, и тут уж не намеревался уступать, но сильные руки Грега и сладкий, горячий шепот «Ну, только на попробовать, не понравится — не будем» в конце концов сделали свое дело. Майкрофт сдался, а потом уже трудно было остановиться. Вот ведь в чем была штука — впуская в себя Грега, Майкрофт чувствовал себя ужасно живым, а для вампира, который, кажется, и рождается об руку со смертью, чувствовать себя живым — самая сильная приманка.

В августе начались дожди, и в поместье чинили крышу. У дома постоянно стояла лестница, это натолкнуло Майкрофта на идею, и Грег приладился влезать на крышу сарая, а потом с нее — к нему в окно. В тот последний день, перед тем, как все случилось, Майкрофт, конечно же, что-то чувствовал. Погода была ужасная, дождь с ледяным ветром, и на озеро он не пошел. Пытался занять себя делами, даже читал Шерлоку, который был до смерти этому рад, но когда Майкрофт вернулся в темноте в свою комнату, сердце сжималось от необъяснимой тоски. Он стоял у раскрытого окна растерянный, вглядываясь в темный, мокрый парк, не понимая, в чем ему убеждать себя — то ли в том, что так и надо, что они с Грегом скоро расстанутся, у каждого из них свой путь и они совсем разные, то ли в том, что он вернется на следующий год и Грег тоже приедет к тетке погостить.

И Грег-то, когда влез в окно, был непривычно молчаливый. Даже трахаться не хотелось поначалу. Лежали просто на кровати, обнявшись, до боли вжимаясь друг в друга. Хотя и Майкрофта в США пока никто не ждал, и Грега тетка не выгоняла. Потом Грег все же возбудился, начал целовать в шею, в грудь, губы у Грега пересохли, и он так ими утыкался, будто жалил. Но Майкрофт не протестовал — и самому сейчас хотелось боли. И он получил ее, когда Грег не вылизывал соски, как обычно, а прихватывал их зубами, потом развел ноги Майкрофта и закинул их ему чуть ли не за голову. Майкрофту казалось, что он сейчас сломается, но он терпел. Потом Грег вошел, грубо, без смазки, весь сразу с одного толчка, и начал двигаться так резко, что у Майкрофта, пытавшегося сдерживать крики, даже слезы потекли. Грег сжалился, перевернул, втрахивая в постель, теперь двигался полегче, но Майкрофт ничего не чувствовал, кроме боли, и очень удивился, когда внезапно подступил оргазм. Потом Грег обнимал его, баюкал в руках, целовал нежно, и Майкрофт вообще не понимал, что только что между ними произошло, почему именно вот так…

Грег ушел под утро, и Майкрофт боялся его отпускать. Казалось, что если он выпустит его из рук, то непременно что-то произойдет. Но Грег только клюнул его в щеку, смешно сморщив нос, и полез через подоконник.

А к вечеру приехал отец и сказал: «Оборотень, с которым ты встречаешься…» И пол у Майкрофта ушел из-под ног, в первый и единственный раз.


Глава 4
Если бы отец кричал, обзывал или ударил, или хотя бы сказал, что разочарован, Майкрофту, наверное, было бы легче. Но отец всего лишь расхаживал по пыльной полутемной комнате и под шум дождя за окном совершенно обыденным тоном втолковывал очевидные вещи.

— Возможно, ты и сам догадываешься, что положение нашей семьи в последние десятилетия стало шатким. Наша независимость, с одной стороны, нам выгодна, потому что мало кто может повлиять на мои решения, с другой же стороны, она и ослабляет. Я завишу от дружеских альянсов в Совете, а дружеские альянсы никогда не будут такими крепкими, как родственные. Я умру, и без должной поддержки тебя раздавят, — говорил он. — Вас обоих раздавят, вместе с Шерлоком. Не говоря уже о твоей матери. Кому она без меня нужна? Ты с детства хотел стать Главой Совета, даже в школьном сочинении так написал, хорошо, что учительница ничего не поняла. Я тоже хочу, чтобы ты стал Главой Совета. И у тебя есть все данные, чтобы стать великим правителем, Майк. С твоим умом, с твоими способностями ты можешь вернуть вампирам былую славу.

Каждое слово было словно струйкой соли, которую ссыпали в открытую рану.

— Но быть правителем, быть самым главным — это не только делать, что хочешь, это не только иметь больше полномочий, это выполнять долг перед своим народом. Оборотни — извечные враги вампиров. Думаешь, если твой дружок узнает, что ты вампир, он тебя пощадит? Они в своем клане против всех.

И Майкрофт вздрагивал, вспоминая недюжинную силу Грега.

— Ваши встречи не продлятся долго. Или он выдаст себя, и ему придется убить тебя, как свидетеля, а при случайной трансформации убить как еду или как что-то живое, что попалось под руку. Ты, конечно же, обратишься, если успеешь, и тогда останется шанс, что он всего лишь покалечит тебя. А если не успеешь — убьет. Оборотни сильны, и не мне напоминать тебе, что из поединков с ними далеко не все вампиры выходят победителями. У тебя же опыта схваток с кем бы то ни было нет вообще.

Это было правдой и ничем, кроме правды, и Майкрофт сам себе тысячу раз говорил все эти вещи в те редкие дни, когда не виделся с Грегом, или когда поутру любовный дурман отходил и в мозгу прояснялось. Но потом Грег побеждал. Даже на расстоянии он побеждал всегда.

— Я не вправе тебе советовать, как именно поступить. В Дартмуре, — чуть более жестко продолжил отец, — в лаборатории Баскервилль-холла недавно умерли две семьи оборотней. У них больше нет ни одного экземпляра. Эти семьи были пойманы больше двадцати лет назад. Ты знаешь, как трудно встретить оборотня и тем более — поймать. Между тем доктор Франкленд утверждает, что приблизился к открытию гена регенерации, который можно будет пересадить вампирам. Живой, совсем юный оборотень — это неоценимый вклад в нашу науку. Нечто выдающееся, что вряд ли кто-то сможет переплюнуть. Ты знаешь, насколько медленно регенерируем мы и как быстро восстанавливаются оборотни. Ни один вампир не может отрастить утерянную конечность. Раньше вампиры жили минимум по девятьсот лет, а теперь — от силы четыреста. Я — исключение, которое в моем окружении и не снилось никому. Мы умираем от старости, потому что отказывают органы. Ген регенерации позволит нам возобновлять клетки быстрее, чем они стареют.

Он замолчал и минут двадцать стоял у окна. Его силуэт темным пятном выделялся на фоне наползающих сумерек. Отец никогда не был угрозой для домашних, вот и сейчас пятно не было угрозой, оно просто заползало в душу Майкрофта, мягко окутывало ее снаружи, проникало во все уголки внутри. И Майкрофту казалось, что это вампирская, смертельная сущность просыпается в нем, убивая все человеческое, безжалостно сминая все то слишком живое, что рядом с такой сущностью не могло жить. Смерть к смерти. Как же иначе?

А отец вдруг словно очнулся от дремы и прибил напоследок:

— О твоем увлечении я узнал от личной разведки. Себе я могу доверять, но никому другому. Вампиры, которые поддерживают сейчас меня, не обязательно пойдут за тобой, поэтому невозможно предсказать, через сколько лет выплывет, что Глава Совета имел неподобающие для его должности связи. Надеюсь, что ты примешь правильное решение, сын.

С этими словами он вышел из комнаты. Майкрофт сполз с продавленного кресла на пол и заткнул рот рукой, чтобы не завыть.

В этот вечер он захлопнул окно, что было условным знаком для Грега не приходить. И на следующий, и на третий день тоже. Дождь лил, не переставая. На четвертый день Майкрофт в полдень пришел на озеро и, не закрывая зонтик, встал под сосну. Грег появился почти тут же, будто бы в засаде ждал, клюнул его в щеку, явно не утерпев, и отстранился, засовывая руки в карманы, обиженно морща нос.

— Отец приехал, — торопливо пояснил Майкрофт. Огромных усилий стоило не отводить глаза.

— А. Я думал, ты меня бросил уже.

— Не бросал!

На секунду Майкрофту захотелось просто крикнуть: «Беги! Убирайся!», и пропади все оно пропадом, но мысль о матери, о Шерлоке не могла не остановить. Он отбросил зонт, и, схватив Грега за лацканы куртки, подтащил к себе и принялся целовать. Тот отвечал жадно, сразу ворвавшись языком в рот, и Майкрофт бездумно подавался навстречу всем телом и опомнился только тогда, когда почувствовал, как мокро становится в штанах. Грег, ухмыляясь, показал ему на такое же пятно на своих. Потом обхватил щеки Майкрофта ладонями и снова поцеловал, аккуратно, нежно, словно благодаря. Майкрофт взвыл и бросился вверх по косогору, забыв про зонт. Он прибежал домой весь мокрый, непрерывно дрожа, и, пока мать хлопотала вокруг него, обтирая, завертывая, отпаивая чаем и бренди, а служанка готовила ванну, мечтал только об одном — заболеть. Заболеть хотя бы сегодня, сейчас, чтобы больше не участвовать ни в чем.

Но если тело билось в лихорадке, то разум, к сожалению, слишком хорошо понимал, что ему в этой жизни надо делать, а что не надо. Грег пришел около семи, спрыгнул с подоконника, увидел Майкрофта в постели.

— Эх, бедняжка, — сказал он, сморщив нос и сделавшись похожим на хищного зверька. Потом, пахнущий сырым лесом, табачным дымом, забрался к Майкрофту под одеяло и обвил его руками, прижав к себе.

— Я не согреюсь, — возразил Майкрофт. — Выпьешь со мной?

— Ну, если только немного. Я ненадолго заглянул, у меня сегодня дела.

Майкрофт понимающе кивнул. Дела переводились как полнолуние, и у Майкрофта, к сожалению, в связи с этим тоже были дела. В ближайший час. Оборотня следовало взять в плен до начала трансформации.

На столике у входа стоял графин с бренди. Грег разлил янтарную жидкость по рюмкам, чокнулся с Майкрофтом. Бренди был просто накачан снотворным для оборотней. Но Грег — он на то был и Грег. Так, как нужно, снотворное не подействовало, зато минут через пять Грега, обнимающего Майкрофта, начало мутить. Он вскочил с постели, безумными глазами посмотрел на Майкрофта, а потом Майкрофту пришлось пронаблюдать первую в его жизни трансформацию оборотней, ту самую, которая спонтанно происходит в момент опасности.

Когда Грег взвыл и повернул к нему оскаленную морду, Майкрофт от ужаса даже и не подумал превратиться. Ни малую форму принять, ни большую. Он только забился в угол между кроватью и окном, в место потенциального смертника, но отец с его воинами уже ворвались в дверь, и оборотня, не успевшего еще трансформироваться полностью, а значит, на самом деле беспомощного, с пятой попытки вырубили электрошокером. Потом Грега сковали кандалами и унесли, а Майкрофт так дрожа и просидел в углу несколько часов. Он смутно помнил, как отец перенес его в постель.

Около недели Майкрофт находился между жизнью и смертью. Когда он ненадолго пришел в себя, отец сидел в кресле рядом с кроватью, гладил его по волосам. Майкрофт с иронией подумал, что так часто делал Грег.

— Он жив? — все же удержаться от этого вопроса было трудно.

— Разумеется, — отозвался отец. — Никто не собирается его убивать.

Майкрофт кивнул. Как там отец говорил? Молодой живой оборотень… ценная находка для науки…

Отец показал на столик:

— Здесь письмо с благодарностью за подписью всех членов Совета. Я думаю, ты понимаешь, что это значит.

— А, — только что и сказал Майкрофт.

— Я горжусь тобой, сын, — произнес отец и вышел.

Майкрофт начал вставать через два дня. Он спустился вниз, в комнату с зеркалом, и долго сидел перед ним, не решаясь поднять голову. Ему казалось, что если он это сделает, то не увидит в нем своем лица.

В Баскервилль-холл он попал месяца через три. Сыну Главы Совета, поймавшего оборотня, отчитывались подробно и оказывали небывалый почет. Майкрофт сидел в кресле в главном вивисекционном зале, жевал кусочек внутренностей Грега, преподнесенный ему в качестве угощения, и наблюдал за процессом их извлечения. Грег был без сознания — по счастью, подобные операции здесь делали под наркозом, но, разумеется, не из милосердия, а для того, чтобы не допустить несвоевременной трансформации оборотня.

Майкрофту подробно рассказывали, сколько раз Грегу за это время отрезали руки и ноги и как быстро они отрастали вновь, и сколько других разнообразных операций было сделано, сколько экспериментов с кровью проведено.

— Сколько бы их ни отрезали, они упорно регенерируют. Удивительное дело. Отрезанная конечность не умирает еще несколько часов, и даже пытается отращивать себе тело, по два-три миллиметра в час. Механизм регенерации у оборотней начинает отказывать после шестидесяти лет. До шестидесяти-семидесяти лет эти твари дохнут только от вирусов, а убить их очень сложно. Для этого нужно либо вырвать оборотню сердце, либо сломать шею. Если оборотень уже три дня как умер, от него вполне можно ожидать, что он встанет и пойдет.

— А ген? — невозмутимо спросил Майкрофт. — Вам удалось наконец открыть ген регенерации, доктор Франкленд?

— Боюсь, что нет, сэр. Но мы как никогда близки. Нам удалось получить сыворотку из крови оборотня, которая заставляет его регенерировать быстрее.

Майкрофт решил, что убьет его первым после того, как, разумеется, подожжет Баскервилль-холл. Выпив рюмку крови Грега, он царственным движением руки прогнал всех из зала. Затем прошелся между лабораторными столами. Подставил стул к тому, на котором лежал Грег, сел и несколько минут разглядывал изуродованное, но дышащее тело. Потом не выдержал, погладил безжизненные кончики пальцев, склонил голову, пряча лицо в ладони.

«Я обещаю тебе, Грег, — думал он, — однажды я стану великим политиком и придумаю, как их всех убить. И я найду новых, лучших ученых, которым не потребуется ставить эксперименты на тебе».

Майкрофт пробыл в Баскервилль-холле неделю, тщательно изучая все протоколы исследований за последние двадцать лет. Через полчаса после его отъезда оборотень внезапно очнулся перед началом очередной операции, трансформировался, одновременно регенерируя, и, несмотря на свое очень слабое состояние, убил доктора Франкленда и двух его помощников и сбежал. Майкрофт, которого срочно вызвали обратно, первые двадцать минут рвал и метал, потом приказал задокументировать происшедшее и отбыл в гостиницу. Ночью на Баскервилль-холл обрушилось новое несчастье — лаборатория по неизвестной причине заполыхала и в считанные минуты все внутри сгорело. В ноябре в газетах появились известия, что фермер на севере графства застрелил волка, который на его глазах превратился в мертвого юношу лет двадцати. Фермера забрали в психушку, а тело — в морг, откуда оно необъяснимым образом исчезло через пару дней.

Разумеется, Майкрофт знал, что Грег жив. Кто, как не он, вкалывал в холодное тело, лежащее перед ним на столе в прозекторской, ту самую сыворотку. И позорно сбежал при появлении в этом теле первых признаков жизни. Только разве возможно было предположить, что Грег, тот самый наивный, простоватый Грег, оборотень, которые, как известно, если и занимали важные посты, то только случайно, взлетит до таких высот?

И теперь Майкрофт однозначно знал, что слухи о великом вожаке, который сплотил все разрозненные кланы оборотней, правда. Взглянув на Грега, он слегка склонил голову и вздохнул. Его немезида сидела перед ним, и на этот раз ему некуда было от нее деться.