Тот человек, глава 13

[mystrade]

Пишется в подарок  Dirty Inspector

Фандом: Шерлок, кроссовер с Farsantes (второй канон знать совершенно необязательно)
Название: Тот человек
Автор:  Miauka77
Бета:  Xenya-m
Пейринг: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс, Гильермо Грациани/Педро Бегхьо
Жанр: драма, романс
Статус: в процессе
Размер: предполагается миди
Рейтинг: во второй половине NC-17
Саммари: Побег-Прованс-пара соседей – что еще нужно, чтобы жизнь скромного инспектора Скотланд-Ярда изменилась навсегда? Вот только к добру ли?..
Предупреждения: ООС, мат (суровые инспекторы Скотланд-ярда, куда ж без него-то), AU к Farsantes после 57-й серии, смерть второстепенного персонажа
Критика: конструктивная и вежливая приветствуется, особенно если речь о фактических ошибках

Главы 1-7

mystrade.diary.ru/p201687932.htm

Глава 8

Проснулся он в полной темноте. Точнее, почти полной, потому что на столике перед диваном, который оказался очень удобным, стояли электронные часы, и они показывали три двадцать пять, освещая зеленым светом крошечное пространство вокруг. Вспомнив, где находится, Лестрейд вздрогнул. А также изумился. Его руки были скованы наручниками и страшно затекли, но кто-то укрыл его пледом, дав поспать. Это что, новая форма издевательств? Или его берегут до встречи с особо важной особой?

Он пошевелился и сел, и тут же во всем холле разом вспыхнул свет. Мужчина, который «арестовал» его, подошел и уселся на противоположном диване.

— Вы поспали. Хорошо, — сказал он, и на его лице расцвела ухмылка. — Я не рискнул с вас снимать наручники во время сна. Не знаю ваших боевых навыков, но если бы я попробовал проделать такое с Майком, он бы запросто мог меня убить.

— С Майком?!! Кто вы, черт возьми?

— Клаус Штойнер, друг Майкрофта, — еще шире ухмыльнувшись, представился тот.

Лестрейд попытался это переварить, но с первой попытки не вышло. Слишком много оттенков могло быть у слова «друг» в политический кругах.

- Мы действительно друзья с Майкрофтом уже много лет, - пояснил Клаус, видимо, уловив смысл его сомнений. И добавил на французском: - Заставил тебя понервничать? Извини. Понадеялся, что у тебя крепкие нервы. Слабака бы Майк с собой не взял.

— Где он?

— Чуть попозже отведу к нему, — пообещал Клаус. — Он пришел ко мне сегодня не в лучшем состоянии, но сейчас с ним все в порядке. Тебе так необходимо сидеть в наручниках? — поинтересовался он.

Лестрейд вытянул руки.

— Если ты его друг, тогда к чему был весь этот цирк? — воскликнул он, начиная злиться. Его в жизни ни разу не арестовывали, и ощущалось это чертовски унизительно. Примерно так же, как первая встреча с Тем. Что ж, каков он сам, таковы, видно, и друзья.

Щелкнул замок наручников, и Лестрейд ожесточенно принялся растирать освобожденные руки.

Клаус некоторое время помолчал. Потом заговорил, осторожно, вдумчиво, подбирая слова:
— Видишь ли, Грег, могу я тебя так называть? Тебя могли пасти, а я не готов кидаться на амбразуры и рисковать своей репутацией даже ради Майкрофта. Эта война — очень большая война, и она с определенной точки зрения настолько и наша, насколько Майкрофта, но чем дольше мы не засветимся на ней, тем лучше.

Лестрейд почувствовал, как кровь отливает от щек.

— Меня пасли? — спросил он, чувствуя себя полным идиотом.

— Нет. Эту версию можно считать отработанной. Но Глок придется оставить здесь. Ты не сможешь провезти его через границу, какую бы то ни было.

— Я понял.

Клаус встал, подошел к стеклянному столику у стены и принес оттуда заполненный темно-красной жидкостью графин, который в середине напоминал гармошку.

— Знаменательная дата, Майк впервые в жизни предусмотрел не все. По этому поводу стоит выпить. Не лучшее, конечно, что может предложить Мартель. И не столетней выдержки. Но Майку нравится именно он. Привкус сухофруктов и мармелада. Сладкоежка во всем. Хочешь?

Лестрейд вспомнил чудачества прошлой ночи.

— Нет, пожалуй, воздержусь. Почему ты появился только в десятом часу?

Клаус погрел бокал в ладонях, потом зажмурился от удовольствия, делая первый глоток.

— Майк соизволил сообщить мне о том, что ты вообще есть, только в девятом, — ухмыльнулся он. — Но он сказал, что ты все равно будешь ждать.

Чертов Холмс! Стоит подумать о нем, как о человеке, и сразу выясняется, что это просто бездушная скотина.

Клаус задержал взгляд на его лице и снова ухмыльнулся. Но потом вдруг посерьезнел.

— Идем, — сказал он.

Пройдя через несколько одинаково безликих коридоров, они вышли из дома и в почти полной темноте пересекли лужайку, выйдя на дорожку, обрамленную кустами. Под ногами хрустел гравий. Совсем рядом надрывно, вызывая ледяные мурашки, выла собака. Лестрейд еще не совсем отошел от шока то ли неожиданного похищения, то ли неожиданного спасения, и в то, что все обошлось, верилось не до конца. Что если Клаус прикинулся другом Холмса, чтобы выудить информацию, а сейчас приведет его черт знает куда? С другой стороны, он вроде ничего и не выведывал, наоборот, говорил сам.

На самом деле Клаус, и его большая демократичность по сравнению с Холмсом, и открытость характера, даже если и кажущаяся, понравились Лестрейду, и это почему-то злило тоже.

Наконец, через несколько поворотов дорожки, когда Лестрейд уже исцарапал все ноги о кусты, они вышли к небольшому темному дому. Клаус отпер дверь и включил свет в прихожей.

— Вторая дверь по коридору — его комната, — шепнул он. — Он под лекарствами, но это же Майк. Постарайся не разбудить его. Твоя дверь — третья. Ванна здесь, — Клаус показал вправо, — а я на кухне.

Лестрейд осторожно заглянул в комнату. В ней было две кровати, разделенные тумбочкой. На второй, дальней, в халате прямо поверх покрывала действительно спал Холмс. Падающий из коридора свет позволил разглядеть его лицо. Холмс мелко вздрагивал, но выглядел гораздо спокойнее, чем в Вулидже. Лестрейд сел напротив и, проклиная себя за малодушие, несколько минут смотрел на человека, которого уже много раз сегодня похоронил. Не появившись вовремя, Холмс обрек его на семь кругов ада, и все же Лестрейд не мог сердиться. Больше не мог. Наверное, все Холмсы такие - стоит позволить им приблизиться, и они прорастают в тебя, и ты уже не можешь их выгнать, несмотря на все твое раздражение, несмотря ни на что. Как бы отвратительно они себя ни вели.

Тот может сколько угодно угрожать ему, сколько угодно издеваться, оставляя в чужом городе одного в полной растерянности, сколько угодно обесценивать его умственные способности, и все же трудно забыть то, что они пережили вместе. Лестрейд был рад, что не улетел. Он встал, стащил с кровати одеяло и осторожно укутал Холмса, подоткнув со всех сторон. Прислушался, не изменилось ли его дыхание, и, осторожно прикрывая дверь, вышел.

Клаус курил в вытяжку на кухне, стряхивая пепел даже не в пепельницу, скорее в массивное бронзовое корыто с головой льва. В аскетически обставленном крохотном помещении оно смотрелось как рыночная торговка на балу у королевы, занимая к тому же не меньше половины стола. На плите стоял чайник, на буфете — банка с растворимым кофе.

— Майку не вздумай его предлагать, — кивнул в направлении буфета Клаус. — Упадешь в его глазах на всю жизнь.

— Боюсь, я с первой встречи упал ниже некуда.

«И это было взаимно», — подумал он.

Лестрейд почувствовал, что ухмыляется. Кажется, его начало отпускать. А может, веселье Клауса было заразным. Он втянул в себя сигаретный дым — не курил уже несколько лет, но сейчас, кажется, это ему было необходимо.

Клаус охотно протянул ему сигарету.

— Он хотел, чтобы ты улетел, — сказал он.

— А ты - нет?

— Я — нет.

— Почему?

— Сложно сказать. Мне не кажется, что вы особо любите друг друга. Но я спросил Майкрофта, почему он выбрал именно тебя, и он сказал, что тебе можно доверять. А Майкрофт обычно хорошо разбирается в людях.

— Он сказал не так.

Клаус с интересом посмотрел на него.

— Он сказал так: «Он хоть и полнейший идиот, но некоторые его качества могут быть нам полезны», — добавил Лестрейд, стряхивая пепел.

Клаус хмыкнул, не подтверждая, но и не опровергая его предположения. Потом взял вторую сигарету. Несколько минут они курили в уютном молчании.

— Ты справляешься с Шерлоком лучше, чем он, а это дорогого стоит, — сказал вдруг Клаус.

— Ты знаешь Шерлока?

— Он жил у меня какое-то время после того, как «умер». И если бы не мое отношение к Майкрофту, при всем плохом состоянии Шерлока после падения, я бы его выкинул через пару часов.

Они снова помолчали.

— Почему ты хотел, чтобы я остался? — спросил Лестрейд.

Клаус поднял сигарету вверх, разглядывая дым:
— За сорок пять лет своей жизни я не встретил никого умнее, интереснее и сильнее Майкрофта Холмса. Но иногда даже очень сильному человеку нужно, чтобы рядом был кто-то, кто при определенных обстоятельствах может быть сильнее.

Он решительно затушил сигарету. И добавил задумчиво:
— Ты знаешь, есть люди, которые приручают акул… И акулы к ним ластятся, да…

Глава 9

Клаус ушел очень скоро. Лестрейд тоже собирался спать. Он стряхивал пепельницу в мусорное ведро, когда вдруг заметил на буфете блокнот. Записи в нем были на немецком, но, судя по цифрам и обозначениям, речь шла о купленных продуктах. Карандаш лежал тут же. Лестрейд вырвал листок и, волнуясь, торопливо написал: «Это было не из-за вас. Просто воспоминания пришли некстати. Я в этом смысле никогда даже не думал о мужчинах. Простите».

Потом заглянул в комнату к Холмсу и, отогнув одеяло, осторожно засунул записку в карман халата.

Проснулся Лестрейд, когда солнце стояло уже высоко. Он выпутался из простыни, схватил полотенце и открыл дверь в коридор. И улыбнулся: из кухни тянуло куревом, и оттуда доносился голос Холмса. Говорили на французском.

— Я не могу ждать до вечера, — объяснял Тот резко и раздраженно. — Это собьет все планы. Мы и так должны были выехать вчера. Вечером пятницы на дорогах полно стопперов, но в выходные их куда меньше.

— Твои противники предполагают, что ты вообще в США бежал… — отвечал Клаус.

— Если только они не делают вид, что купились.

— Масси не склонен врать.

— Ты можешь с уверенностью сказать, что он на нашей стороне?

— Нет.

— Тогда о чем речь? Если он заодно с Тайером, то через несколько часов они поймут, что я мог быть у тебя.

— Майк.

— Что?

— Прекрати. Во-первых, им совершенно не с чего так считать. Они знают, что мы уже десять лет как непримиримые враги. И, кроме того, ты знаешь, что я сумею позаботиться о себе.

— Я тоже так счи… Никто не может быть в безопасности сейчас, и ты это знаешь!

— Конечно нет. Но для того, чтобы меня достать, меня нужно найти. А благодаря тому, что ты предвидел некоторые вещи еще лет двадцать назад, сделать это будет не так-то просто. Кроме того, до часа икс не так долго. Нужно продержаться всего две недели.

— Тебе не стоит появляться там.

— Ну, я еще не совсем идиот…

— Мы оба знаем, чем тебя могут выманить.

— Нет. На этот раз — нет.

В кухне повисло молчание.

— Рано или поздно тебе все равно придется… — начал было Клаус, но Холмс перебил его.

— Нет. Это вообще не твое дело.

— Хорошо, — с оттенком безнадежности в голосе согласился Клаус. — Это действительно твое дело. Я посмотрю, что смогу сделать для того, чтобы вы уехали раньше, чем они начнут обшаривать старушку-Европу.

— Час — это максимум, — с нажимом сказал Холмс.

— Ок. Но перед отъездом ты сделаешь перевязку. И мне нужно показать Грегу, как делать их.

— Нет! Я сам.

— Ты уже пробовал сам. Это кончилось тем, что ты сейчас здесь вместо того, чтобы ехать дальше. Я вернусь через двадцать минут.

Лестрейд едва успел прикрыть дверь.

Умывшись, он сначала заглянул к Холмсу. Тот, едва увидев его, отмахнулся: не сейчас. Лестрейд не стал спорить — голодный желудок давно напоминал о себе. Может, растворимый кофе и не следовало предлагать Холмсу, но ему самому этим утром он показался просто божественным. Щурясь от солнечных лучей, которые нахально лезли в глаза сквозь сломанные жалюзи, он с упоением доедал второй бутерброд с ветчиной и помидорами, когда пришел Клаус. На стол легла сигаретная пачка.

— В дорогу возьмешь.

Клаус был сумрачен, не то что вчера. Лестрейд вопросительно посмотрел на него.

— Даже не знаю, что тебе сказать, — отозвался тот, запуская пальцы в бороду. — Разве что — если Майк достанет тебя, все равно дай ему еще один шанс.

Лестрейд хмыкнул.

— Ты знаешь, я терпеливый, — сказал он.

— Я знаю, просто может понадобиться быть еще более терпеливым. Пойдем?

Рана Холмса, против ожиданий, имела вид не совсем уж пугающий. Воспаленный, припухший, но аккуратный шов спускался с левого плеча, преломлялся над самым соском и уползал под мышку. Выглядел он странно — так, как будто Холмса не просто задели ножом, а вставили его глубоко, да еще и повернули внутри. Возможно, удар был не один, Холмс и противник продолжали бороться? Тот повернулся к свету, и Лестрейд увидел на его спине два синяка. Слишком знакомо. Такие оставались после пуль, попавших в бронежилет.

Расспрашивать он не стал — Холмс и так сидел как на иголках, с самой наипрезрительнейшей гримасой на лице. Вспомнилось, как Шерлок постоянно поддевал брата насчет набранного веса. По мнению Лестрейда, стесняться тут было нечего. На теле Холмса не было лишних складок, и выглядело оно куда приятней, чем, например, то же тело Шерлока до знакомства с Джоном — одни ребра. И — Лестрейд хмыкнул про себя — Холмс-старший даже телом доказывал преданность короне: вся грудь и плечи его были усыпаны мелкими веснушками.

Клаус бинтовал быстро и ловко. Было видно, что он сам не чужд медицине. Лестрейд следил за его движениями не особо, знал, что справится — у него всегда были высокие баллы за тесты по оказанию первой помощи.

— Майк подскажет, если что, — бросил Клаус. — Главное — все делать вовремя. — Он перебросил Лестрейду баночку с бурой и очень вонючей мазью. — И даже если придется делать это в кустах у дороги - делайте.

Холмс поморщился.

— Все. — Клаус вытер полотенцем выступивший на спине и шее Холмса пот. — У вас двадцать минут. — И повернулся к Лестрейду: — Иди сделай бутерброды в дорогу.

На этот раз за дверью заговорили на немецком, и понять ничего не получилось. Лестрейд быстро нарезал булочек и ветчины. В холодильнике нашлись еще огурцы и вареные яйца. А вот сигареты он взял не сразу, раздумывал. Отвык уже, и теперь поначалу с непривычки кружилась голова. Столько лет пытался отучиться. Стоило ли опять начинать? И все же решил, что пригодятся.

С Клаусом они больше не разговаривали, только пожали друг другу руки. Холмс и Клаус обошлись без рукопожатий, постояли несколько мгновений, смотрели друг другу в глаза. Потом Холмс резко повернулся и пошел вперед.

За домиком для слуг в заборе была калитка, выходившая на тихую улицу. Прямо напротив нее их ожидал закрытый фургончик далеко не первой молодости. В таких обычно бывают холодильники – развозить продукцию с небольших ферм. Заглянув внутрь, Лестрейд понял, что не ошибся. Раньше здесь совершенно точно был холодильник, а после этого, судя по запаху, в фургончике возили свиней или коз. Сиденья в кузове отсутствовали, зато на полу лежало сложенное одеяло. Они быстро забрались внутрь, и фургончик тут же отъехал. Очередной этап приключений начался.

Лестрейд постелил одеяло, и они уселись на него. Свет проникал внутрь только через щели в двери и перегородке между кузовом и водительским сиденьем. Фургончик страшно дребезжал, а еще постоянно подскакивал. Лестрейд чувствовал задницей каждый переход с одной скорости на другую. Да и в спину, несмотря на то, что было жарко, дуло. По счастью, в рюкзаке отыскался даже свитер. Холмс обвязал вокруг талии джинсовый пиджак. Так они и ехали несколько часов, как всегда, не говоря ни слова, почти не глядя друг на друга.

Сколько точно — Лестрейд не смог бы сказать. Несколько раз фургончик останавливался. Один раз они прождали, пока он двинется, почти час. Давно хотелось в туалет, и уж тем более — размять ноги. В конце концов Лестрейд не выдержал, свернул свитер — положить под голову, и лег. Одеяло, в отличие от стен, пахло прилично. И даже еле слышно — духами. Наверное, водитель перепихивался на нем с какой-нибудь красоткой.

Прошло всего несколько минут, и Холмс последовал примеру Лестрейда. Он казался очень утомленным, рыжие завитки на лбу взмокли. Должно быть, рана снова начала беспокоить. Лестрейд вспомнил, как Холмс и Клаус странно смотрели друг на друга перед отъездом. Как будто и в самом деле прощались навсегда. Утренний разговор настойчиво лез в голову. Но что он, простой инспектор, мог понимать в политике? Клаус и Холмс от него не особо скрывались, но даже названные имена Лестрейду не говорили ничего. И родного планшета не было под рукой, да и вряд ли Холмс позволил бы ему залезть в интернет.

Мало-помалу дорога убаюкала его, и Лестрейд задремал. Проснулся он от голоса Холмса.

— Тома! — говорил тот.

Лестрейд не сразу сообразил, что теперь это было его имя.

— Быстрее, — сказал Холмс. — Идем.

Дверь фургончика была открыта. Он стоял на безлюдной дороге, и вокруг не было ни души. Где-то вдалеке светилась огнями большая трасса, слышался шум машин.

Схватив рюкзак, Лестрейд вылез из кузова и, бросив взгляд на пустую кабину, зашагал вслед за Холмсом. Они свернули на грунтовую дорогу, когда стало слышно, как фургончик завелся и уехал. Должно быть, водитель просто отходил отлить.

По грунтовой дороге они шли минут двадцать и в конце концов вышли на большую трассу. Напротив, чуть подальше, светилась вывеска огромного супермаркета. Он был уже закрыт. Они прошли метров двести, когда трасса внезапно расширилась. Лестрейд поднял взгляд на указатель и увидел надписи на французском. Но читать их было некогда - Холмс тут же увел его на другую дорогу. Они прошли километра два, оказались на перекрестке и вновь свернули. Досюда огней уже не хватало, вскоре стало совсем темно, пришлось достать фонарик.

С самого начала Холмс шел немного впереди, но здесь Лестрейд наконец нагнал его. Тот казался усталым, но все же куда менее напряженным, чем вчера.

— Мы во Франции, — ответил он на незаданный вопрос. — В Эльзасе. Фургон уехал дальше… куда-нибудь. И если только нас кто-нибудь не подберет, что на этой дороге случится вряд ли, да и лучше бы не случилось, нам придется идти всю ночь.

— Я все понял, — улыбнулся Лестрейд. — Идти всю ночь.

Несмотря на эту отнюдь не завлекательную перспективу, после целого дня взаперти он чувствовал себя щенком, которого наконец ведут гулять. И слишком поздно вспомнил, что нарушил правило — не говорить.

Но Холмс, вопреки ожиданиям, не спешил отчитывать его.

— Да, мы во Франции, — повторил он, останавливаясь и поворачиваясь к Лестрейду. — Мы во Франции, дорогой мсье Бернар. — И довольная, почти мальчишеская улыбка впервые на памяти Лестрейда осветила это вечно неприятное лицо.

Глава 10

Лестрейд никогда бы не подумал, что Холмс может быть таким дружелюбным. Однако Тот весь день разыгрывал из себя само очарование. Не для него, разумеется. Для водителей, с которыми сговаривался на стоянках и заправках. Он охотно садился на переднее сиденье, и после этого беседа лилась рекой. Тот словно всегда угадывал, какой вопрос следовало задать, чтобы разговор двигался безостановочно. Впрочем, конечно же, не угадывал. Делал выводы, как и Шерлок.

Сам Лестрейд так и остался по легенде немым. Один раз водитель попался из любопытных и слушал охотнее, чем говорил сам, и Холмс рассказал историю Бернара — был ученым, много лет жил в Италии, во время землетрясения оказался под развалинами обрушившегося здания, чудом выжил, но потерял способность говорить. Теперь живет на пенсию и путешествует. Вот, списался с одноклассником и пригласил его вместе посетить родные места. Лестрейд слушал с интересом — чего только Холмс не напридумывал. Или разработкой легенд занимался целый отдел? Не сам же Тот, в конце концов, фотографии в паспорта клеил. Наверняка для этого существовали специально обученные люди.

Однако от образа Холмса, кропотливо вклеивающего фотографии в паспорта, Лестрейд не мог избавиться до самой ночи, пока они не оказались в хостеле в Шалоне. Ехали они странно. Сначала на перекладных добрались до Меца, потом - до окрестностей Нанси. После этого сделали крюк в сторону швейцарской границы далеко за Безансон и вернулись в окрестности Дижона. Бутерброды давно кончились, перекусить мало-мальски безопасной едой не получалось, а кофе, который Лестрейд успевал перехватить на заправках, был ужасным. К вечеру он напоминал себе уже не радостного щенка, а загнанную собаку и мечтал только об одном — найти подходящую поверхность, чтобы упасть. Он знал, что заснет сразу же, как только ее коснется. Радовало лишь то, что жара ощутимо пошла на убыль, температура даже в самый разгар дня явно не поднималась выше восьмидесяти.

Холмс к вечеру становился все беспокойнее, словно не мог найти места, где приткнуться. Это напомнило Лестрейду, как мамина кошка бегала по всему дому перед родами. Может быть, Холмс ждал какого-то сообщения, куда именно направиться? Но еще с утра он выглядел как человек, который твердо знает, куда идет.

Проанализировав поведение Холмса, он понял, что перелом случился около пяти часов вечера, на заправке за Безансоном. Должно быть, у Холмса все-таки был с собой мобильный, который он не афишировал. Или на заправке был wi-fi, и Холмс успел зайти в интернет в туалете.

Наконец около одиннадцати вечера они добрались до своего пристанища. После чего Лестрейд бросился на поиски еды. Кругом все уже было закрыто, но ему повезло — он успел в Макдональдс и вернулся в хостел с пакетами, полными гамбургеров. Холмс, сидевший на кровати неподвижно, словно статуя, в ожидании перевязки, только скривился. Однако, когда Лестрейд пришел из душа, два гамбургера были съедены. Сам Холмс в этот момент доставал из рюкзака шприц.

В ответ на вопросительный взгляд Лестрейд получил уничтожающий. Разумеется, это должно было быть обезболивающее. Представить, что старший сидит на наркотиках после того, как приложил столько сил, чтобы избавить от них младшего, было сложновато. С другой стороны, это - Холмсы, от них всего можно ожидать.

Он проследил взглядом, как Тот вколол себе лекарство в левое плечо. Потом подумал: неужели Холмс не мог этим озаботиться заранее. Сам Лестрейд перекусил по дороге и теперь мечтал только об одном - постели. Но вместо этого придется ждать, когда обезболивающее подействует, чтобы перевязать Холмса. Лестрейд со вздохом завалился на свою кровать.

— Это вторая доза, — сказал вдруг Холмс тихо.

Лестрейд с недоумением уставился на него.

— Ты злишься, потому что я не сделал этого раньше, — заметил тот. — Это очевидно.

Слышать «ты» от Холмса было очень непривычно. Лестрейд знал, что это только для конспирации, но не мог отделаться от иллюзии сближения. И еще: Тот говорил сейчас прямо как Шерлок, только намного мягче, и это сбивало с толку. Он пожал плечами, как бы говоря: ты не должен мне ничего объяснять. Забравшись в постель, он под одеялом обхватил руками колени, закрыл глаза. Его потряхивало. Как долго еще, подумал он. Как долго еще будет их носить.

— Если повезет, то завтра.

Лестрейд, не открывая глаз, кивнул. Все-таки, наверное, это не только дедукция. Магия. Волшебство. Ага, а Холмс наверняка учился в Хогвартсе, поэтому так преуспел.

— Подействовало.

— Угу, — он сполз с кровати и сел рядом с Холмсом.

Тот стал расстегивать рубашку, но вдруг его пальцы дрогнули. Левая рука безвольно упала. Холмс сжал зубы и принялся расстегивать рубашку правой рукой, но у него получилось только с верхней пуговицей — петли были слишком тугие.

— Можно, я?.. — Лестрейд потянулся к его рубашке, но, натолкнувшись на предостерегающий взгляд, отступил.

Однако выражение лица Холмса тут же смягчилось. Он молча кивнул и даже оперся на правую руку, слегка отклонившись назад так, чтобы Лестрейду было удобнее.

Лестрейд помог ему снять и рубашку, и майку, которая была под ней. Дальше оказалось не так легко — бинт намертво пристал к телу. Придется размачивать. Лестрейд вспомнил, что в коридоре был автомат для питьевой воды.

— Не стоит, — сказал Холмс. — Он будет размокать слишком долго, мы оба хотим спать, и я бы предпочел не терять времени.

Лестрейд открыл было рот, чтобы запротестовать.

— Я под обезболивающим, ты забыл? — напомнил Холмс с выражением лица «боже, неужели кто-то может быть таким идиотом?»

Кажется, насчет собственного терпения Лестрейд ошибся. Во всяком случае, на этот раз ему захотелось убить Холмса вот прямо сейчас. Еле сдерживая бешенство, он быстро смотал бинт до приклеившегося участка и резко дернул. Холмс вздрогнул и со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Бинт не отставал. Лестрейд рванул сильней. На этот раз Холмс не выдержал и издал короткий, полный боли стон. Выругавшись, Лестрейд перелез через свою кровать и пошел в коридор.

Бинт отходил медленно, по крошечным кусочкам. Некоторые приходилось соскребать пальцами прямо со шрама. Ковыряться в чужой ране… Лестрейд был противен сам себе. Время тянулось мучительно медленно. Минут через десять Холмса начала бить мелкая дрожь. Лестрейд разыскал свой свитер и накинул на вздрагивающие плечи, на несколько мгновений задержав на них ладони. Хотелось как-то помочь, согреть, но это было бы возможно с Салли или Джоном, и даже с Шерлоком, а этот Холмс был подобен гремучей змее, готовой развернуть свои кольца и напасть в любой момент. Лестрейд отпрянул, услышав что-то вроде сдавленного покашливания, но тут же заставил себя вернуться к процедуре. Неловкость неловкостью, а дело должно быть сделано. А уж что там по поводу его поведения думает Холмс, пусть остается на его совести. Не сбросил свитер — уже и то хорошо.

Он смочил в очередной раз платок, поднес к ране и замер — под взглядом Холмса дрогнула рука. Но, против ожидания, тот смотрел не с раздражением или уничтожающим презрением, а с каким-то странным, почти жадным любопытством. Этот взгляд Лестрейд наблюдал у Шерлока, когда попадалось особо запутанное дело. Разнообразие, однако. На секунду он почувствовал себя диковинной зверушкой, случайно получившейся в ходе эксперимента. Теперь ее разглядывают, решая, оставить для размножения или забраковать. Впрочем, Холмс тут же сузил глаза, и Лестрейд не был уверен, что ему не почудилось.

Наконец рана была очищена от бинта и остатков мази. Шрам выглядел лучше, чем вчера. Обработав его, Лестрейд на секунду задержал на нем взгляд, прежде чем перевязывать. Какая же странная форма!

— Ритуальный кинжал, — кашлянув, сказал Холмс таким тоном, как если бы пояснял что-то кому-то на светском приеме. — Причем из моей собственной витрины.

Лестрейд воззрился на него, удивленный, что тот снизошел до объяснений. Но Холмс продолжил:
— Меня не хотели убивать, всего лишь вывести из строя. Иначе бы метили сразу в сердце. Однако не учли того факта, что на меня не действует снотворное.

Холмс замолчал, Лестрейд ожидал дальнейших пояснений, но тот, видимо, решил, что и так сказал слишком много. Выполнив свой медицинский долг, Лестрейд выключил свет и наконец забрался в постель.

Сон пришел не сразу — мозг еще какое-то время обрабатывал информацию, выданную Холмсом. Снотворное — значит, как минимум покушался кто-то из собственных сотрудников. Холмс спал, этот кто-то подкрался к нему с кинжалом, короткая борьба… Лестрейд даже думать не хотел, что стало с неудавшимся убийцей. Шерлок как-то ранил саблей наемника-азиата, одного из лучших… тот едва дожил до утра. У старшего Холмса, судя по всему, боевые навыки тоже развиты не слабо.

Но не убить, а вывести из строя — почему? Где-то он противникам нужен, а где-то - нет? Этот кто-то, кто ранил его, не согласился бы убить, а вывести из строя было главной задачей? Или, будучи убитым, Холмс стал бы невинной жертвой, а цель — важнее, не только навредить, но и опорочить, как с Шерлоком? Слухи об отставке — насколько они соответствуют действительности? Если Холмса хотели бы уволить, ходили бы об этом слухи? Вряд ли те, в чьей компетенции его увольнение, делятся информацией. Значит, были люди, которые копали под него. И, вероятно, небезуспешно. Возможно, он препятствовал в продвижении какого-то проекта. Опорочив его в целом, противники бросят тень на все его решения, им будет легче добиться своего.

Лестрейд вздохнул. Строить подобные догадки о Холмсе — все равно что тыкать пальцем в небо. Что за должность у Холмса вообще? Шерлок говорил: он сам — британское правительство. Может ли кто-то уволить британское правительство, которое даже на бумаге официально не существует? О котором, по сути, мало кто знает. Шерлок, конечно, та еще сволочь порой, но вряд ли он кричит такое о Майкрофте на каждом углу. Значит, «уволить» в данном случае означает нечто другое. Перестать воспринимать всерьез? В любом случае Холмс не один. Скорее, существует группа людей, принимающих ключевые решения. Человек семь-десять, например. Даже если Холмс благодаря уму там самый влиятельный, упади его репутация в глазах большинства, вряд ли кто-то осмелится встать на его сторону.

Последние годы уже были для него не слишком благоприятными. Истории с Шерлоком, Мориарти, Магнуссен… Каждый раз оправляться все труднее. Возможно, сейчас благоприятный момент добить его. Отсюда эти слухи — попытка воздействовать психологически на Холмса, ослабить влияние. Связан ли с заговором против Холмса взрыв на Пэлл-Мэлл?

К счастью, на этом моменте Лестрейда все-таки сморил сон. Снились ему какие-то землеройки, которые бесконечно пытались разрыть один и тот же холм. Лестрейд все ждал, что он осыпется, но этого не происходило. Землеройки застревали в земле, издыхали там, гнили, становились новой землей.

Проснулся он оттого, что его разбудил Холмс. Он сидел на своей постели, уже собранный и одетый, и ожесточенно бил по клавиатуре ноута.

Лестрейд потянулся, радуясь солнечному дню, и вдруг замер: Холмс печатал только одной рукой. Холмс в ответ на его взгляд не поднял даже головы.

— Да, левая не работает, — спокойно подтвердил он.

Глава 11

— Как не работает?

Лестрейд от неожиданности даже забыл шорты натянуть, так и остался сидеть на кровати в трусах.

Холмс неопределенно повел плечом.

— Инсульт? — обалдело уточнил Лестрейд.

Холмс промолчал, не поднимая головы.

— Посмотрите на меня.

— Тома, говори по-французски! — сердито сказал Холмс. Но все-таки поднял взгляд.

Лестрейд вгляделся в него. Глаза Холмса казались ясными.

— Что еще? — спросил Лестрейд, игнорируя приказ. — Слабость? Головная боль? Головокружение? Нарушение речи? Зрение ухудшилось?

— Головная боль, — раздраженно ответил Холмс. — Была. Вчера.

— Улыбнитесь.

Холмс покорно выполнил требуемое. Улыбочка вышла так себе, детей в зоопарке пугать, но асимметрии Лестрейд не нашел.

— Руку поднимите, глаза закройте.

Холмс оторвал правую руку от ноутбука и поднял ее на уровень глаз Лестрейда. Она не дрожала, напротив, казалась такой твердой, что хоть сейчас отправляй Холмса в тир. Лестрейд позволил себе дотронуться до его пальцев. Они были ледяными. Холмс вздрогнул, но глаз не открыл.

— С координацией все в порядке. Но нужен врач, чтобы определить точно, инсульт это или нет.

Лестрейд вспомнил наконец, в каком он виде, и потянулся за шортами.

Холмс посмотрел на него с вселенской усталостью. Потом развернул к нему экран ноутбука. Лестрейд прочел статью о медицине во Франции и выругался. Конечно же, у Холмса сейчас французский паспорт, но вряд ли к нему прилагается страховка. Так его в два счета раскроют.

Лестрейд натянул майку, продолжая вглядываться в Холмса. Охренеть просто. Особенно если учесть, что головная боль и паралич могут быть не только симптомами, но и предвестниками инсульта. Что если Холмс загнется у него на руках прямо на трассе? При каких еще заболеваниях бывает паралич? Лестрейд вспомнил, как Холмс стал расстегивать рубашку и рука вдруг повисла. Наверное, поэтому его так и колотило, что он сразу понял — все это серьезно. А он, Лестрейд, списал невозможность двигать рукой на нечувствительность от слишком большой дозы обезболивающего. Но оно же не очень-то и подействовало. Стоп! Где-то он такое уже видел.

Холмс казался полностью погруженным в ноутбук.

— Обезболивающее, — сказал Лестрейд. — Вы вкалывали его сегодня?

— Разумеется.

— Сколько доз?

— Две.

— А вчера? До того, как вкололи две дозы здесь, еще вкалывали?

— На каждой стоянке.

— Вы шутите!

— Конечно же нет. С обезболивающим у меня… к сожалению, такая же проблема, что со снотворным. Клаус подобрал мне то, что действовало на меня лучше всего, но и оно теперь оказывает очень слабое воздействие.

— Холмс, вы идиот! — простонал Лестрейд. — Ваша рука — реакция на передозировку.

— С чего вы так решили? — проигнорировав оскорбление, после небольшой паузы спросил тот.

— Моей маме делали операцию, и врач ошибся с дозировкой. У нее потом отнялись ноги на целый месяц.

Холмс на несколько минут ушел в себя. Потом снова застучал по клавиатуре. Лестрейд терпеливо ждал. Наконец тот поднял голову:
— Пожалуй, я склонен с вами согласиться. Утром мне показалось, что к руке возвращается чувствительность. Позднее я списал это на то, что тогда еще не полностью проснулся.

— Вот видите, — чувствуя себя так, будто ему только отменили смертный приговор, воскликнул Лестрейд. — Попробуйте обойтись без обезболивающего сегодня.

— Боюсь, это невозможно. У меня очень низкий болевой порог, — пояснил Холмс, — я попросту не смогу работать. — Он помолчал. — К сожалению, в первый раз рана обрабатывалась наскоро. Она загноилась, и Клаусу пришлось вскрывать ее.

Лестрейд кивнул.

— Один день. Вы сказали, что сегодня мы в дороге. Это не требует умственной работы. Я — рядом, и всегда могу вас поддержать.

— Вы… — Холмс скривился. — Как я могу положиться на вас, если вы все время забываете о такой простой вещи, как легенда?! Если вы приказы не воспринимаете всерьез!

— Я не сказал никому ни слова за пределами этой комнаты, и сейчас говорю тихо, — запротестовал Лестрейд. Он перешел на французский: — И я знаю, что ты уже исследовал комнату на предмет камер и прослушки. Кроме нас здесь только молодежь, а они ходят так шумно, да и пол в коридоре так скрипит, что попробуй кто подойти к нашей двери, я бы это услышал. И ты заказывал номер сам, заранее, ты бы не заказал его в ненадежном месте.

— Всегда может что-то остаться незамеченным.

— Я не сделаю ни движения против твоей воли, — пообещал Лестрейд. — И мой французский достаточно хорош для того, чтобы в случае чего объясниться с водителями. Если, конечно, ты не успеешь им рассказать, что я — немой, — хмыкнул он.

Холмс устало захлопнул ноутбук:
— Хорошо. Когда мы выйдем на трассу, я скажу, куда мы направляемся. Если я не смогу действовать, тебе придется взять все на себя.

— Отлично. Только не зови меня Тома. Второе имя, Жозеф, подходит к моему детскому прозвищу — Жожо. Вряд ли о нем есть что-то в моем досье.

— Почему Жожо? — недоуменно спросил Холмс.

— Понятия не имею. Так меня называл друг детства, здесь, во Франции, он давно умер.

Прежде чем ответить, Холмс смотрел на него несколько минут, и Лестрейд снова почувствовал себя зверушкой. Но потом Холмс кивнул.

— Приемлемо, — сказал он.

Лестрейд еще никогда не ездил такими идиотскими маршрутами. Но Холмс был прав, не пользуясь общественным транспортом. Технологии распознавания лиц применялись уже кое-где в полиции. Кто знает, может быть, что-то внедрено и в здешних аэропортах, и на вокзалах. Темные очки и банданы, которые были сейчас на них, конечно, затрудняли опознание. А могли, в зависимости от ракурса, при котором попадаешь в поле зрения камеры, и не затруднить.

Сегодня они продвигались быстрее. Придерживаясь направления на Марсель, следовали по дорогам вдоль скоростных трасс, привычно ловили одну машину за другой. Подбирали здесь пассажиров охотнее, чем на севере, — видимо, боялись меньше, чем на пустынных трассах в малонаселенных районах. Холмс страдал заметно, хотя и пытался это скрыть. Пот тек с него ручьями, несколько раз он явно был на грани обморока. Его тошнило, он не мог есть, и Лестрейд за весь день так и не смог заставить его проглотить ни кусочка. На обед они завернули во вполне человеческое кафе в городке Шабей за Валансом, и Лестрейд чувствовал себя последней скотиной, уминая пиццу с ветчиной. Ему самому, кажется, ничто не могло испортить аппетит. Когда они ловили машину на выезде, Холмс выпросил у Лестрейда рюкзак и кулем осел на него. Потом, уже в машине, Лестрейду показалось, что у Холмса стоят слезы в глазах, но, может, это была всего лишь игра света и тени.

В этот раз отмалчивался Холмс. Впрочем, Лестрейд по своей работе привык слушать и умел это делать, так что его общение с водителями было и приятным, и интересным. Кроме того, он был счастлив оторваться за все предыдущие дни. Между сменами машин он проглядывал карту, выданную ему Холмсом, и привычка запоминать не подвела его ни разу. Ориентировался он легко, договаривался умело и в целом к вечеру был очень доволен собой.

О том, в каком чудовищном напряжении он пробыл весь день, Лестрейд понял только на заправке за Авиньоном, где они оказались в десятом часу. Он сам чуть не заплакал, когда увидел, как Холмс шевелит рукой.

Ночевали они в отельчике типа жит в одной из ближайших деревень, белом домике с синими ставнями. На общей кухне стояла микроволновка, и, затолкав Холмса в спальню, Лестрейд пошел греть пиццу, которой запасся в количествах очень даже немалых. На диванчике за выступом стены сидела парочка, по виду — студенты на каникулах, оба загорелые и белобрысые. Они закидывались пивом и увлеченно целовались. Лестрейда весело поприветствовали, но от занимательного занятия не оторвались. Он отвернулся и прислонился затылком к стене.

Они молоды, беспечны и счастливы, потому что еще ничего не знают про жизнь. Им кажется, что все впереди, что любовь — это самое главное, и что если она есть, больше не будет никаких проблем. У них, конечно же, сейчас случится жаркий секс, а завтра они со своими рюкзаками поедут к морю, валяться на пляже и стаптывать обувь на мостовых маленьких городков, а вечером снова пить пиво в каком-нибудь жите и целоваться. Они, разумеется, не планируют свой маршрут, не боятся ночевок в дороге и злых людей, а еще в душе обязательно смеются над такими глубокими стариками, как он. Им кажется, что старики все усложняют, именно поэтому романтика, море, пиво и секс — не для них. Впрочем, может, они и правы. Он, Лестрейд, например, все усложнил еще в молодости, когда по кой-то черт решил, что сможет изменить мир. Поэтому у него свой секс — сейчас он пойдет долго и вдумчиво трахаться с перевязкой Холмса. И если повезет — обойдется потом без соответствующих «эротических» снов.

Вернувшись, он, однако, обнаружил, что Холмс уже спит. В этот раз у них был номер куда приличней, но зато одна кровать на двоих. Лестрейд поставил пиццу на тумбочку, присел рядом с Холмсом и минут пять еще раздумывал — будить, не будить… Холмс достаточно настрадался днем, может, если пропустить одну перевязку, то ничего? Перед этим они тоже сутки пропустили, и вроде все в порядке. В конце концов он поставил выданный хозяином будильник на полшестого, разделся, нырнул под покрывало, перевернулся на левый бок и почти сразу же уснул.

Глава 12

Проснулся он еще до будильника. Не закрыл вчера окно, и теперь легкий ветерок раздувал рыжие занавески, сквозь которые в лицо нагло лезли солнечные лучи. Лестрейд сел на постели. Холмс лежал совсем близко, уткнувшись лбом ему в бедро. Лестрейд принялся разглядывать его лицо. Сейчас, безмятежное, к тому же подсвеченное оранжевым покрывалом, оно, хоть и утомленное, казалось почти красивым. Его не портил даже выдающийся нос. Пожалуй, наоборот, он придавал ему шарма, делал запоминающимся. А ведь в молодости, возможно, кто-то и влюблялся в него, подумалось Лестрейду. Может, и сейчас какая-нибудь секретарша по нему сохнет. Человеческая любовь - такая штука, что никакое ни физическое, ни моральное уродство ей не помеха. Кроме того, в Холмсе вполне себе есть то, чем можно восхищаться — ум. Джон ведь тоже когда-то подсел на Шерлока именно из-за ума. И даже в первый же вечер знакомства человека ради него убил.

Холмс вдруг открыл глаза, на несколько секунд сфокусировал взгляд на Лестрейде, затем резко подтянулся и сел.

Потом кинул взгляд на будильник и хмуро скомандовал:
— Выходим через пятнадцать минут.

Завтракали уже практически на ходу. Холмс выглядел бодрее вчерашнего и вовсю двигал рукой. Лестрейду даже казалось, что больше обычного — наверное, просто тому важно было подтверждать себе, что все прошло. Обогнув дом, окруженный оливковыми деревьями, они прошли мимо большого, ухоженного сада с теплицами и вышли на открытое пространство. Лестрейд присвистнул.

— Охренеть, — вырвалось у него.

Холмс остановился.

— Вот как-то так, инспектор, — сказал он.

Они находились на вершине небольшого холма. Вдалеке справа к белым домикам с бурыми крышами под разными углами спускались аккуратные зеленые заплатки виноградников, окаймленные полосками ослепительно-желтых подсолнухов, а прямо из-под ног убегало вниз маковое поле.

— Наша цель недалеко?

— Нет, придется еще и проехать, и пройти, — ответил Холмс на удивление мягко. — Но я обещаю вам — там тоже будет на что посмотреть. А сейчас надо поторопиться.

«Кто ты, и куда ты дел моего Холмса? — думал Лестрейд, спускаясь с холма. — Или все это так действует?»

Через час они вышли на пустынную дорогу. Холмс то и дело оглядывался и наконец совсем остановился. Посмотрел на Лестрейда и отвернулся.

— Что-то случилось, так?

Холмс не отвечал.

Лестрейду подумалось вдруг, какая же пропасть была между этим Холмсом, с загорелым лицом и руками, в нестиранной второй день рубашке и бандане, - и Холмсом в Англии, застегнутым на все пуговицы, с неизменным зонтиком. Тем Холмсом, который до смерти напугал его в первую встречу. Он не был уверен, что не хотел бы сейчас, чтобы вернулся тот Холмс. Тому Холмсу явно мало что могло угрожать.

— Возможно, вам придется вернуться в Англию прямо сегодня, — сказал наконец Холмс с заметным усилием.

— Почему? — изумился Лестрейд. Он и сам не знал, с чего вдруг настроился на долгое путешествие. Но… отпуск до шестого, да и Клаус говорил про час икс. С какого-то перепугу он был уверен, что останется с Холмсом до этого времени. Оказывается, нет.

Ответить Холмс не успел. На дороге появилась машина. Вскоре около них остановился белый ситроен с открытым верхом. Из него вышла блондинка лет пятидесяти с короткой стрижкой. Тени под ее глазами делали их просто огромными.

— Колесо спустило на выезде, — пояснила она, обращаясь к Холмсу. — Боже, Майк… — Она оглянулась на Лестрейда.

— Жозеф. Одетт, — представил Холмс.

Одетт кивнула. Потом перегнулась через дверцу и полезла в оставленную на сиденье сумочку. В ее руках оказались ключи.

— Вот этот — от парадной, этот — от задней двери. Сейчас там должно быть незаперто — Анн убиралась с утра. Сколько дней тебе нужно, Майк? Я скажу, чтоб не приходила.

— Десять максимум.

— Ну, он в любом случае весь твой. То есть не весь. Во второй половине живут жильцы — на прошлой неделе поселила парочку испанских красавцев. Они приезжают второй год подряд. Я решила, что если дом будет совсем пустовать, это будет подозрительно, — несколько виновато пояснила она. — Так что во второй половине всегда жильцы. В любом случае, они не должны вам помешать. Звукоизоляция там хорошая.

Холмс кивнул, сердитым он не выглядел — по-видимому, соседи действительно не мешали его планам.

— Продукты будет привозить Насержи. У него велосипед с прицепом. Список шли по тому же адресу. Она знает?

— Нет.

Одетт посмотрела на него пристально, потом понимающе кивнула:
— Пожалуй, прогуляюсь я кое-куда в выходные, давно я там не была.

Холмс хотел было заговорить, но Одетт его перебила.

— Знаю-знаю, — сказала она. — Быть осторожной, помнить, что за моей спиной миллионы невинных жертв, и так далее. Уж будь спокоен, не в моих правилах свою шкурку подставлять.

Она забралась в автомобиль и весело помахала рукой:
— Пока-пока!

Ситроен тронулся с места и через минуту скрылся за деревьями.

— Не сейчас, — предупредил Холмс и, повернувшись, продолжил путь.

Почему-то Лестрейд представлял себе беленький домик, наподобие того, в котором они ночевали. Серому и страшному коттеджу, куда они пришли сейчас, было непонятно сколько сотен лет. Правда, окружавшие его деревья, в основном дубы, несколько скрадывали впечатление. Да и внутри он оказался вполне уютным. Кухня и большая гостиная располагались на первом этаже, две спальни и маленькая гостиная — на втором.

Пара часов ушла на то, чтобы обследовать дом на предмет жучков и камер. То ли Холмс перестал доверять детектору, то ли параноил больше обычного. Но ничего подозрительного они не нашли. После перевязки решили выпить кофе, благо на кухне отыскалась даже кофемашинка, а в холодильнике — молоко.

Лестрейд не ожидал, что Холмс разговорится сам, без вопросов, однако, когда он приканчивал вторую чашку капучино, тот вдруг сказал:
— Полагаю, я задолжал вам объяснения.

— Да, было бы неплохо, — хмыкнул Лестрейд.

Холмс отставил свою почти нетронутую чашку, сложил пальцы домиком.

— Через десять дней в Швейцарии должны быть очень важные переговоры. От того, появлюсь ли я на них, с какими документами и в каком качестве, зависит будущее нашей страны в некоем весьма могущественном альянсе: будет ли Британия играть в нем роль шестерки при понятно какой державе или станет одним из главных членов, принимающих ключевые решения. Ночью того дня, когда я обратился к вам, мой секретарь попытался вывести меня из строя. Я принял решение уехать из страны до переговоров. Мне удалось направить противника по ложному следу, по крайней мере, на какое-то время, обезопасить родителей и Шерлока с Джоном и его семьей.

— Значит, через десять дней вы должны будете отправиться в Швейцарию?

— Да. Тогда это будет более безопасно.

— Почему?

— Шерлок сейчас работает в паре с одним из лучших хакеров мира, чтобы найти доказательства против наших врагов.

— Значит, вы их знаете…

— Разумеется.

— Но не знаете всех сообщников.

— Конечно же нет.

— Вас может кто-то заменить на этих переговорах?

— Теоретически — да, меня заменят в случае моего отсутствия, практически — нет.

— То есть если вы не появитесь на переговорах, это будет провал не только Британии, но и лично ваш провал?

— Да, — сказал Холмс не слишком охотно.

— Почему именно я?

— Все мои люди так или иначе известны. Либо…

— Либо они могут оказаться предателями, — закончил Лестрейд.

— Да.

— Почему вырубился свет, когда вы пришли?

— Нужно было отключить систему видеонаблюдения.

— Ясно. Вы сказали, что вас не хотели убивать, просто вывести из строя. Ваши противники делают все, чтобы дискредитировать вас. То есть, по большому счету, ваша жизнь вне опасности?

— Нет.

— Почему?

— Потому что пока я жив, я представляю собой угрозу.

— Даже в случае, если они смогут организовать ваш провал?

— В любом случае.

Лестрейд устало откинулся на плетеную спинку. Все это слишком напоминало допрос.

— Значит, сейчас у вас доказательств недостаточно? — спросил он.

— Нет.

— Свидетельство нападавшего на вас использовать нельзя?

Конечно, он знал, какой получит ответ.

— К сожалению, — Холмс неприятно поджал губы, — допросить его не представлялось возможным.

Лестрейд сглотнул.

— Ладно. Это ваше дело. Причину, по которой вы меня выбрали, вы объяснили. Но не объяснили, для чего. Какие у меня функции?

— Кроме функций телохранителя — никаких.

Лестрейд хмыкнул.

— Телохранитель из меня…

— Вы знали французский, а мне мог понадобиться связной.

— Ага, — Лестрейд вдруг взбеленился. — Я знал французский, и вы поэтому половину нашего пути по Франции запрещали мне говорить. Придумали эту фигню про немого. Мой французский лучше вашего — я до пяти лет жил в Лотарингии, и потом в школе меня дразнили за мой правильный английский, потому что я его с учительницей учил… И вы знали об этом все время, не могли не знать… И если уж кто из нас двоих был менее подозрительным, так это я. Так какого черта вы не позволяли мне говорить?! Вы у нас, безусловно, мастер менять личности — ок, но я под прикрытием тоже наработался в молодости до черта и смею вас уверить, навыков не потерял! Ведь не было никакой необходимости так издеваться надо мной!

Холмс поморщился. Он сосредоточенно смотрел в пол, раздумывая о чем-то. Лестрейд махнул рукой и пошел из кухни.

Но Тот вдруг ответил.

— У меня болела голова, — тихо сказал Холмс.

— Что?!

— У меня очень болела голова, — повторил Тот.

Лестрейд не помнил, как оказался рядом. Он махом схватил Холмса за шею и припер к стене, не уверенный, что еще и не приподнял его над полом. Но, видимо, нажал на больное плечо — у Того вырвался стон, почти вопль.

Немного отрезвленный, Лестрейд отступил.

— Вы понимаете, что вы делаете? — спросил он. — Не будь вы ранены и больны, я бы избил вас сейчас. Вы бы даже пощечиной не обошлись.

Он прошел мимо бледного как полотно Холмса и, хлопнув задней дверью коттеджа, вылетел в сад.

Глава 13

Сад был странный. У самого дома — очень заброшенный, просто находка для киллера, собирающегося засесть в засаду. Кусты малины сплелись так тесно, что сойти с узкой, вырубленной в них дорожки было чревато полным набором неприятностей — от колючек и заноз до разорванных штанов. Над всем этим царили яблоневые деревья. На некоторых еще сквозь вполне густую листву можно было различить мелкие сухие яблочки, поклеванные птицами, но большинство уже явно не плодоносили, лишь тянули в разные стороны узловатые трухлявые ветви, как будто просили о помощи, сами не зная о какой.

Лестрейд прошел по дорожке вглубь и наткнулся на лавочку. Она казалась вполне цивилизованной, да и кусты отстояли от нее на полметра. Только спинки у лавочки не было, и Лестрейд, опустившись на нее, мгновенно пожалел, что ушел сейчас из дома. Спина просто разламывалась. Насколько же он устал!

И Этот! Подумать только! Так издеваться над ним всего лишь потому, что у него болела голова?! Он что, не мог сразу сказать? Просто по-человечески? Неужели бы он, Лестрейд, не понял?

Он вспомнил, как вокруг него, если у него болела голова, ходили в родном отделе. Благодаря Салли это становилось известно сразу же, и шум стихал словно по волшебству. Вначале ему не нравилось, что с ним носятся, но потом он понял все преимущества. Иной раз мог и поморщиться специально, чтобы оставили в покое.

Да, наверное, Холмс просто не понимает таких простых вещей. Как Шерлок. Пока не появился Джон, Шерлок вообще в обычных отношениях ничего не понимал, а потом научился. Старший Холмс, похоже, такой же… недоразвитый. А с другой стороны, что он сам вдруг вскипятился? Это всего лишь работа под прикрытием, как любая другая. Будь рядом с ним другое начальство, например, тот же Джонсон, разве стал бы он, Лестрейд, вопросы задавать, нарушать субординацию, подвергать сомнению приказы? Правда, тогда, скорее всего, его бы посвятили во все детали. Но ведь и уровень их операций — совсем не уровень Холмса. Если Холмс действительно британское правительство, конечно, для него просто немыслимо раскрывать план. В таком случае, если бы они прокололись и его бы, Лестрейда, по-настоящему схватили в Кельне, Холмс банально бы не смог уже приехать в Прованс, кроме того, подверглись бы опасности все его сообщники, Клаус, Одетт.

Так что если кто из них придурок, то это он сам. Требует от Холмса непонятно чего. Прямо-таки большой и чистой любви. Как минимум дружбы. Перепутал с Шерлоком? Да ведь и от Шерлока не требовал ничего, старался принять таким, как есть, мирил со всем своим отделом, прикрывал. Получается, от старшего требует даже большего. Как будто Холмс что-то должен ему. Отчитываться, оправдываться. А Холмс и оправдывается.

Лестрейд вдруг с удивлением понял, что тот действительно шел ему навстречу. Даже часть плана рассказал, хотя мог бы, и вполне имел право, не делать этого. И про больную голову признался. Это было уже совсем странным. Или, может, голова у Холмса болит часто, и это такой способ на будущее предупредить? А он повел себя как полный идиот. Не только ничего не заметил, но и набросился. И даже пригрозил — начальству, и какому начальству! — рукоприкладством.

Он вскочил с лавочки и пошел в дом. Холмс сидел в кресле в маленькой гостиной второго этажа и что-то читал с экрана ноутбука. Головы он не поднял. Лестрейд опустился в кресло напротив.

— Простите. Я не знаю, что на меня нашло, — покаянно сказал он. — Я не должен был ничего требовать от вас, оспаривать ваши приказы, тем более поднимать на вас руку. Этого больше не повторится, обещаю. Буду делать все, что вы прикажете. Я вас не подведу.

Холмс ответил не сразу. Сначала медленно закрыл ноутбук, потом на его крышке соединил пальцы домиком.

Лестрейд ждал. Он вполне был настроен на что-то холодное и уничтожающее, в конце концов, не девочка и сам виноват.

— Очень хорошо, — отозвался наконец Холмс. И замолчал.

— Что хорошо? — решился уточнить Лестрейд.

— Хорошо, что вы это понимаете.

И снова ушел в себя.

Лестрейд посидел еще минут пять. Потом подумал, что Холмсу явно не до него, и решил действовать самостоятельно:
— Если не будет никаких приказаний, я тогда осмотрю сад и окрестности. Мистер Холмс?

Тот кивнул. Лестрейд сделал шаг к лестнице.

— Лионель, — сказал Холмс.

— Что?

— По паспорту меня зовут Лионель. Мы с вами хорошие друзья, если вы помните.

— Лионель, — попробовал Лестрейд. — Лионель.

Холмс, которого он явно отвлекал от чего-то важного, раздраженно пожал плечами:
— Не нравится — можете сократить. До Лиона, Леона — как вам угодно.

— Не знаю. Майкрофт мне нравилось больше.

«Майкрофт» и вправду звучало очень хорошо. Загадочно. Основательно. «Мое чего-то там». Лестрейд вообще любил старинные имена. В те времена все имело значение. Он поймал удивленный взгляд Холмса.

— Сомневаюсь. «Майкрофт» никому не нравится, — пояснил тот.

— Даже вам? — Он не дождался ответа и упрямо сказал: — Мне нравится. Что оно означает?

— Ты, кажется, собирался обеспечивать нашу безопасность, Жожо…

— Ладно, Лионель.

Холмс в своем духе сделал выпроваживающий жест. Надо будет прочитать ему лекцию, подумал Лестрейд, сбегая вниз, чтобы не вел себя так на первом этаже. Окна здесь были подозрительно низки.

За садом располагались огород и грядки с травами. По левую руку в упор к забору стоял каменный сарайчик с двумя дверьми и двумя же крошечными окошками. Лестрейд попеременно открыл одну и другую — внутри было сено, во второй части, побольше, у входа стояли еще и садовые инструменты. В правом углу в глухом каменном заборе была калитка. Лестрейд толкнул ее, и у него захватило дух — от калитки к роще на холме убегало лавандовое поле. Он пошел вдоль него, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться мелкими сиреневыми цветами, один раз даже присел, зарылся в куст лицом. Лаванда пахла резко, но приятно, и было удивительно, что он никогда ее не видел так близко. Помнится, Элизабет одно время носилась с подушечками от бессонницы, набивала их разными травами, в том числе лавандой, и подсовывала ему, а он их отчего-то терпеть не мог. Может быть, потому что глупо требовать от подушки, чтобы она тебя успокоила, если ты только что имел на работе дело с тем, о чем даже не можешь заговорить.

Вскоре поле кончилось, за ним потянулись луга. Через полчаса Лестрейд дошел до трассы, за ней был обрыв, а внизу — море. Он отыскал взглядом минимум две тропинки, но спускаться не стал, посидел немного на нагретом камне, полюбовался лазурной гладью. Погода стояла просто замечательная — ветра не было, но и не палило. Необычно красная скала сплошь была покрыта цветами, среди прочих Лестрейд отыскал ромашки, сорвал одну, отрывая один лепесток за другим — любит-не любит. Вышло – любит. Кто, правда, он и понятия не имел. Такого покоя, безмятежности он не чувствовал очень давно, пожалуй, и вправду стоило покинуть офис ради вот этого. В следующий раз надо настоять, чтобы и Холмс спустился вместе с ним. Ему здесь побыть тоже не помешает.

Лестрейд усмехнулся, вспоминая недавнюю свою эскападу и примирение. Заглаживал косяк, а накосячил, похоже, еще больше. С какой-то стати стал спрашивать значение имени Холмса. Близкие друзья должны все знать друг о друге. По сценарию они близкие друзья. А в жизни — почти враги. И это… обидно? А если задуматься, хотел бы он такого друга, как Майкрофт Холмс? Тот вообще умеет дружить? Эта ледяная глыба, всегда стоящая выше мира, не признающая ни одной слабости, умеет дружить? Шерлок вот умеет, убить за друга готов. Что уж там было у Магнуссена на Джона, но Шерлок это явно критичным не считал. А Майкрофт? Умеет он так? Да и надо ли? Но он всегда где-то на страже Шерлока, всегда рядом, и сколько раз это выручало и его, Лестрейда, на самом-то деле. С Шерлоком ведь недолго попасть в беду… Правда, с Майкрофтом теперь - тоже.

С Лионелем, поправил он сам себя. И, пожалуй, уже лучше вернуться. А то от Хо… Лионеля ему еще и попадет. Да и вообще, наверное, не стоит так надолго уходить. Все-таки его сегодня в телохранители произвели. Обратный путь, однако, дался ему не так легко. Должно быть, усталость от дороги вся разом навалилась теперь, когда представилась возможность наконец расслабиться. Закрыв калитку, Лестрейд почувствовал себя ужасно утомленным. Он вспомнил про лавку, и про отсутствие у нее спинки - тоже, прошелся между грядок и открыл дверь в сарайчик. Сено… такое мягкое. На пару минут…

Он лег на него и раскинул руки, втягивая успокаивающий, почти забытый запах. На секундочку прикрыл глаза и…

Проснулся Лестрейд от непонятных резких звуков. Он подскочил и замер, пытаясь сориентироваться в полной темноте. Звуки, по всей видимости, шли из-за стены — между двумя частями сарайчика была обыкновенная деревянная перегородка. И напоминали они… черт!

Лестрейд почувствовал, как мигом заполыхало лицо.

За стеной трахались. Сильно. Бешено. Стоны то и дело перекрывали друг друга, и оба голоса были мужские. Соседи, конечно же, вспомнил он.

А еще — на улице темно. Дверь предательски заскрипела, но Лестрейду было все равно. Он даже не брался подсчитывать, сколько часов уже к этому моменту отсутствовал. Одно было совершенно ясно — Холмс его убьет.