Автор: Тё
Бета: имеется, 1 штука
Фандом: Sherlock BBC
Пейринг: Майкрофт/Лестрейд, Джон/Шерлок.
Рейтинг: R
Жанр: флаффоангст
Дисклаймер: вся интеллектуальная собственность принадлежит своим владельцам.
Предупреждение: ООС, авторский взгляд на.
От автора: автор начала трое суток читал тексты Майкрофт/Лестрейд,
читать дальшеГрегори Лестрейд - обычный человек.
Он работает в «Скотланд-Ярде», «Новом Скотланд-Ярде», который похож сейчас на офисное здание, а не как раньше на кирпичный завод, и населению нравится новый имидж старой организации и никто не спорит с архитекторами.
Здание, похожее на кирпичный завод, говорят, собираются приспособить под музей, но еще ничего не ясно, и пока по пыльным пустым коридорам ходят только стажеры – перетаскивают коричневые коробки с бумагами из одного архива в другой.
Дети. Физический труд, несомненно, закаляет их морально.
Обычно, только придя на работу, Грегори Лестрейд подходит к окну и смотрит, как мимо течет Темза. Он пьет кофе, который можно вытребовать за полфунта у кофейного автомата справа по коридору от кабинета, и думает о том, что этот город никогда не меняется. Лондон, серо-стальной, припорошенный дождями и мятыми опавшими листьями, совсем не изменился с тех пор, как маленький Грег впервые вышел из дверей дома его родителей, цепляясь пухлой ладошкой за бабушкину руку.
Обручальное кольцо бабушки, темно-золотое с преогромным изумрудом, сейчас лежит в банковской ячейке, вместе с украшениями матери и опаловыми запонками отца – кто рискнул бы хранить такие ценности дома, тем более точно зная привычки и повадки городской преступности?
- Шеф? – как обычно коротко зовет его Салли Донаван, строгая в своей синей офисной блузе, и Лестрейд одним махом допивает свой кофе.
«Интересно, когда Андерсон трахает ее сзади, она замечает, что он плохо пропылесосил ковер утром?»
Обычно это была последняя дурацкая мысль за все утро, потом на посторонние вещи не остается времени.
Его вызывают на планерку, говорят нужные и правильные слова, советуют, ругают, журят, а Грегори смотрит на свои руки и старается максимально точно запомнить истинный смысл сказанного ему: с двойными стандартами у инспектора всегда были проблемы. Начальственные лица – старые, молодые, одинаково-холенные и так различно-уверенные – на всякий случай повторяют два раза, и инспектор смотрит теперь на чужие губы, стараясь считывать информацию невербально. Лестрейд в конце концов кивает, записывает сухую выжимку указаний в свой пухлый блокнот и уходит, плотно прикрывая за собой дверь.
Салли, ожидающая шефа за чтением какого-то неуставного сайта, слушает план действий на день, невнимательно кивает головой. Ей не хочется ловить преступников или оберегать покой Лондона, в конце концов, агент Донован женщина сильная и оттого очень ранимая, она просто хочет быть любимой.
Текстовое сообщение приходит на середине фразы Грега, где-то между прилагательным и предлогом, Лестрейд заканчивает предложение, вытаскивает мобильник и у всех присутствующих меняются лица.
«Приезжай, я все понял. Ш.Х.»
И они, конечно, едут, и Шерлок, конечно, невыносим: обычный Шерлок – очень худой, встрепанный, бледный до желтизны и обиженно-ребячливый, с ярко-алым засосом на шее. Лестрейду не нужно было быть гением, чтобы догадаться, он давно догадался, еще когда впервые увидел смешного человечка с оттопыренными ушами и в нелепом свитере, прибывшего вместе с детективом-консультантом на место преступления. В одной квартире с этим кучерявым и нервным Холмсом может ужиться только самоубийца или влюбленный, а доктор Уотсон оказывается и тем и другим: влюбленным по уши смертником. Впрочем, как сразу отметил Лестрейд, уши у него замечательные.
- Ну и что вы так долго? – спрашивает обычный Шерлок, когда «группа быстрого реагирования» подъезжает к Бейкер-стрит. – Андерсон, отвернись.
Салли поджимает губы, криминалист скрипит зубами в ответ грубости и спускается вниз, в машину, еще до повторного приказа. Миссис Хадсон предлагает чай новенькому стажеру, любезно забравшему у нее покупки.
Все хорошо.
Потом следует обычная погоня, скорее всего по ложному следу, еще чашка кофе из какой-нибудь итальянской кофейни, взятая на вынос и украденная рассеянным, обычным, Шерлоком во время очередного тупикового обсуждения непонятно чего в самом настоящем тупике где-то позади Риджен-стрит.
В кого-то стреляют. Шерлока осеняет. После короткой рокировки и одного вывихнутого плеча, очередного подонка удается скрутить, общественность – успокоить, Андерсона – загрузить работой, а Салли – отвлечь от грустных мыслей.
Преступлением на самом деле было бы считать, что Шерлок обычно так странно веселится. Когда Шерлок думает – он работает, а когда он изучает сорок видов плесени – вот именно тогда он валяет дурака. Наверное, Лестрейд лукавит, когда говорит, что он ничего не знает о консультирующем детективе с темными вьющимися волосами – он знает достаточно, чтобы ни о чем всерьез не беспокоиться.
После всех необходимых процедур и одного испорченного полотенца, доктор мягко берет обычного Шерлока за руку, и они уходят в туман из сигаретного дыма и неоновых огней осеннего Лондона, затянутого в дожди, как дорогая шлюха в корсет.
Третью чашку кофе Грегори пьет в офисе, сочиняя отчет и лениво пиная впередистоящий стул, на котором сидит Салли и подпиливает ногти. Темза, черная и грязная, равнодушно течет мимо здания из мрамора и бетона. Смеркается. Биг-Бен отсчитывает время. Шерлок и Джон занимаются любовью.
Все в этом мире происходит как обычно.
А вечером, совсем вечером, когда взрослый Лестрейд, которому чуть за сорок, но ближе к пятидесяти, возвращается к себе домой, когда открывает медным ключом старую дверь, из которой его на прогулку выводила бабушка, поднимался наверх, в небольшую комнату, после смерти родителей переоборудованную под кабинет, он понимает, что его никто не ждет.
Дом выстывает за день – из-за экономии приходилось выключать отопление. Дом старый, пыльный, такой же немного седой и потерто-неухоженный, как и единственный жилец.
Есть, конечно, нечего, Грегори меняет один мятый плащ на другой и добредает до итальянского ресторанчика на углу улицы, где официантка в сером фартуке без слов понимает, что именно инспектор хочет заказать. Не то, чтобы у нее есть особая интуиция, просто год от года Лестрейд заказывает одно и то же.
Вино горчит, макароны, приправленные тимьяном, пармезаном и томатным соусом, на вкус напоминают папиросную бумагу. Чашка крепчайшего кофе, черного, как грешные южные ночи, служит отличным снотворным. Грег оставляет деньги на блюдечке с кружевной салфеткой, и несколько фунтов сверх положенного, выходит на улицу, под моросящий дождь – он уже почти спит. Автоматически поднимает воротник плаща. Делает шаг, чуть было не попадая под красный одноэтажный автобус. Бормочет риторически: «Какую страну просрали!». Без приключений добирается обратно до дома.
Это не странно, это обычно - там все так же сыро, стыло и очень уютно, потому что бабушкины очки лежат на старом комоде времен первого премьерства Черчилля, а на миниатюрном телевизоре стоят в вазе свежие цветы: фиалки или ирисы.
Майкрофт, как обычно, спит в кресле. Некрасивый, отталкивающе-спокойный Майкрофт, у которого безупречные опаловые запонки и нос с горбинкой, а еще узкие губы, красивые руки и неприятный властный характер.
- Зачем я тебя себе завел? – спрашивает Грег в пространство, присаживается на пол, утыкается лбом в чужие колени и сидит так минут семь или десять.
- Завел, теперь терпи, - отзывался старший Холмс после паузы, совершенно необычной.
То ли он не спал совсем, то ли едва-едва проснулся.
Каким бы ни был Майкрофт, состояния «обыкновенный» для него не существует. Каждый день он меняет костюмы. Грегори видел на нем то серые, то бежевые, то розовые рубашки. В портфель он всегда складывает разные бумаги: с грифами или с печатями, отсканированные или набранные на машинке, эти документы всегда служат разным целям.
Но надо признать, что без Майкрофта всегда чертовски скучно, а с ним совершенно непонятно. Никогда – легко.
- Твой брат...
- Я знаю.
Он всегда все знает, рыжая шельма, профессиональный игрок в покер высшего разряда, мастер спорта по блефу.
Еще с ним очень интересно. Это как ходить по карнизу, имея в активе только дырявый парашют и чудовищную боязнь высоты. Это как выменять у уличного фокусника настоящую волшебную палочку в обмен на два медяка. Это как любить.
- Пойдем спать?
Лестрейду нравится раздевать Майкрофта, как игрушку, как куклу, как рождественский подарок. На самом деле, это, в общем-то, безобидное действо давно превратилось в целый ритуал: по пуговице – пиджак, жилет, рубашку. Осторожно стянуть галстук. На брюках тоже пуговицы, никакой молнии, и для того, чтобы помочиться, этот невероятный человек каждый раз расстегивает три петельки, а потом застегивает – в обратном порядке.
Грег не застегивает, он не любит застегнутых пуговиц, особенно если дело касается любовника. Грег снимает с него штаны, расправляет стрелки и складывает на стул. Грег снимает с него носки. Грег целует полувставший член сквозь мягкую шелковую ткань боксеров. Грег осторожно проводит ладонями по острым почти безволосым коленям.
- Я не терплю, - говорит он, возобновляя давний спор, – я наслаждаюсь.
Их секс не похож на любовь Шерлока и Джона. Грегори видел, однажды Майкрофт показал видеозапись, и это заставило сначала напрячься, потому что где-то наверняка есть отрывки самого инспектора, самоудовлетворяющегося перед зеркалом и их первой ночи, например. Впрочем, потом Лестрейд расслабился и перестал об этом думать: если кто-то будет смотреть – пусть завидует.
Майкрофт всегда берет его по-разному. Майкрофт всегда берет его – не трахает, не любит, не насаживает на член. Майкрофт берет свое.
Майкрофт помогает себе руками, он везде. Он перекатывает в ладони яички инспектора, он дрочит ему, он двигается в нем, задевает простату членом и это хорошо ровно настолько, чтобы выгнуться в пояснице и подаваться назад, сдерживая стоны.
Шерлок грызет подушку, Джон Уотсон кричит от оргазменного восторга, их же секс проистекает молча, лишь иногда Грегу хочется что-то сказать, но обычно он ничего не говорит.
Его берут. С каждым разом Майкрофт забирает все больше, забирается все глубже, и однажды, Лестрейду на самом деле так кажется, его не останется совсем, и это прекрасно.
Оргазм похож на предчувствие шальной пули, летящей в сердце, которая, как известно, дура, но выстрел следует потом – это облегченная и очень человечная, такая обычная улыбка Майкрофта. Грегори берет в рот его грязный член, потому что сексом они занимаются без презерватива, и отсасывает, пока во рту не становится горько и липко от спермы.
Ему на самом деле нравится так жить. Не потому что он любит, хотя и это тоже. Он просто счастлив каждое утро просыпаться в одной постели с Майкрофтом и две минуты до будильника слышать его ровное спокойное дыхание.
А потом, только потом, начинается его обычный день – его Холмс открывает глаза цвета Лондонского неба и скучным голосом говорит.
- Привет. Я люблю тебя.